Преломление. Обречённые выжить - Сергей Петрович Воробьев
Что ты искал, я не знаю. Наверное, просто не хотел заболеть какой-нибудь неизлечимой болезнью. Бутейко довёл тебя почти до астмы. Временами ты стал задыхаться. Бросил систему. Размотал полотенце. А потом прочёл где-то, что это был обычный переходный криз. Стоило его пережить, и можно было бы дышать не лёгкими, а кожей. Согласись — это прямой путь к бессмертию.
Но возвращаться к Бутейко ты не стал. Его место занял Порфирий Корнеевич Иванов. Закаляйся как сталь! Каждодневные обливания холодной водой, ходьба босиком по снегу и голой земле. Ты ведь даже ездил к нему на Чувилкин бугор, на хутор Верхний Кондрючий принимать новую истинную веру в нового мессию, то бишь в самого Порфирия и бога его Паршека, которого он считал единородным отцом. А вместе они представляли святую двоицу. В свидетели Порфирий призывал Маркса-Энгельса-Ленина. Все думали, что Порфирий Корнеевич проживёт, как минимум, до 120 лет. Его последователи тоже рассчитывали на такое долголетие, но обманулись. Учитель прожил всего лишь до 85. Но и это неплохо. Всё-таки переплюнул своего предшественника доктора Мюллера. Не говоря уж про Маркса с Энгельсом.
Твои ожидания опять не оправдались, и ты, как человек, не могущий без поводыря и учителя, почти сразу же нашёл себе нового идола — Мирзакарима Сан акул овича Норбекова. Ты посещал его лекции, слушал записи, восхищался его неукротимой энергией, оптимизмом и доходчивым слогом. Он называл себя наставником эры сверхчеловека и пытался доказать, что восприятие эпифизом информации из внешнего пространства есть цель любого мыслящего человека для его совершенствования и притяжения тонких материй Вселенского Космоса.
И ты искренне поверил, что он величайший учёный-суфий и его труды должны изменить не только содержание твоей библиотеки, которая собиралась с величайшим трудом и материальными затратами, но и тебя самого. Я помню, как ты однажды принёс от букиниста два тома «Опытов» Мишеля де Монтеня по сорок рублей за том — больше половины месячной зарплаты, считая это бесценным везением. Вчитываясь в каждую строчку французского мыслителя, ты тем самым придавал смысл своему существованию.
Затем были Гельвеций, Сковорода, Гегель, Ницше, Бэкон, Древняя китайская философия. Но вдруг перед твоим взором появились три нетленные книги бытия Мирзакарима Норбекова: «Опыт дурака, или Ключ к прозрению», «Где зимует кузькина мать…» и «Энергетическая клизма, или Триумф тёти Нюры из Простодырово». После этого с полки было сметено всё предыдущее философское наследие, которое с великим упорством ты собирал, и его место заняли упомянутые книги Норбекова. Они стали тем лучом, который освещает «истинный путь» человека неуспокоенного. Чтобы «Триумф тёти Нюры из Простодырово» не пропал даром и захватил заодно и твоего старого друга, ты подарил мне десять аудиокассет с записями лекций новоявленного гуру из Самарканда.
Приняв этот «бесценный» дар только из чувства уважения к твоим уникальным экспериментам, я быстро засыпал под голос модного кумира. И «вечные» истины, вынутые из потаённых кладовых жизни, оставались неуслышанными. Но для тебя тот «свет в конце туннеля» оказался светом прожектора приближающегося поезда.
В роли поезда выступил неподражаемый Раджниш. Поскольку убежать уже было невозможно, он наехал на тебя в этом нескончаемом туннеле — слишком далеко ты углубился в сжатое и вытянутое пространство поиска собственного Я. Все остальные учителя поблекли в свете учения нового «апостола истины», который с лёгкостью менял себе имена, спорил сам с собой, богател за счёт многочисленных адептов, голосом медиума проговаривал рождённые в его «просветлённой» голове священные мантры, проводя сеансы динамических медитаций.
В 90-е исчез зоркий пригляд за всей без исключения информацией, и хлынули освобождённые потоки печатного слова, сдерживаемые доселе за искусственными дамбами. Среди этих потоков вновь вынырнул Раджниш, называвший себя теперь Ошо, вновь окутавший тебя мистическим дымом и притягательным словом «скромного пророка». Сколько тайн скрывалось в его облаках! А тайна завораживает. И ты пребывал, как заворожённый, в поле его магнетизма. Все предыдущие толкователи ему в подмётки не годились, став недоучившимися школярами и примитивными аутистами.
Это тебя и погубило. Ум твой не выдержал эзотерических изысков Ошо, которые вошли в противоречие с детства усвоенными советскими принципами и взглядами на текущую соцдействительность. Помнишь, ты говорил: «Как была проста и хороша наша жизнь в те далёкие годы. Мы не задумывались особенно над смыслами, а строили что-то большое и невиданное доселе. Оно возбуждало и давало силы для преодоления трудностей»?
Действительно, смыслы скрывались в самой простоте. Мы учились, жили, работали, получали зарплату, которой вполне хватало на скромное существование, влюблялись и скромно, по-советски ухаживали за девушками, ждущими от нас чего-то большего, о котором только догадывались. В 60-е оба влюбились в Эдиту Пьеху. Она казалась эталоном красоты и женственности. Я даже вырезал опасной бритвой из большого рекламного стенда её портрет в синих тонах, лишив поклонников удовольствия лицезреть её плакатную красоту. В то время она давала концерт во Дворце культуры им. Цюрупы. Её портрет я прятал в ученической папке, время от времени показывая его тебе.
«На тебе сошёлся клином белый свет…» — пела певица, и мы верили. Но клин тогда сходился на руководителе ансамбля «Дружба» Броневицком.
Зачем я тебе всё это рассказываю? Чтобы и ты мог оценить пройденный тобою путь, который тесно переплетался с моим. Оказывается, временем можно управлять, отправляясь на пристяжных своей памяти либо в прошлое, либо в будущее благодаря лишь воображению, которое подчас реальнее настоящего. И это нисколько не противоречит теории Эйнштейна, в которой пространство и время представляют собой единое целое.
После службы на Северном флоте я подался во флот гражданский. А если быть совсем точным — в научный. Тогда Страна Советов владела не только самым большим военно-морским потенциалом, но и солидным научно-исследовательским. Многочисленные научные суда бороздили воды мирового океана. И пока я пробирался на белоснежном научном лайнере к берегам Антарктиды, ты вышел на нового гуру, который, взяв тебя за руку, повёл к новым горизонтам самосовершенствования. Это был психотерапевт советского разлива доктор Синельников.
Его книги «Возлюби болезнь свою», «Сила намерения», «Таинственная сила слова» и многие другие стали ещё одним краеугольным камнем твоей жизни. Всё остальное отодвинулось в дальний угол и перестало существовать, кроме холотропного дыхания по методу Грофа. Одно другому не мешало. В итоге ты пришёл к выводу, что во всём
