Том 3. Городок - Надежда Александровна Лохвицкая
– Не долог и не нов рассказ, как сказал один поэт. Этак вы двадцать лет просидите, если, конечно, раньше не умрете от такой жизни. Удивительно, как у вас у всех мало инициативы! Ткнула вас судьба носом в какую-то ерунду, вы и сидите и шелохнуться боитесь, точно гуси, которым через клюв мелом черту провели.
– А что же делать-то? – робко спросил Угаров.
– Что делать? Вот посмотрите я. Я всего четыре дня в Париже, а у меня в портфеле уже четырнадцать предложений. Нужно только детально ознакомиться с ними и выбрать. И заметьте, это все без оборотного капитала, а будь у меня хоть несколько сот франков…
– А у нас есть тысяча, – сказала Угарова, – да мы трогать боимся.
Вязиков оживился.
– Да? У вас тысяча? Послушайте, да ведь это же безумие держать деньги под замком, когда вы можете, начав с этими пустяками, через год быть обеспеченными людьми. Постойте, я к вам завтра же зайду, и мы потолкуем. Ей-Богу, мне вас жалко! Вы когда дома-то бываете – наверное, только к обеду? Ну вот, я к обеду и зайду.
– Он хороший, – говорил в тот же вечер Угаров своей жене. – Он сказал: «Мне вас жалко».
На другой день Вязиков пришел прямо к обеду. Угарова поделилась с ним супом и макаронами, которые сама варила на спиртовке. Он поел и тотчас же ушел, обещав зайти завтра, чтобы окончательно столковаться.
– Видно, что хороший человек, – сказал про него Угаров.
– И дельный, – прибавила жена.
Хороший и дельный стал ходить каждый день обедать. Иногда сидел весь вечер.
– Предложить бы ему ночевать у нас. Человек деликатный, сам сказать стесняется.
– И то правда. Ходит-то ведь он сюда из-за нас же. Проекты-то для нас вырабатывает.
Вязиков ночевать, слава Богу, согласился.
– А где же вы храните вашу знаменитую тысячу? – спросил он как-то вскользь.
– Да здесь, в комоде. Мы и не запираем никогда. Прямо в коробке из-под папирос лежит. По-моему, запирать все на замок как-то оскорбляет прислугу. Точно уже все кругом воры! Отельчик наш хотя и скверный, но прислуга честная, никогда ничего не пропадало.
На другой день, когда супруги уходили на работу, Вязиков сказал, что останется дома – «кое-что разработать».
Вернувшись, его не застали, и к обеду он не пришел.
Забеспокоились.
– Не случилось ли чего?
Не пришел и на другой день.
Доставая мужу носовой платок, Угарова удивилась, что в комоде все перерыто. Стала прибирать, заглянула в папиросную коробочку – пятисот франков не хватало.
– Неужели ты можешь думать, что это он? – испугался Угаров.
– А если даже и он. Значит, временно понадобилось. Очевидно, завтра все и объяснится.
– Ну конечно! Если бы это какой-нибудь вор украл, он бы все взял. Ясно, что это Вязиков и что нужно было именно пятьсот на какой-нибудь спешный задаток.
– Для нас же человек старается.
Вязиков не приходил.
– А знаешь что? – додумался Угаров. – Пожалуй, что это он и не для дела взял, а по нужде. Понимаешь? Чтобы при первой же возможности так же незаметно вернуть, как незаметно взял.
– Ну конечно! Не стал прямо у нас просить. Он из деликатности так и сделал. А теперь, пока не раздобудет этих денег, из деликатности и приходить не будет.
– Господи, Господи! Может быть, без обеда сидит.
Долго горевали. Наконец решили – если придет, делать вид, что ничего не замечали, и всячески давать ему возможность подсунуть деньги обратно.
– Человек ведь деликатный. Человек стесняется.
Уходя, оставили прислуге ключ, чтобы непременно дала его Вязикову и не мешала ему сидеть в комнате и заниматься сколько захочет.
– Только вряд ли он днем придет. Он ведь знает, что нас днем не бывает.
– Ах, только бы не догадался, что мы заметили. При его деликатности это было бы ужасно!
Вернувшись вечером, с радостью узнали, что Вязиков приходил.
– Ага! Я говорил!
– Нет, это я говорила!
Вязиков приходил, но пробыл всего несколько минут, причем двери запер.
Супруги перемигнулись.
– Ага! Ну кто был прав? Знаю я людей или нет?
– Ну теперь посмотрим короб… да где же она?
Коробки в комоде не было.
Пошарили еще. Шарили долго.
Нашли ее уже утром, под комодом, пустую.
Вязиков больше не приходил.
Угаровы никогда между собой не говорили о нем. Только раз Угаров задумчиво сказал:
– А все-таки подло с нашей стороны, что мы его подозреваем.
Но тут же сконфузился и смолк.
Григорий Петрович
Его так зовут: Григорий Петрович.
Был он когда-то капитаном русской армии. Теперь он беженец.
В Париж попал не совсем уж бедняком. У него было две тысячи франков.
Но как человек практический, а главное, насмотревшийся на русское беженское горе, решил деньги эти поберечь про черный день (точно чернее нашей жизни теперешней что-нибудь может быть!) и стал искать поскорее заработков.
Пущены были в ход самые высокие связи – русский трубочист и бывший полицмейстер. Судьба улыбнулась. Место нашли в русском гастрономическом магазине. Быть приказчиком.
Григорий Петрович раздул ноздри и сказал хозяину:
– Постараюсь, как честный человек, честно выполнить принимаемую на себя обязанность.
Хозяин посмотрел на него внимательно и задумался.
Григорий Петрович надел белый передник, зачесал волосы ершом и принялся изучать товар. Целый день тыкался носом по кадкам и ящикам и повторял:
– В этой кадке огурцы, в этой кадке чернослив, в этом мешке репа. В той коробке абрикос, в той коробке мармелад, на тарелке грузди. Справа в ящике халва, слева в кадочке икра, в центре макароны…
Хозяин долго слушал, наконец робко спросил:
– Для чего, собственно говоря, вы это делаете?
Григорий Петрович очень удивился:
– То есть как это так «для чего»? Должен же я знать, где что находится.
– Да ведь товар-то весь на виду – взглянете, все и увидите.
Григорий Петрович еще больше удивился:
– А ведь вы, пожалуй, правы. И ваша система значительно упрощает вопрос. Действительно, если посмотреть, так и увидишь. Весьма все это любопытно.
Через недельку обжился, пригляделся и пошел торговать.
– Вам, сударыня, чего прикажете? Творогу? Немножко, по правде говоря, подкис, однако если не прихотливы, то есть сможете. Конечно, радости в нем большой нет. Лучше бы вам купить в другом месте свеженького.
– Да разве это можно? – удивляется покупательница. – Мне ваша хозяйка говорила, что вы специально на какой-то ферме творог заказываете.
– И ничего подобного.
– Она говорила, что, кроме вашего магазина, во всем Париже творогу не достать. Я вот с того конца света
