Симпатические чернила - Патрик Модиано
— Я познакомился с Ноэль Лефевр несколько месяцев назад у некого Бреноса.
Это было имя человека, который приходил к Хютте и интересовался причинами исчезновения Ноэль Лефевр. Но меня в тот день в агентстве не было, и я жалел об этом. Хютте не дал мне даже приблизительного описания посетителя.
— Вы знакомы с этим Бреносом? — спросил я.
— Знать не знаю. Никогда не слышал этого имени ни от Ноэль, ни от Роже.
Он наверняка ожидал, что я расскажу подробнее об этом человеке, но я ничего о нем не знал. А на бланке кроме его имени был только адрес: 194, авеню Виктора Гюго. Хютте все-таки мог бы мало-мальски просветить меня насчет своего «клиента», прежде чем посылать на задание.
Мне опять надо было что-нибудь придумывать, врать, чтобы попытаться узнать правду. Конечно, меня всегда тянуло вмешиваться в жизнь людей, из любопытства, но еще и из желания лучше их понять и распутать причудливо сплетенные нити их жизни — чего они сами зачастую сделать не могли, потому что этой жизнью жили, я же имел то преимущество, что был просто зрителем или, вернее, свидетелем, как сказали бы на языке правосудия.
— Бренос… это врач… Я познакомился с Ноэль Лефевр в прошлом мае в приемной этого врача…
Он нахмурил брови, явно не очень-то поверив мне.
— В доме сто девяносто четыре, авеню Виктора Гюго… В прошлом мае…
Я пытался придумать еще какие-то подробности, чтобы убедить его, что я не лгу, но, признаться, в тот день это упражнение давалось мне с трудом. Неужели я потерял форму?
— Кажется, она рассчитывала на этого доктора Бреноса, чтобы получить рецепт…
— Рецепт на что?
Я не знал, что ответить. Надо было, прежде чем садиться в метро и ехать до станции «Жавель», хоть что-нибудь записать в блокнот, запастись чем-то вроде шпаргалки. Не импровизировать. «Доктор Бренос»… Звучало фальшиво.
— Она была встревожена… Нервничала из-за своей работы… Ей нужны были успокоительные…
— Вы уверены? А ведь она так радовалась, что работает у Ланселя…
Лансель? Речь шла, возможно, о большом магазине кожгалантереи на площади Оперы. Самое время было рискнуть, чтобы узнать больше, сблефовать, как говорят игроки в покер.
— Она говорила, что далеко добираться до работы, это ей не нравилось… От ее дома до кожгалантереи Ланселя на площади Оперы на метро, если я не ошибаюсь, не меньше двух пересадок?
Он кивал, будто соглашаясь. Да, я угадал верно. Однако у меня больше не хватало духу в тот день продолжать эту игру. Я рисковал всерьез запутаться, двигаясь вслепую.
— Это верно, — сказал он, — она часто жаловалась, как тяжело ей добираться на метро до Ланселя… Неудачно, когда живешь в этом квартале…
— А Роже, кем он работал?
Я задал этот вопрос рассеянным тоном, как будто не придавал ему никакого значения. Эту тактику, чтобы разговорить людей, подсказал мне Хютте. «Иначе, — говорил он, — они могут и на дыбы встать».
— Роже? О, кем он только не работал… Когда я с ним познакомился, он шоферил в компании грузовых перевозок… Потом какое-то время у Орева, флориста в Шестнадцатом округе… Несколько месяцев назад он нашел место помощника заведующего постановочной частью в одном театре… благодаря мне…
Он перечислял разные работы этого Роже с каким-то даже восхищением.
— Роже всегда приземлялся на все четыре лапы…
Судя по всему, это выражение он и Роже повторяли часто, оно было у них чем-то вроде пароля. Но едва он это сказал, как улыбка на его лице стала вымученной.
— А теперь Бог весть, где он… В последний раз, когда я его видел, он сказал мне, что отправляется на поиски Ноэль…
— Она исчезла первой? — спросил я.
— Да. Однажды вечером она просто не вернулась на улицу Вожелас. Назавтра тоже. Я ходил с Роже к Ланселю. Там ничего не знали.
— И вы понятия не имеете, ни вы, ни ее муж, что могло случиться?
Я специально сказал неопределенно: «что могло случиться», предоставив ему самому решать, идти ли на откровенность или признание. Это тоже был урок Хютте: не задавать слишком точных вопросов. Избегать во время допроса любой агрессивности. Подходить к сути «ненавязчиво».
Мне почудилось в собеседнике какое-то смущение, колебание.
— Что вы имеете в виду под «что могло случиться»?
Да, ему стало явно не по себе, он будто подозревал, что мне что-то известно. Но что? Я предпочел не отвечать, пожав плечами. Молча.
— А вы чем занимаетесь?
Я заговорил непринужденным тоном. Улыбнулся ему. Я чувствовал, что снова возбудил в нем подозрения и он, возможно, скрывает от меня какую-то подробность, касающуюся Ноэль Лефевр, ее мужа и его самого. Не могут два человека просто так исчезнуть в одночасье, у кого-нибудь из их близких непременно должна быть догадка, хотя бы смутная, на этот счет.
— Я? Я актер. Уже год хожу на курсы Попеликса.
— И как, успешно?
Должно быть, я проявил бестактность, задав ему слишком прямой вопрос.
— Я снимаюсь статистом в кино, — сухо сказал он. — Это позволяет мне платить за курсы.
Я никогда не слышал о курсах Попеликса. В следующие дни я навел о них справки, так что сегодня могу написать имя без орфографических ошибок: Попеликс, преподаватель драматического искусства, 37, улица Аркад, Париж, 8-й округ. Это объяснило мне иные выражения его лица, позы и жесты, чуточку слишком продуманные, которые я подметил: наверняка его обучили им на курсах Попеликса.
— Но вы, значит, часто виделись с Ноэль? Не понимаю, почему она никогда не говорила вам о Роже…
Он, очевидно, пытался выяснить, какие отношения связывали меня с Ноэль Лефевр, что, судя по всему, его беспокоило.
— Она все же рассказывала вам о своей жизни?
— Вовсе нет, — ответил я. — Мы встречались всего три или четыре раза… вечером, после ее работы у Ланселя… В кафе напротив, на бульваре Капуцинок…
На бланке, в самом начале, значились ее дата и место рождения, но последнее было указано довольно обтекаемо: «Деревня в окрестностях Аннеси, Верхняя Савойя».
— Оказалось, что мы родом из одних мест. Из Аннеси. Мы часто об этом говорили.
Он, похоже, не знал этой подробности жизни Ноэль
