Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан !
Женщина в черном заметила, что я бросил взгляд на газету, которую она продолжала держать в руках, поспешно сунула газету в сумку. Сумка у нее тоже была черная.
Она положила сумку на стол и уставилась на меня таким же настойчиво-пронзительным взглядом, каким смотрела от дверей. Глаза ее были глубоки и тоскливы. Сухое длинное лицо оставалось неподвижным. Когда-то она была красивой, но, видно, заботы, заботы, слишком много забот оставили след на этом лице.
- Иван, буть другом, принеси для мадам оранжад, вы не возражаете? покончив с делами, я повернулся к ней. Татьяна Ивановна присела между нами. - Итак, я слушаю, мадам, простите, не знаю, как вас зовут.
- Мое имя вам ничего не скажет, - отвечала она, судорожно теребя сумку, - но ваше мне известно давно. Вы очень молоды и хорошо выглядите. У вас сегодня радостный день. - Она указала глазами на медаль.
- Я не отказываюсь, мадам, нынче действительно приятный для меня день. Мне присвоили звание почетного партизана, если вы слышали...
- Я не была на ваших церемониях, - продолжала женщина, и в глазах ее сверкнул огонек, - но слышала, что они проходят очень торжественно: знамена, цветы, речи.
- Можете поехать с нами, - предложил я, не переставая наблюдать за ней. Что-то неуловимое в ее взгляде невольно настораживало меня, и важно было найти правильную линию, чтобы не сбить ее. - Мы скоро поедем на могилу моего отца, он погиб в Бельгии.
Иван принес бутылку оранжада и сел за столик четвертым.
- Я не поеду с вами, - она явно старалась сдерживать себя, и у нее неплохо получалось. - Скажите, мсье, сколько вам лет? Наверное, вы так же молоды, как ваш отец, когда он находился здесь?
- Увы, мадам, я уже на два года старше его.
- Нет, я не поеду с вами на могилу, - упрямо повторила она. - Мой муж был таким же молодым, он мог бы еще долго жить, но вчера я была на его могиле, там не устраивают шумных церемоний...
- Она в трауре, - изрек Иван, потягивая мартини.
- Простите, мадам, - сказал я, продолжая выжидательную линию. - Я мог бы сразу догадаться, приношу вам свое соболезнование, мадам. Что случилось с вашим мужем, если не секрет?
Надломленная улыбка перекосила ее лицо, но она все же сумела взять себя в руки.
- Его убил ваш отец, Борис Маслов, - решительно произнесла она, не сводя с меня глаз.
У Ивана тут же челюсть отвисла, и я сначала увидел эту отвисшую челюсть и испуг в глазах Татьяны Ивановны, а уж потом смысл перевода дошел до моего сознания. Так вот что ее мучило, спокойно, не будем горячку пороть, не так все это просто, как кажется. И она не случайно сюда заявилась.
- Я дальше не стану переводить, - сказала Татьяна Ивановна, вытирая платком взмокшее лицо.
- Отчего же? - возразил я с усмешкой. - Пусть мадам скажет все, что хочет сказать. Ведь мы находимся в свободной стране, не так ли?
- Я заставлю ее замолчать, - опомнился Иван.
- Молчи, Иван, приказываю тебе. Сам сумею ответить, - я уже полностью овладел собой, пытаясь сообразить, что может значить этот визит. - Так что же она сказала? Что-нибудь об отце? Говорите, не стесняйтесь.
Женщина повысила голос, пальцы, сжимающие сумку, побелели. Наконец-то в ее глазах сверкнула давно сдерживаемая ненависть. Как же глубоко эта ненависть сидела, если так долго прорывалась наружу.
- Она говорит, что ваш отец убийца, - выдавила из себя Татьяна Ивановна. - Больше я не могу вам сказать.
- Спокойно, Татьяна Ивановна, сейчас разберемся, кто тут прав, а кто виноват. Не думаю, чтобы отец просто так вошел в дом и убил человека. Это, наверное, ваш муж первым напал на него? Что же вы молчите, я жду. Тогда ведь война была, Татьяна Ивановна, что же вы робеете? - Но Татьяна Ивановна уже вышла из строя, и я повернулся к женщине в упор к ее ненавидящим глазам. - Война, пиф-пиф. Или ваш муж - моего отца, или отец - вашего мужа. Я, между прочим, тоже сирота, а мать моя - вдова, да скажите же ей, Татьяна Ивановна. Теперь понятно, почему она свое имя не захотела назвать.
- Как это ужасно, - тупо повторила Татьяна Ивановна, заламывая руки и прижимая ладони к щекам. - Она говорит то же самое.
Женщина встала, расстегнула сумку. Я тоже поднялся, следя за ее руками. Так мы стояли лицом друг к другу.
- Убийцы, вы убийцы! - в бессильной злобе твердила она, - вот вам, вот... - она выхватила газету, скомкала ее.
Луи уже подходил к столу. За ним спешили Антуан и президент. Я бросился навстречу.
- Иван, быстро спроси у Луи, знает ли он ее? - Я тут же повернулся, услышав шорох, но женщины у стола уже не было. Черный костюм мелькнул в крутящейся двери, на столе валялась разорванная газета. - Иван, живо!
Иван грузно кинулся к двери, Антуан юркнул следом.
Мы подошли с Луи к столу. Татьяна Ивановна сидела в прежней позе, прижав руки к щекам. Я разгладил ладонью газету, фотография была разорвана. В зале, кажется, никто не заметил, что случилось в нашем закутке.
- Татьяна Ивановна, полноте, - я оторвал от лица ее руку, - ничего же не случилось, успокойтесь, прошу вас.
- Простите меня, это уже прошло, - она подняла голову, виновато улыбнулась. - Меня потрясло то, что она говорила то же самое.
- Что такое? Что тут произошло? - вопрошал подоспевший президент.
- Небольшая демонстрация протеста. Как говорится, свобода собраний.
Татьяна Ивановна, сбиваясь, объяснила президенту. Луи было кинулся к дверям, но снова вернулся к нам. Лицо Поля Батиста оставалось непроницаемым. Потом он подошел ко мне.
- Господин президент приносит вам свои извинения за случившийся инцидент, но они могли арендовать только половину зала, и хозяин оставил двери открытыми, иначе сюда не проникли бы посторонние люди. Господин президент весьма сожалеет, сейчас он обратится к хозяину.
- Нашли, о чем сожалеть, - я даже рукой махнул. - Это только к лучшему. Кое-что начинает проясняться. Спросите у Луи, Татьяна Ивановна, он успел разглядеть эту женщину в черном костюме?
- Нет, он никогда не видел ее, он уверен в этом, - ответила Татьяна Ивановна.
- Тогда, выходит, это работа "кабанов", - заключил я. - Кажется, на сей раз демонстрация закончилась моим поражением. Лозунги нам больше не понадобятся. Долго придется искать эту мадам.
Подоспевший Иван подтвердил мои предположения: женщина села в машину и уехала в сторону Льежа.
- Надо было за ней пуститься, - подсказал я с опозданием.
- Я хотел, - оправдывался Иван. - Я шел за ней, а моя машина стояла в другом конце, я бы все равно не успел. Она уже уехала.
Антуан положил передо мной листок, на котором было написано: 9325Х.
- Браво, Антуан! Мне бы самому ни за что не догадаться. Теперь-то мы ее найдем.
- Она живет далеко. Этот номер из Западной Фландрии, - пояснил тот, у них такие буквы в индексе.
- Хорошо, что не из Западной Германии, - засмеялся я, - вот тогда ты задал бы мне загадку.
- В машине сидел мужчина, - продолжал Антуан. - Он ждал ее и курил сигару. Машина была синяя, марка "Феррари".
- Тоже неплохо. Сигара приобщается к делу в качестве главного вещественного доказательства. Но ты не сказал мне сорт сигары. Без этого я не смогу работать.
Антуан засмеялся.
- Я тоже видел, как он курил сигару, - подтвердил Иван. - И вообще, у него был вид капиталиста.
- Спасибо, Иван. Если он еще и капиталист, то мы его быстро найдем. Я повернулся к Татьяне Ивановне. - Так что же все-таки она говорила? Что такое то же самое?
- Она говорила, что ее ребенок рос сиротой без отцовской ласки, и она осталась вдовой на всю жизнь.
- Это же лирика, Татьяна Ивановна. Бедная вдовушка укатила на шикарном лимузине к своей бедной сиротке - какая трогательная картина. А тогда, между прочим, война была. А на войне, между прочим, пули летают.
Я решительно направился к стойке, за которой президент вел переговоры с хозяином. От стойки отделился коренастый мужчина со смуглым лицом. Он протянул мне руку.
- Он все слышал, - перевел Иван, - как ты с ихней мадам разговаривал, и после этого он имеет честь пожать твою партизанскую руку.
- Разрешите представиться, - сказал смуглолицый, голос его был сухим и решительным. - Матье Ру.
- Боже мой, - вздохнула за моей спиной Татьяна Ивановна, - неужели эта ужасная война никогда не кончится?
ГЛАВА 14
Нет, не таким представлял я его. И встреча наша рисовалась по-иному, думалось: сам его найду, сам начну наш мужской разговор. Я и первую фразу придумал. "Здравствуйте, Матье Ру, - сказал бы я. - Вот мы и встретились, мсье, похоже, вы меня не ждали?"
И снова все перевернулось. Он и рта не раскрыл, а я уже знал, что он скажет: на мосту не был. Ничего нового он мне не скажет.
Он смотрел и улыбался, веселые морщинки собрались в уголках глаз.
Я изобразил ответную улыбку.
Он продолжал улыбаться, взбираясь на табурет. Я расположился рядом. Коль он сам явился, пусть сам и доложит, с чем пришел.
Президент Поль Батист завершил переговоры с хозяином и присоединился к нам.
- Мсье де Ла Гранж, - произнес я, - весьма сожалею, но сегодня вечером мы не поедем к Матье Ру.
