Тропа желаний - Маша Трауб
Домой Тереза вернулась, не зная, какие чувства испытывает.
– Ты какая-то странная, все хорошо? – спросила бабушка.
– Да, все хорошо, – ответила Тереза.
Каждый вечер, засыпая, она вспоминала Григория. Его смех, его профиль. Но образ менялся с каждым днем. То она представляла его брюнетом, то вдруг русоволосым. Пыталась вспомнить цвет его глаз и не могла. Ругала себя за то, что не рассмотрела получше. В конце концов пришла к выводу, что, даже если они чудом встретятся снова, она его не узнает. Потому что не запомнила как следует.
Когда воспоминания почти совсем стерлись, в ворота ворвалась тетя Галя, мама Анжелы, с криками, что ее дочь будет играть с главным городским оркестром. И приглашала на концерт. Надо подойти к служебному входу и получить контрамарку.
– Я так за вас рада! И за Анжелу! – воскликнула Тереза.
– Но я не могу поехать! – ответила тетя Галя. – На кого я всех оставлю?
У тети Гали, помимо старшей дочери Анжелы, было еще четверо детей, включая младшего Робика, которому еще и года не исполнилось. И со всеми своими детьми тетя Галя выбирала «кормление по требованию» – младенец и сейчас сладко чмокал, прильнув к материнской груди. Помимо грудного Робика, у тети Гали был еще муж дядя Роберт – маленький Робик, собственно, был назван в честь отца. И, по утверждению тети Гали, Роберт был хуже Робика. Вообще не умел ни с чем управляться.
– Он или сожжет дом, или я не знаю что еще сделает, – объясняла тетя Галя и имела на то полное право. Дядя Роберт действительно славился способностью устроить катастрофу на ровном месте. То у него взрывалась в доме печь, то в сарай попадала молния, то сам дядя Роберт падал во дворе, идя к воротам, так, что умудрялся сломать себе ногу, а заодно и руку. Во всем всегда оставалась виноватой тетя Галя. Зачем веник оставила во дворе? Дядя Роберт об него запнулся и поэтому сломал ногу, а когда пытался поймать веник, сломал руку.
– Зачем ты ловил веник? – недоумевала тетя Галя. – Пусть бы себе летал!
С молнией тоже все было объяснимо. Дядя Роберт решил поставить антенну, чтобы смотреть телевизор. Причем в сарае, чтобы смотреть в одиночестве.
– «Это тебе за твой эгоизм», – молния сказала. Вместо меня сказала! Я бы тоже тебя ударила, если бы знала, что ты задумал! – восклицала тетя Галя, оглядывая сожженный, вместе с новым телевизором и новой же антенной, сарай.
Что именно произошло со взорвавшейся печью, никто толком не знал, но тетя Галя говорила, что она «догадывается». Это означало, что дядя Роберт опять что-то сделал не так.
– Ты должна ехать, – объявила Терезе тетя Галя. – За нас за всех! Скажи Анжеле, что я никак не могу! – Тетя Галя показала на Робика и в сторону дома, имея в виду дядю Роберта, за которым нужен глаз да глаз.
Тереза кивнула и поехала. Она сразу же узнала Григория. Он стоял у служебного входа. Видимо, для него тоже оставили контрамарку. Кто? Солистка? Или такая же студентка, как Анжела? Тереза стояла и боялась даже дышать. Наверняка он ее не узнает. Но он, неожиданно повернувшись, узнал и кинулся к ней как к близкой родственнице. Обнял, поцеловал в щеку. Теперь уже Тереза замерла, не зная, что и думать.
– Тереза! Да я с ног сбился, пока тебя искал! – кричал на всю очередь Григорий. – Ты ведь мне ничего не сказала! Ты как здесь?
– Подруга играет в оркестре. Родные не смогли приехать, – ответила Тереза. – А вы? Ты?
– Сестра младшая! Тоже студентка! Первый большой концерт! – ответил он. – Неужели они с твоей подругой в одном оркестре? Почему я, идиот, раньше не спросил? Неважно, главное – ты приехала! – Григорий опять ее обнял.
Все вокруг улыбались. Они и вправду выглядели как пропавшие и вдруг обретенные родственники. Брат с сестрой, например. Дядя с племянницей. Терезу немного кольнуло, что они со стороны не выглядят как пусть и возможная, но пара. Григорий сам задал тон в их отношениях – только дружеские, чуть ли не родственные. Все в рамках приличий. Они взяли контрамарки и пошли в зал. Григорий был бесконечно нежен и столь же деликатен. Тереза немного расстроилась – никаких личных жестов, никаких проявлений тайных чувств. Исключительная вежливость. Неужели она ему совсем не нравится? Как девушка. Он о ней не думал все это время? Нет, думал, сам сказал, что пытался ее найти. Но это ведь могут быть лишь слова. А на самом деле? Тогда почему ведет себя так, будто он вправду ей троюродный брат или двоюродный племянник по двоюродной сестре матери? Родственник, которому дозволительно сидеть рядом, слегка обнимать, целовать в щеку. Юноши, которые имеют определенные виды на девушку, так себя точно не ведут. Значит, Григорию Тереза оказалась неинтересна. Что было для нее очень обидно.
Тереза весь концерт просидела, не слыша ни звука. Она опять забыла, что хотела получше рассмотреть Григория – его руки, пальцы, профиль. Она смотрела, но все было стертым. Он был рядом, они увиделись, можно сказать, чудом. В их небольшой деревне и в не самом большом городе действительно можно затеряться. И не видеться годами, если не захочешь. Даже если живешь на соседних улицах.
Весь концерт Тереза думала о том, что больше ни за что на свете не хочет потерять Григория. Не желает жить мыслями о нем, изводить себя. Пусть лучше позор, любая кара небесная, чем страдать не пойми о чем, мучиться, не зная, сможет ли она его еще когда-нибудь увидеть. Лучше уж страдать по поводу, чем без него. Тереза кивнула, согласившись с собственными мыслями и принятым решением.
– Тереза? – голос Григория вернул ее к действительности. Они стояли в фойе концертного зала. Рядом возбужденно подскакивали Анжела и Лика – младшая сестра Григория. Они действительно оказались приятельницами. Сдружились на репетициях. Григорий предлагал пойти в кафе – отметить. И спрашивал, сможет ли Тереза или ей нужно вернуться домой.
– Пойдем, пожалуйста, – умоляла Анжела, – скажешь своим, что у меня осталась.
– Завтра дядя Артур отвезет, – заверил Григорий.
Тереза кивнула. Они пошли в кафе, потом Анжела с Ликой побежали в общежитие отмечать концерт, а Тереза оказалась в квартире Григория. И ей было все равно, что о ней подумают.
Это был ее
