Наби Хазри - Если покинешь
Над Курой волнуется
Алый стяг!
У холма заветного
На ветру
Старика заметил я
Поутру.
Над Курою шалою
Он стоял,
Руки к стягу алому
Простирал:
- Ты дало селению
Хлеб и свет,
Здравствуй, знамя Ленина,
Тыщи лет!
...Стал моими думами
Алый стяг!
Но отец судьбу мою
Порешил не так.
БЛЕСК
Теперь отец ходил угрюм и замкнут.
И в доме солнце ставнями душил.
Казалось он был выслежен и загнан
В глухую клетку собственной души.
"Где власть моя? И не бывало словно!
Вчера Гасан дрожал передо мной,
Наперекор не смел сказать и слова.
Сегодня - нас обходит стороной!"
...Отец с киркой
Чего бы это ради?
От страшных мыслей содрогался я,
А он работал, на меня не глядя
И ни о чем со мной не говоря.
Воя комната наполнилась известкой
И затхлой пылью рухнувших времен.
Отец дышал прерывисто и жестко.
Да неужели помешался он?
Но, наконец, все стало тихо дома,
И, как из клетки собственной души,
Из черного глубокого пролома
Он осторожно вытащил кувшин
И заглянул в него ожившим глазом,
Как будто снова побывал в былом.
И наклонил тихонько над паласом
И на паласе вырос желтый холм.
О золото, как кровожадно губит
Иных людей пронзительный твой блеск!
У моего отца дрожали губы,
Как будто их за нитку дернул бес.
Отец вдруг застонал и повалился,
Обмякшим телом в золото уйдя.
Колючий блеск меж пальцев заструился.
И всхлипывал мужчина, как дитя:
- Кому, сынок,
Кому пойдет все это?
Ах, время поломало мне хребет!
Он плакал.
Пересчитывал монеты
И упивался звяканьем монет.
Смятение отца мне было чуждо,
И хоть отца жалел я и любил,
Маня влекло совсем иное чудо
Совсем иной я холм боготворил.
И в тот закат
Сквозь сытый блеск металла
Я видел холм божественно-земной
Травинкой каждой,
Каждым маком алым
Навеки породнившийся со мной.
И видел я кувшин в ладонях Пери,
Веселым солнцем полный до краев.
И облака в него роняли перья
С веселым бескорыстьем облаков,
Моей души разбуженную жажду
Мог утолить лишь родины родник.
...Ах, отчего отец так смотрит жадно.
Зачем так жадно к золоту приник?
Когда он собирал в кувшин монеты,
Не заставлял ли плакать он других?
Отцу, наверно, кажется, что это
Сжимает солнце он в руках своих.
А золото, оно сулило смуту,
Отсвечивало хищно на стене,
Но, видно, понимал я слишком смутно,
Какой бедой оно грозило мне.
И многое прошло сторонкой мимо...
Еще понять мне было не дано,
Что блеск тот - потухающего мира
Последний луч,
Последнее звено.
РЕШЕНИЕ
Луна покатилась по гребням гор,
Река подхватила ее отраженье.
Вынесло время свой приговор
Отец объявил о своем решенье:
- Едем, готовься!
- Отец, куда?
В ответ он глаза хитровато сузил:
- Туда, где сушей станет вода.
И обернется водою суша!
Для нас, что ли, места другого нет?
- Но для чего нам, отец, другое?
А он указал мне на холм монет.
Трясущеюся рукою:
- Прикажешь на улицу выбросить мне
Чуть ли не вырванное зубами?
В отцовских зрачках,
В их ночной глубине
Зашевелилось гневное пламя.
- Отец, ты к плохому решенью пришел!
Как же нам родину бросить?
- Хватит!
Родина там, где жить хорошо!
Здесь оставаться? Чего это ради!...
Ради чего?
Я представил холм.
Буйные волны Куры запели,
Птица летела, махая крылом,
Вслед за зарею моей, за Пери.
Лесом запахло, землей, травой,
Дрогнуло сердце от горного гуда...
- Нет! - Я упрямо тряхнул головой.
Я никуда,
Никуда отсюда!
Медленно голову поднял отец,
Мутно взглянул на меня, тревожно.
Я продолжал:
- Но пойми, наконец,
Как мне уехать? Мне - невозможно...
Плакал ли я, задыхаясь в слезах,
Или кричал, иль стонал?
Не знаю.
Только застыли его глаза.
Я и сейчас их не забываю:
Горе само и сама печаль.
Само отчаянье и мученье.
И мне отца становится жаль,
Меня охватывает сомненье.
Воспоминаний плывут облака:
Детство мое, отец одинокий,
Отцовская ласковая рука...
Многим обязан ему я, многим.
В окна сочится лунная медь,
В ней и весною - запах осенний,
Будто орел, что не в силах взлететь,
Нервно молчанье бьется о станы.
Отец славно канул в сонный туман,
Опухшие веки прикрыты туманом...
Но вот его пальцы скользнули в карман
Сверкнула холодная сталь нагана.
- Коль не уедем в иные края,
Видишь две пули, так знай, мальчишка!
Одна - твоя,
Другая - моя.
И крышка!
И снова голос неумолим:
Денег у дяди - сколько угодно!
Только б скорее встретиться с ним,
Слышишь, Сафар,
Уезжаем сегодня.
Не навсегда уезжаем, сынок,
Все переменится к лучшему вскоре...
Еще я цеплялся за все, что мог:
- А как же мое учение в школе?
- Школы любые найдутся там.
Деньги на крылья свои поднимут,
Промчат по невиданным нас местам.
Деньги, что мертвые, страха не имут.
Я не перечил больше отцу.
Гневные искры в нем потухали:
- Готовься, коней подведешь к крыльцу.
Выедем с первыми петухами,
Покамест селение будет спать.
Выедем так, чтобы не было шуму.
А я об одном уже только думал:
"Пери надо мне повидать".
ТАЙНА ОДНОЙ НОЧИ
Плачь, влюбленное сердце, плачь!
Как с любимой, с родной расстаться?
Тело - мертвое без души.
Можно ль телу с душой расстаться?
Звездам расстаться ли с вышиной?
Небу ль расстаться с ширью земной?
Гору туман покрыл пеленой.
Как туману с горой расстаться?!
...И в саду ночном я встретил Пери.
Мы пошли тропою вдоль оград.
В лунной пене, в серебристой пене
Затаился яблоневый сад.
Видно, он почувствовал измену,
Видно, разгадал мою печаль
И молчал сочувственно - надменно.
Как-то укоризненно молчал,
И бросал расплывчатые тени...
Как сказать, что ждет нас впереди?
Ведь бывает, что одно мгновенье
Целую судьбу определит.
- Пери, Пери! Помнишь капли с веток?
Помнишь, говорила мне тогда,
Что со мною - хоть до края света,
Что со мной - на долгие года...
- Я от слов своих не убегаю.
Хочешь, повторю их, дорогой?
- Ну, тогда готовься - уезжаем.
- А куда?
- Ах Пери, далеко!
- Все же, что за край такой далекий?
- Поглядишь!
- Скажи мне, наконец.
- Голова куда - туда и ноги.
За границу едет мой отец.
- Что с тобой! В какую заграницу?
- Не могу перечить я отцу.
Дрогнули испуганно ресницы.
Тень прошла смятенно по лицу:
- О Сафар, подумай хоть немного!
Только что свободным стал народ.
Вышел на счастливую дорогу...
- Это все твой брат тебе поет.
- Но, Сафар, ведь говорит об этом
Не один Кямал, а все село!
- Ты должна готова быть к рассвету.
Торопись, пока не рассвело.
- Что надумал ты? В какие дали?
Лучше посылал бы ты сватов!
Видишь, землю всем сельчанам дали,
Будет все - и хлеб у нас, и кров.
Втайне я и соглашался с Пери:
В утро то на площади большой
Я ли новой власти не поверил?
Я ли не был счастлив всей душой?
Ну а тут от страха, иль от горя,
Или сам не знаю отчего.
Стал я злиться,
Стал я с Пери спорить:
- Это все от брата твоего!
И невесты большевички стали!
- Большевичку, что, любить нельзя?
Взгляд моей невесты стал печален.
Стали отчужденными глаза.
- Пери, неужели разлюбила?
- Ах, Сафар, неужто жизни - врозь?
- Ты ж о крае света говорила!
- Говорила!
- Что ж с тобой стряслось?
- Для меня край света - край отчизны.
А за краем Родины - не жизнь...
Две тропинки - две различных жизни
В эту ночь от сада разошлась.
"Коль не едет - значит, разлюбила.
А любила б - так бы не могла".
Далеко тропинки разводила
Лунная двусмысленная мгла.
Зыбкие, расплывчатые тени...
Так порой бывает на земле,
Что ошибку одного мгновенья
Не исправишь даже за сто лет...
Я вернулся заполночь из сада.
На тахту измученно прилег:
"Мне забыться, мне забыться надо,
Хоть во сне забыться на часок!"
Но меня тяжелые раздумья
Утопили мстительно в себе,
Все огни души моей задули,
Повинуйся, человек, судьбе!
Мне б тогда засесть бы за учебник.
Убежать в Баку
Покинуть дом.
Чем бы рисковал, скажите.
Чем бы?
Прокормился б собственным трудом.
А потом трудился б в школе сельской.
Все работе отдавал бы я.
Чтобы дети деревень соседских
Грамоте учились у меня.
Чтоб за мною детство повторяло
Самые заветные слова,
Чтобы на земле моей витала
Обо мне хорошая молва.
