Птаха - Кортни Коллинз
На полпути вверх по лестнице до Марджи доходит: Элси не выбежала с ней поздороваться. Вероятно, спит. Поздно уже. Наверняка свернулась калачиком на кушетке. Марджи почешет ей живот, ляжет рядом и будет спать, спать.
Но кушетка пуста. Она проводит руками по покрывалу и поправляет подушки – попытка навести порядок и взять себя в руки.
Элси, говорит она, словно собака где-то рядом, словно она зовет ее ужинать.
Элси, девочка.
Марджи прислушивается – вдруг собачьи лапы топочут по ступенькам? Ничего. Кажется, ее опять сейчас стошнит. Она обходит дом, заглядывает в ванную, где Элси любит спать на холодном кафеле, под кровать, за кучи одежды. Открывает все шкафы, все ящики, даже те, куда Элси вряд ли поместилась бы. Берет с холодильника собачий корм и шуршит пакетом. Элси всегда прибегает на этот звук. Но не сегодня.
Марджи садится на верхнюю ступеньку лестницы и обхватывает голову.
23:35. На улице тихо. Она опять прислушивается, не позвякивает ли бирка на ошейнике Элси, не скребется ли кто во дворе. Ничего.
Марджи бежит вниз по лестнице и ищет в бардачке фонарь. Находит под сиденьем. Прилаживает его на голове и идет вдоль забора, выискивая дыру, яму, куда могла бы пролезть Элси. Отходит и поднимает взгляд на высоченные ворота. Это кажется невозможным, но в интернете Марджи видела, как динго перепрыгивают шестифутовые заборы. Все возможно.
Она выходит за ворота. Луч фонарика мечется по улице в поисках Элси, и Марджи, выдыхая несвежий горячий воздух, шепчет: Даже не думай умереть.
Марджи идет по высокой траве и зовет Элси. Дойдя до устья, опускается на песок и ищет следы собачьих лап. Песок такой мягкий. Как пыль.
Она ползает, выискивая невозможные здесь следы дерна, вдруг волосы у нее на затылке встают дыбом. Марджи чувствует внезапную опасность. Оглядывается. Людей нет, но на нее точно кто-то смотрит. Она направляет фонарь на воду.
Яростные красные глаза.
Крокодил, в нескольких метрах от берега.
Марджи оступается, а потом мчится по высокой траве к улице. Очутившись в безопасности под уличными фонарями, она тщетно пытается отогнать назойливое видение, как Элси стоит у кромки воды, а к ней подплывает крокодил с доисторическими челюстями.
Вернувшись домой, Марджи не закрывает калитку. Приносит из подвала раскладной стул. Он весь в паутине, но ей все равно. Она вытаскивает из-под лестницы подстилку Элси и кладет ее перед стулом на дорожку.
Сердце пылает. Она вспоминает, что у нее есть упаковка пива, идет к холодильнику и возвращается, прижимая пиво к груди. Открывает бутылку. Первый глоток приятнее, чем вдох. Луч фонарика – тот по-прежнему у нее на лбу – добивает до ворот. Она пьет, и в памяти всплывают слова ветеринара: Открывая ворота, вы впускаете хаос.
Он ведь так сказал? Марджи раздумывает. Странная фраза.
Она стремительно выпивает шесть бутылок, луч фонарика слабеет. В подвале должны быть еще батарейки. Но Марджи кажется, что если она встанет со стула, то мир рухнет и Элси никогда не вернется. А если сидеть, ждать, не двигаться, даже по нужде, то можно заключить более выгодную сделку со Вселенной и собака в конце концов прибежит обратно. Элси, ее единственный настоящий друг, будет ей верна, и Марджи никогда больше не разозлится на нее.
Но тут Марджи неудержимо клонит вперед. Стул подламывается, и она падает на подстилку Элси. Зарывается лицом в собачье одеяльце и рыдает, уверенная лишь в том, что любовь всегда приводит ее к хаосу, а хаос – к утратам.
26
Дарвин, наши дни
Ты сидишь в камере и смотришь на стену, туда, где когда-то была раковина. Представляешь, как девочки, которым так же одиноко и скучно, открывают кран и пускают воду, просто чтобы получить удовольствие от того, как вода льется на пол, просачивается под дверь, соединяя их камеру с другими.
Вчера после ужина тебе удалось вернуться к себе, не растеряв по дороге салфетки и не вступив ни в какие разговоры. Утром опять раздается сирена, но ты не знаешь, что надо делать, и просто ждешь охранника или еще кого-нибудь, кто бы пришел и сказал тебе. Кажется, придут скоро, так как слышно хлопанье дверей, приближающиеся шаги, крик охранницы: Стройся!
Дверь камеры открывается.
Встань, велит охранница. Вытяни руки. Тебе никто не объяснил?
Ты встаешь, вытягиваешь руки.
Мне никто ничего не объяснял.
К моему приходу ты должна проснуться, одеться и застелить постель. На каждое слово она тычет пальцем в воздух. Ты ведь слышала сигнал?
Слышала.
Руки вперед. Принюхиваясь, охранница обходит тебя. Я тебе кое-что скажу. От тебя воняет.
Ты чувствуешь, как смущенно краснеешь.
У меня месячные.
Охранница молча откидывает одеяло, накинутое на пятно крови. Спустив воду в туалете, хмурится. Тут нет тампонов.
У меня нет тампонов. Не могли бы вы мне их дать?
Это не моя забота. На выход.
Выстроившиеся в коридоре девочки смотрят на тебя сердито, ведь ты крадешь у них слишком много времени. Ты проходишь в конец строя, надеясь, что кровь не выступила на шортах.
Пошли, говорит охранница.
Все идут медленно, и ты пытаешься подстроиться к шагу девочки впереди. Но она внезапно останавливается, и ты невольно наступаешь ей на вьетнамку. Она спотыкается, валится на переднюю, потом на пол, тычет в тебя и кричит:
Она, сука, толкнула меня!
Я не толкала. Отойдя в сторону, ты прижимаешься спиной к стене. Это вышло случайно. Но никто не слушает.
Две охранницы ставят девочку на ноги и тащат ее вперед. Ты опять становишься в конец, и одна охранница шепчет тебе в ухо.
Осторожнее.
В душевом блоке вас ждет охранник. На руку он, как в магазине, перекинул пластиковые пакеты. Он огромен, скорее всего, сидит на стероидах. Уколоть булавкой – тут же лопнет.
Охранник вручает всем по пакету. Ты последняя. Твое имя написано на целлофане толстым черным маркером, а внутри смена одежды, полотенце и туалетные принадлежности.
В душевой осталась свободна всего одна кабинка. Кабинки разделены шаткими перегородками, дверей нет, только целлофан с засохшими пятнами. Задернув занавеску, ты понимаешь, почему эту кабинку никто не занял: она смотрит прямо на открытую дверь, где торчит огромный охранник.
Ты раздеваешься, повернувшись спиной, помня наставления Марджи о том, что плечо мочить нельзя. Вытряхиваешь из пакета содержимое и здоровой рукой и зубами умудряешься закрепить его на плече.
Становишься под душ, но кранов тут нет. Затем ты слышишь шипение труб, и вода колет тебя в грудь как гвозди.
Натираешься мылом.
