Семен Бытовой - Багульник
- Коршун?
- Канюк, - сказал Харитон Федорович. - Сейчас спикирует!
Юрий впервые слышал про канюка и, задрав голову, тоже стал следить за птицей, которая, сделав почти замкнутый круг над прибрежными тальниками, вдруг сложила свои широкие короткие крылья и приготовилась ринуться вниз. Но Буров опередил. Вскочив, он закричал, захлопал в ладоши, и канюк, мгновенно разбросав крылья, качнулся и ушел в небо.
- Что, бандюга, не удалось? - добродушно рассмеялся Буров, садясь на свое место.
В его поведении было столько веселого, мальчишеского, что Юрий невольно подумал: "Нет, сердце этого человека, несмотря ни на что, не зачерствело!"
- А я сперва подумал, что это коршун, - опять сказал Юрий.
- Нет, Юрий Савельевич, - возразил Харитон Федорович. - Я их тут на Бидями до тонкости изучил. У коршуна оперенье буровато-черное, а в полете он сразу узнается по раздвоенному хвосту. А это был самый что ни на есть канюк.
Они миновали сильно выдававшийся каменный выступ скалы, и, когда на противоположном берегу показался отвесный, подмытый яр, до Бидями осталось еще километров двадцать.
- Когда же вы, Харитон Федорович, попали на Бидями?
- Вскоре после войны, - он закурил, закашлялся, потом, с усилием переведя дыхание, сказал: - Все еще не привык я к "Беломору", надо бы махорочку захватить.
- Обидно, очень обидно, - сказал Юрий, следуя своей мысли.
- Не то слово, - возразил Буров. - Ведь в то время не знали мы истинной причины происходящего. А нынче, когда партия ленинские нормы восстановила, чего же обижаться. Главное, что не сломились мы, верили, огню душевному погаснуть не дали. - И, затянувшись папиросой, спросил: Щеглова Сергея Терентьевича знаете?
- Слыхал о нем много хорошего, а увидел впервые, когда с вами приезжал.
- Добрейшей души человек. А первый мне не понравился. Перед моим восстановлением в партию ходил я к нему на прием. Так он, знаете, вроде допроса учинил. "Почему, да как, да отчего?.." - хотя заранее все знал про меня. Ведь перед ним мое личное дело лежало. Я тогда подумал: "Нет у него настоящего партийного доверия к людям. Поэтому, думаю, и людям от него тяжко, да и самому, вероятно, нелегко", - заключил Харитон Федорович.
- Уже решено, что Щеглов переходит в Агур?
- Обком рекомендует. Ничего, Щеглова изберут. Его здесь каждый человек в лицо знает, запросто за руку здоровается. - И спросил: - Ну как, Юрий Савельевич, с вами-то мы поработаем?
- Смотря как сложатся обстоятельства, - уклончиво ответил Юрий.
- Какие там обстоятельства! - шутливо возразил Буров. - Помните, у Фадеева в романе "Разгром" насчет Левинсона сказано: "Нужно было жить и исполнять свои обязанности". Хорошие слова. Я всегда в памяти их держу. А что там загадывать - как сложатся обстоятельства! Они уже крепко сложились, Юрий Савельевич! Надо жить и исполнять свои обязанности!
- Гребите, нас занесло! - вдруг закричал Юрий.
Увлеченные разговором, они не заметили, как течение понесло ульмагду на перекат. Буров схватил шест, отогнал лодку с переката.
Вдали уже виднелся гористый берег Бидями, самого бурного из притоков Турнина.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
Прошло пять лет...
Однажды, когда у Полозовых возникла дискуссия, оставить ли Клавочку в Ленинграде, супруги чуть было не поссорились. Ольга настаивала, что нужно уступить бабушке, что Наталья Ивановна чувствует себя вполне здоровой и сможет уделить Клавушке столько времени, сколько потребуется. Юрий, наоборот, решительно возражал и в пылу спора заявил, что Ольга, мол, просто-напросто хочет спихнуть дитя в чужие руки. Она рассердилась и заявила, что это оскорбительно и для нее, Ольги, и тем более для Натальи Ивановны, считать бабушкины руки чужими.
- Ты меня неправильно поняла, - пробовал оправдаться Юрий. - Я вовсе не собирался никого обижать. Но заранее знаю, что без дочери нам будет скучно.
И Ольга сказала примирительно:
- Ладно, Юра, может быть, с поездкой еще ничего не выйдет.
- Почему? Нам уже давно полагается отпуск.
- Тебе очень хочется поехать?
- Ну знаешь, Оля, тебя действительно трудно понять! Вчера ты говорила, что тебе необходимо ехать, сегодня ты вроде отказываешься.
И она откровенно призналась:
- Очень боюсь, что Берестов здесь без меня не справится. Через месяц-другой достроят больницу, потом надо будет ее оборудовать...
Молодой врач Алексей Константинович Берестов, или просто Алеша, как его по-приятельски называл Юрий, приехал в Агур прошлым летом, сразу после окончания дальневосточного мединститута. Он жил в той самой крохотной комнатке при больнице, которую когда-то занимала Ольга.
- Ты, Олечка, какая-то одержимая, честное слово. Так приросла к своему Агуру, что на каких-нибудь два месяца не можешь с ним расстаться. А твоя будущая диссертация? Или ты уже раздумала?
- Что ты, Юра, я уже столько сделала, - и, выждав минуту, сказала: Вот если бы вместе...
- Ты это о чем? - не сразу понял Юрий.
- Помнишь, ты мне говорил про дальневосточный ясень...
- Ну, говорил. Но актуально ли это? Приеду в Ленинград, зайду в Лесотехническую академию, посоветуюсь. Может быть, что-нибудь поинтереснее ясеня найдется.
- Тогда кедр, - неуверенно подсказала она, запустив пальцы в его мягкие волосы.
- А может быть, бук или тис? - засмеялся Юрий.
- В нашей тайге нет ни бука, ни тиса. Это я точно знаю.
Он недоуменно пожал плечами:
- Ну и заноза ты, Оля, честное слово. Ведь я не лезу в твою медицину. Не лезь и ты в мои леса!
- Я не лезу, я только советую тебе не мудрить, не распыляться.
- А если меня интересуют пальмы или кактусы! - уже не очень ласково сказал он.
- Если бы они росли в дальневосточной тайге, я бы не возражала и против кактусов.
- Вот бы и насадила их в Агуре по берегу Турнина! А вообще, ты хотела бы, чтобы все делалось так, как тебе лучше. Это, прости меня, чистейший эгоизм!
- Ну вот, так я и знала. Ты меня уже второй раз называешь эгоисткой.
- Неужели второй? - засмеялся Юрий и хотел обнять ее, но она обиженно отстранилась. - Что с тобой?
- Юра, это правда, что мне говорил Харитон Федорович?
Он сделал вид, что не понял, и хотел было взять со стола папиросу, но Ольга остановила его.
- Что это значит, Оля?
- Мне Буров говорил, что ты отказался подписать новый договор...
- Ах, вот ты о чем! - он пробовал улыбнуться, но улыбка получилась у него фальшивой. - Это же чистая формальность.
- Но ты отказался? Правда?
- Я сказал Бурову, что подумаю... посоветуюсь с женой...
- Почему же ты не советуешься?
- А ты уже подписала?
- Разумеется, - твердо сказала Ольга, решив испытать его.
- Вот видишь, даже не посоветовавшись с мужем! - Он закурил, прошелся по комнате и, вернувшись к столу, сказал: - По-моему, настало время подумать, как будем жить дальше. Мы с тобой честно отработали в Агуре сверх положенного, с большим избытком, строго следуя букве закона, как говорится, так что никто ни в чем упрекнуть не сможет. Теперь нам приходится думать не только о себе, но и о будущем дочери. Впрочем, то, что ты продлила договор на новый срок, не имеет никакого значения. Я как-никак глава семьи, и решающее слово - за мной.
- Юра! Что ты задумал?
- Оля, теперь поедем в отпуск. Узнаем, какая в Ленинграде ситуация. Кроме того, ты столько раз говорила, что беспокоишься о маме...
Она промолчала, по лицу ее пробежала нервная дрожь. Потом она тихо, но достаточно твердо сказала:
- Юра, я отсюда не уеду!
Он сделал над собой усилие, чтобы промолчать.
- Я чувствую, ты хочешь поставить меня перед свершившимся фактом! сказала Ольга прежним голосом. - И это, Юра, нечестно с твоей стороны!
- Ну вот и посоветовались! У других между супругами существует единство, а у нас, Олечка, что-то не так...
- Я в последнее время сердцем чувствовала, что ты неискренен, что ты что-то скрываешь от меня. Но ты, Юра, удивительно последователен.
- В чем же я последователен?
- Помнишь, когда мы еще не были мужем и женой, ты довольно часто употреблял слово "отработать". И вот опять...
- Хорошо, если тебе не нравится слово "отработать", пожалуйста, я его больше не буду произносить. Мы честно "поработали", и пора подумать, как быть дальше. Потом, я не формалист. Дело не в этой филькиной грамоте! Подумаешь, договор!
- Конечно, дело это добровольное. Но ты должен посчитаться и со мной! Что же мне, бросить мою работу на середине?..
- Зря ты заранее волнуешься! Съездим в отпуск, а там видно будет... Ничего лучшего не найдем, вернемся в Агур.
Ольга закрыла лицо руками и заплакала.
- Оказывается, и у каменных хирургов глаза на мокром месте, - сказал он с иронией. - Успокойся, сюда идет Алеша.
Ольга быстро вытерла глаза, схватила полотенце и подбежала к рукомойнику.
Вошел Алексей Берестов - выше среднего роста, широкоплечий, с очень развитыми мускулистыми руками, покрытыми бронзовым загаром. Его открытое энергичное лицо с некрупными, глубоко сидящими черными глазами спокойно улыбалось.