Все живы - Анна Морозова
А потом начало всходить солнце, и прямо под ним пролегла золотая полоса! Она всё расширялась, и вот уже расплавленное золото стало заливать целые площади!
– Что это? – прошептал он, но художник, увлеченный своей идеей, его не услышал.
Боря отошел чуть подальше от всех и с изумлением посмотрел вокруг. Со всех сторон озеро было разным. Если оглянуться, то его заливал теплый, яркий голубой цвет, а Борина тень была длинной-длинной. «Я как на другой планете. Или так в раю, может?» – И опять у Бори закончились мысли. Осталось только ощущение того, что он есть. И всё вокруг тоже есть, и так будет всегда.
– Я хочу потом еще туда съездить, – со вздохом сказал художник, рассматривая на следующий день фотографии. – Там так… между небом и землей. Может быть, следующей весной получится? Ой, не уверен…
Боря примостился рядом и с интересом наблюдал за работой Алексея Степановича. Тот быстро просматривал кучу снимков, какие-то сразу удалял, над другими на несколько секунд задумывался, прежде чем нажать кнопку.
– Как вы быстро их… тасуете, – заметил Боря.
– Ну, так опыт. Вот, гляди! Как тебе?
На снимке был его куклёныш. Он сидел на столбике, и казалось, что во всем мире больше не осталось никого. Вокруг было сумрачно и холодно.
– Ему одиноко, и сидеть неудобно, – с упреком ответил Боря.
– Ну да, сидеть неудобно, еле усадил его, – согласился художник. – А ты рядом стоял, между прочим, только пялился в другую сторону. А потом вообще куда-то утопал по воде, как Христос. Правда, там от всех людей такой эффект, будто по воде ходят. Вот, кстати.
Он быстро нашел фотографию. Да, Боря стоит совсем рядом с последним столбиком и, раскрыв рот, смотрит куда-то вдаль. Вид у него был комичный, как у большеголового гнома, увидевшего на краю неба золотого дракона.
– Это я солнца ждал, – улыбаясь, объяснил он.
– Солнце. Да, оно всё меняет. Смотри! – И художник по очереди показал две фотографии: с замерзшим одиноким куклёнком и – следом – с ним же, нежно освещенным слева теплым розово-золотым светом, с радостно блестевшими глазами и даже, как показалось мальчику, с улыбкой на губах.
– Здорово! А можно мне вторую на телефон?
– Это только начало. Будет у меня через годик-другой такая серия с твоим Борёнышем, что ух! Я уже вижу, какой цикл можно сделать на море…
– На море? – с замирающим сердцем спросил Боря. – И со мной тоже?
– Ну да, в Болгарии. С тобой, естественно.
– А когда? – Боря даже покраснел от волнения.
– В августе, ближе к сентябрю. Ты любишь море, я знаю.
– Люблю. Но ни разу не видел.
– Это поправимо. Всё поправимо, ну, почти всё.
– Кроме смерти? – тихо спросил мальчик.
– Да.
Раздался телефонный звонок, и Алексей Степанович вышел из комнаты. Боря зачарованно смотрел в ноутбук, где радостно улыбался его Боря – довольный и счастливый. Когда художник вернулся, мальчик поднял на него лицо, на котором еще был отсвет той улыбки. Алексей Степанович подошел и легонько сжал его плечи:
– Звонил твой дядя. Бабушка умерла.
Боря некоторое время сидел молча, потом тихо ответил:
– Я знаю. Когда мы на озеро ехали, да?
Художник удивленно кивнул.
– Она мне приснилась просто тогда. – И Боря рассказал свой сон. А потом заплакал. – Мы поедем на похороны?
– Нет. Так решил твой дядя, и я с ним полностью согласен. Хватит с тебя похорон. А бабушка с тобой уже попрощалась.
На следующее утро они вылетели в Москву.
Часть вторая
Из чемодана
Это материалы по истории моей семьи, рода Лазаревых (и не только). Алексей Степанович посоветовал вводить по очереди текст от руки и текст печатный, чтобы не слишком напрягать глаза. Буду стараться чередовать. Сережа – это мой папа, Витя – дед, тетя Таня – его сестра, Сеня – прадед, Александр – его брат. Надо будет что-то придумать с родословным древом, чтобы было аккуратно. – Борис Сергеевич Лазарев, 11 лет.
Пока я просто перерисовал с папиного листочка и добавил себя!
(Ответ моему папе его тети, моей двоюродной бабушки, получается.)
«Сережа, здравствуй! Это тетя Таня. Было очень приятно получить от тебя весточку. Молодец, что учишься в техникуме. Надеюсь, что у тебя всё в жизни сложится хорошо. Я рада, что ты заинтересовался историей нашей семьи. Чем смогу – помогу. Только имей в виду, что писать тебе буду понемножку, уж очень у меня загруженность большая в больнице. От дочки муж ушел, осталась с двумя детьми, и нужно им помогать. Старший внук очень талантливый, солист в хоре, и на всякие гастроли тоже нужны деньги. Он твой тезка, кстати. Я работаю на полторы ставки и еще ночные дежурства беру. Вот на дежурствах и буду тебе потихоньку писать. И самой интересно вспомнить. Да, еще пересылаю несколько фотографий. Напиши, как они раскрылись, а то могу поменьше разрешение сделать, мне тут медсестричка помогает разобраться с техникой. Но тогда качество пострадает. Я после твоего сообщения озадачила дочку отксерить наш старый альбом. Оказалось, что она не особо и знает, кто где, представляешь? Я ей всё рассказала. А пока рассказывала, и сама начала вспоминать свое детство. Так что потихоньку буду записывать и тебе пересылать. А там, может, и дочка когда заинтересуется – почитает.
Как ты наверняка знаешь, дед Семен – наш с Витей отец, и мама – оба местные, и вся их родня тоже родом отсюда. Но они не из одного поселка. Ее девичья фамилия была Просвиркина. Папа наш еще шутил, что у них фамилии поповские – что Лазаревы, что Про-свиркины, потому и притянулись друг к другу. Нашу маму звали Анна Алексеевна. У нее был старший брат Алексей Алексеевич. Я как-нибудь потом о нем напишу, там интересная история. Когда началась война, Анне было десять лет, а ее брату двадцать шесть, вот такая разница. В нашем роду это бывает, вот и у вас с братом разница немаленькая – шестнадцать лет. У мамы твоей между вами еще две беременности были, да почему-то замирали на ранних сроках. Так что брат твой стал для нее огромным подарком. Кстати, Алексей успел до войны ребенка завести, Володю, как твоего брата зовут. Очень красивый был мужчина, жаль, что умер рано, в сорок лет. У него что-то с сердцем было, у нас в роду это вообще слабое место. Так что мать береги,
