Взрослые люди - Марие Ауберт
Мы обнимаемся.
— Привет, — говорит Марта.
— Привет, подруга, — отзываюсь я. — Рада тебя видеть.
Марта хорошо пахнет чем-то знакомым, мне даже кажется, что от нее пахнет мной. Ее волосы посветлели и выглядят несколько неестественно, а стрижка вышла из моды несколько лет назад.
— Тебе очень идет, — прикасаюсь я к ее волосам.
— Думаешь? — отвечает она. — Мне кажется, они стали слишком светлыми.
— Да нет, ты красотка, — говорю я.
Люди считают меня красивее Марты, так было всегда, и Марта комплексует по поводу своего носа и груди, поэтому радуется, когда я называю ее красоткой. Марту нетрудно обрадовать, надо просто сказать несколько подобных комплиментов. Кристоффер идет вслед за Олеей вокруг дома, мы с Мартой заходим внутрь. Дверь немного скрипит, в доме пахнет дачей, прошедшими летами, старым деревом.
— Ты готова к великому дню? — спрашивает она, пока я заволакиваю свою сумку в маленькую спальню, где всегда ночую.
— Можно сказать и так, — отвечаю я. — Во всяком случае, я готова пить вино.
— А нам надо что-нибудь говорить? — спрашивает Марта и садится на мою кровать. — Ну, нам надо произносить речь?
— Конечно нет, — отвечаю я. — Но я на всякий случай кое-что приготовила.
— Супердочь. — Марта улыбается, при этом уголки ее рта опускаются. — А я нет.
Я снимаю обувь, потому что вспотели ноги. Меня кольнуло, когда она назвала меня супердочерью, а не должно было, ведь она просто мне позавидовала.
— Но я не знаю, обращаться мне только к ней или к ней и Стейну, — говорю я. — Она ведь не рассчитывает на это? Хочешь, я произнесу речь от нас обеих?
— Дорогая мама и Франкенстейн, — провозглашает Марта и поднимает руку, будто собирается чокнуться.
— Стейн приятный человек, Марта, — говорю я и смеюсь.
— Дорогая мама и Эйнстейн, — произносит Марта.
— Дорогая мама и стейк, — вторю я.
Завтра вечером мы будем отмечать шестидесятипятилетие мамы. Марта, Кристоффер, Олея, я, мама и Стейн. Мы будем есть креветок и пить вино. Мама сказала, что мы можем одновременно отпраздновать мое сорокалетие, а я ответила, что это необязательно, ведь прошло уже три месяца. Я не особенно праздновала, сходила с несколькими подругами в ресторан, где мы съели обед из трех блюд и выпили по паре бокалов вина, вот и все, почти все спешили домой к детям. Я до сих пор помню открытку, которую мама получила в девяностые на свое сорокалетие. На ней были надпись: «В сорок жизнь только начинается!» и изображения ракет и фейерверков. Маме открытка показалась веселой и бодрой, она запомнила выражение и весь тот год повторяла: «В сорок жизнь только начинается!» и чокалась с подружками, которые мне запомнились немолодыми женщинами с детьми школьного возраста. На их губах постоянно была высохшая помада, а свои встречи они называли дамскими вечерами. Когда мне исполнилось сорок, я чувствовала себя точно так же, как раньше, и совершенно не думала, что только теперь начнется моя жизнь. На праздничном обеде одна подруга в качестве утешения сказала, что я хорошо выгляжу, а потом заявила, что быть одной не так уж плохо, потому что можно лучше познать себя, а я подумала, что совсем не против познать кого-нибудь другого.
Стейн с мамой уже пять лет. Всякий раз, когда они собираются приехать куда-нибудь вместе, мне хочется, чтобы он остался дома, и мы смогли бы побыть с мамой вдвоем. У него нет детей, и вроде бы он никогда не хотел ими обзавестись. Иногда создается ощущение, что он не понимает, насколько мы с Мартой взрослые, и разговаривает с нами как с подростками. Мама утверждает, что они со Стейном late bloomers[2]. Нас с Мартой передергивает, когда мы слышим это выражение. Да и неправда, мама вышла замуж за папу в двадцать лет, и вот как все вышло. Мне постоянно хочется спросить у нее, хотела бы она закончить так, как я; закончить, думаю я, нельзя считать, что все закончилось, как будто все позади, надо постоянно говорить себе, что все лучшее еще впереди, но иногда мне кажется, что мама, Стейн, Марта и Кристоффер именно так и считают. Они ничего не знают, думаю я, у меня есть план, у меня есть тайна. По-моему, надо рассказать обо всем Марте прямо сейчас, а не дожидаться вечера, я просто сообщу, что собираюсь заморозить свои яйцеклетки в Швеции, а она вытаращит глаза и скажет: «Вау».
— Слушай, — произносит Марта. — Хочешь узнать великую новость?
В выражении ее лица появилось что-то новое, что-то серьезное прячется за улыбкой и немного подрагивает. Я смотрю на нее пару секунд, сначала ничего не понимаю, но потом до меня доходит.
— Да ты что?! — говорю я.
— Да, — отвечает Марта, она улыбается, ее глаза широко раскрываются и увлажняются.
— Вау! — произношу я и присаживаюсь на кровать рядом с ней. — Да ты что?!
Я пытаюсь вспомнить все, что наговорила здесь, пока она сидела и выбирала момент для своей новости, все произнесенные мною глупости, болтовню о пьянке, Стейне и маме. Я спешу обнять сестру, она слегка всхлипывает, как будто глубоко внутри нее раздается гудок.
— Пятнадцать недель, — говорит Марта, хотя я и не спрашивала. Она выпрямляется и вытирает глаза. — Я не хотела ничего сообщать, пока мы не узнали наверняка.
— Черт! — отвечаю я.
Не знаю, что сказать. Я привыкла утешать ее, обнимать, гладить по спине и уверять, что все будет хорошо, вытаскивать время от времени в бар и поить вином, чтобы она переключилась на другие мысли, надо наслаждаться тем, что тебе позволено пить вино, Марта, а мама и Кристоффер считают, что мне прекрасно удается возвращать Марте хорошее настроение и заботиться о ней. Но это другое дело.
— Все еще может пойти не так, — говорю я.
Марта смотрит на меня и удивленно фыркает.
— Пятнадцать недель — небольшой срок, — продолжаю я, — если подумать.
— Да, но теперь мы как минимум можем немного расслабиться, — говорит она резким голосом.
— Я сказала об этом, чтобы ты потом не расстраивалась, — отвечаю я.
— Но я это знаю.
— Боже мой, какая радость! — Я выдаю свою самую широкую улыбку и на всякий случай еще раз сжимаю сестру в объятиях. — Все-таки получилось.
— Да, представляешь, — отвечает Марта со смехом, ей хочется радоваться, а не ссориться. — Мы собирались еще раз попробовать искусственное оплодотворение, и вдруг ба-бах.
— Ба-бах, — повторяю я. — Значит, старинным способом?
— Ага, — отвечает Марта. — Вперед по старинке. — Она сжимает кулак в победном жесте.
Я
