Первая в списке - Магдалена Виткевич
– Вот и из моей жизни он исчез на несколько лет. Но тогда мне действительно нужно было найти его.
– Ну и как? Нашла?
На домофоне не было его имени. Я сама проверила несколько раз. Кажется, мы с Филиппом даже обсуждали что-то вслух, потому что вышла какая-то дамочка и что-то сказала нам. Я ее совершенно не понимала. И тогда Филипп заговорил с ней на безукоризненном немецком языке. Единственное, что я поняла, это что он спрашивает о Петре Шафранеке. Дамочка только повторяла имя и фамилию моего отца и качала головой.
– Wartet mа eenen Moment. Da wohnt doch'n Pole, so'n Künstler. Der heißt aber nich Szafranek. Peter Herb heißter. Da müsst'er durch diese Tür da und dann erster Stock rechts. – Женщина широко распахнула дверь и указала на вторую, которая вела во двор с противоположной стороны дома.
– Что она говорит? – дернула я Филиппа за рукав.
– Говорит, что нет тут никакого Шафранека. Но если войти через другую дверь и потом на второй этаж, то там будет квартира, в которой живет какой-то поляк. Петер Херб. Художник.
– Может, это папа? – с надеждой спросила я.
– Увидим.
Женщина пригласила нас войти. Внутри мы увидели очень просторную лестницу. Во все квартиры вели большие белые двери, украшенные массивной лепниной. Мне нравился такой стиль. Старый, но гармонирующий с современными элементами. На полу каменная плитка в черно-белую шахматную клетку. Вверх вела широкая деревянная лестница. Однако нам надо было выйти с другой стороны. Мы оказались во дворе. Там стояло несколько велосипедов и тележка. Кто-то даже поставил скамейку, чтобы в теплые дни можно было посидеть на улице. Мы прошли еще несколько дверей, уже не столь декорированных. Это явно был вход в менее престижную часть дома. Без той роскоши, что в парадной части, но все так же чисто и опрятно. Мы вошли внутрь. Потом второй этаж и дверь справа.
Филипп постучал. Я была рада, что он со мной. В одиночку я чувствовала бы себя совершенно беспомощной. Наверное, он был прав, когда говорил, что я всего лишь маленькая девочка, которая сбежала из дому. Я боялась этой встречи. Но почему мой план не должен был сработать? Я слепо верила в то, что у отца были свои причины не подавать о себе вести столько лет. Может быть, он не мог? Может быть, его сдерживали какие-то важные дела? Я находила разные объяснения. Я надеялась, что все будет хорошо. Ну на самом деле, почему должно быть плохо?
Дверь открыла женщина в халате. Филипп поздоровался по-немецки и стал объяснять, зачем мы пришли.
– Вы из Польши? – перебила она его.
– Да. – Я улыбнулась. Наверное, она была новой папиной подругой. Что ж, такова жизнь. С нами он больше не жил, с мамой они расстались несколько лет назад. – Мы ищем Петра Шафранека. Музыкант, композитор. Такой высокий, худощавый, темные волосы. Кажется, в последнее время у него была борода. У меня где-то есть фотография.
– Но здесь не проживает никакой Петр Шафранек. – Женщина нахмурилась. – Хотя все остальное сходится, но зовут его Петер Херб.
Я достала из сумочки фотографию. На ней были я, Майка и папа. Папа чуть в стороне, будто куда-то торопится; он вообще неохотно позировал для семейных фото. Ему нравились только такие снимки, которые могли появиться в СМИ и обеспечить ему популярность.
– Заходите. Петера нет, но заходите.
Мы сели в гостиной. Женщина подала нам воду и села рядом с нами.
– Покажите мне эту фотографию… Да. Это Петер, – сказала она через некоторое время. – Но его фамилия Херб! Неужто я не знаю, как зовут моего мужа.
У меня заныло сердце. Я знала, что воссоединить родителей, чтобы они жили долго и счастливо, невозможно. Но человек всегда задается вопросом, что было бы, если бы его мечты сбылись.
– Надо же, а я и не знала, что он женился, – вздохнула я. Вероятно, слишком громко, потому что сидевший рядом Филипп взял меня за руку.
– Ну, вообще-то, мы еще не женаты. – Женщина улыбнулась. – Но почти. Я говорю «муж», потому что так легче. Мы уже так долго вместе… Могу вам чем-то помочь, пока его нет? Он уехал и вернется, к сожалению, только через неделю.
– Видите ли, я его ищу… – я запнулась, – потому что я его дочь. А мама больна, и я думала, что он должен знать.
– Дочь? – Она выглядела очень удивленной. – Как дочь?
– Так, дочь, – повторила я. – А еще у меня есть сестра, Майка.
– И она тоже его дочь? – Женщина встала и испуганно посмотрела на меня.
– Естественно, а чья еще? – Я все больше и больше подозревала, что Петер Херб и Петр Шафранек два совершенно разных человека.
Женщина стояла надо мной, энергично жестикулируя.
– Но у Петера нет дочери! Вы что-то напутали!
Я повернула голову и увидела висящую на стене фотографию в рамке. На ней был мой папа, обнимающий маленького мальчика. Очень похожего на Майку.
– У Петера нет дочери! – воскликнула она. – У Петера нет никакой дочери! У нас только наш Оливьер!
– Вот скотина, – прошептала Ина, закуривая уже, кажется, десятую сигарету за этот вечер.
Я вздрогнула. Я была не самого высокого мнения о своем отце, но меня поразили эти слова в устах Ины.
– Некоторые люди не меняются. Сначала он оставляет невесту за месяц до свадьбы, потом врет еще одной бабе. Это неправильно не только по отношению к тем, кого он когда-то любил, но и к тем, кого он любит сейчас. Если он вообще способен на любовь, – пожала она плечами. – Продолжай.
Не знаю, как я оказалась в машине. Кажется, просто убежала оттуда, а за мной Филипп. Помню только, как потом ревела, а он пытался меня утешить. К счастью, он не говорил глупости типа «ничего не случилось», потому что он понимал – случилось. Мы оба знали, что случилось. Филипп просто обнял меня и дал выплакаться.
Я придумала отца, который примет меня с распростертыми объятиями, пригласит погостить и будет радоваться, что я снова появилась в его жизни. Мало того, что отец не хочет вспоминать о нашем существовании, он к тому же еще и отрекся от нас.
– Скажи мне, – рыдала я в объятиях Филиппа, – как можно отречься от собственного ребенка?
– Может быть, они просто не говорили об этом?
– Как это? Они не говорили о прошлом? Ведь он должен был сказать ей, что когда-то в его жизни была моя мама, что у него были мы! Что он любил нас! – кричала
