Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Билли и сестра Агнесса сидели рядом у середины длинного монастырского стола. Тарелка с недоеденными гренками была отодвинута в сторону, чтобы освободить место для толстой красной книги.
— Мне кажется, — говорила сестра Агнесса, наставив палец на страницу, — что твой профессор Абернэти мог бы включить сюда Иисуса Христа вместо Ясона. Ведь Он был одним из самых неустрашимых путешественников на свете. Согласен, Уильям? А! Вот и твой брат!
Эммет сел напротив сестры Агнессы — стул напротив Билли был занят его мешком.
— Эммет, можно предложить тебе гренков? Или яичницу и кофе?
— Нет, спасибо, сестра. Я сыт.
Она показала на вещмешок.
— Кажется, вы не успели рассказать мне, куда направлялись и как очутились в нашем обществе.
«Очутились в нашем обществе» — нахмурясь, подумал Эммет.
— Мы везли Дачеса… то есть Дэниела… и еще одного друга на автобусную станцию в Омахе.
— Ах да, — сказала сестра Агнесса, — кажется, ты об этом упомянул.
— Но поездка на станцию — это просто крюк, — пояснил Билли. — На самом деле мы едем в Калифорнию.
— В Калифорнию! — воскликнула сестра Агнесса. — Как увлекательно! А почему вы ехали в Калифорнию?
И Билли объяснил сестре Агнессе, что мама уехала из дома, когда они были маленькими, что их папа умер от рака, рассказал об открытках в ящике бюро, которые мама присылала им из разных городов на шоссе Линкольна по пути в Сан-Франциско.
— И там мы ее найдем, — закончил Билли.
— Понятно, — с улыбкой сказала сестра Агнесса. — Кажется, вас ждет большое приключение.
— Насчет приключения не знаю, — сказал Эммет. — Но ферму банк отобрал. Нам надо начинать с нуля, и, наверное, разумно начинать там, где я смогу найти работу.
— Да, конечно, — уже серьезнее сказала сестра Агнесса.
Она внимательно смотрела на Эммета, потом обратилась к Билли:
— Ты уже кончил с завтраком? Давай, убери за собой. Кухня — там.
Сестра Агнесса и Эммет наблюдали, как Билли складывает приборы на тарелку, ставит на нее стакан и осторожно уносит. Тогда она обратилась к Эммету:
— Что-то не так?
Эммета немного удивил этот вопрос.
— В каком смысле?
— Минуту назад ты как будто немного расстроился, когда я поддержала энтузиазм твоего брата насчет вашей поездки на запад.
— Наверное, не стоило его подбадривать.
— Почему же?
— Мы восемь лет не получали от матери вестей и не представляем себе, где она. Вы, наверное, заметили, что у брата сильное воображение. Я, когда могу, стараюсь уберечь его от разочарований, а не добавлять поводов.
Сестра Агнесса пристально смотрела на Эммета, и он чувствовал, что ерзает на стуле.
Эммет никогда не любил пастырей. В половине случаев казалось, что проповедник хочет впарить тебе то, что тебе не нужно, а еще в половине — впаривает то, что у тебя и так уже есть. Но сестра Агнесса как-то особенно его нервировала.
— Ты обратил внимание на окно у меня за спиной? — спросила она.
— Да.
Она кивнула и бережно закрыла книгу Билли.
— Когда я приехала сюда в тысяча девятьсот сорок втором году, я почувствовала, что этот витраж действует на меня каким-то таинственным образом. Что-то в нем захватило меня, но я не могла понять, что именно. После обеда, когда все затихало, я иногда садилась здесь с чашкой кофе — примерно там, где ты сидишь, — и смотрела на него, вглядывалась. И однажды я поняла, почему он на меня так действует. Это разница в выражении лиц апостолов и детей.
Сестра Агнесса повернулась и посмотрела на окно. Эммет тоже посмотрел, почти неохотно.
— Если присмотреться к лицам апостолов, ты заметишь, что они весьма скептически относятся к тому, что им открылось. «Ясно, — думают они про себя, — это, наверное, какой-то обман или галлюцинация: мы же своими глазами видели Его смерть на кресте и своими руками отнесли Его тело в пещеру». Но если посмотришь на лица детей, в них нет и намека на скепсис. Они смотрят на это чудо с благоговением и удивлением, да, но без недоверия.
Эммет понимал, что намерения у сестры Агнессы самые лучшие. И учитывая, что ей седьмой десяток и что она посвятила себя не только службе Церкви, но и службе сиротам, Эммет понимал, что ее рассказ заслуживает полного внимания. Но, пока она рассказывала, он успел заметить, что желтые, красные и голубые пятна света от витража переместились со стены на стол, свидетельствуя о перемещении солнца и потере еще одного часа.
* * *
— … Потом он пошел наверх с сумкой Эммета и разбил окно на кухонной двери!
Как и мальчики из сиротского дома, Билли взволнованно описывал утренние события, а Салли тем временем маневрировала на загруженной дороге.
— Он разбил окно?
— Потому что дверь была заперта! А в кухне он набрал ложек и понес наверх в спальню.
— Зачем он набрал ложек?
— А ложки затем, что принес им клубничное варенье!
Салли посмотрела на Билли с изумлением.
— Он дал им банку моего клубничного варенья?
— Нет, — сказал Билли. — Он дал им шесть. Эммет, ты ведь так сказал?
Оба повернулись к Эммету, смотревшему в окно.
— В общем, так, — ответил он, не обернувшись.
— Не понимаю, — вполголоса произнесла Салли.
Она наклонилась к рулю и прибавила скорость, чтобы обогнать легковую машину.
— Я дала ему как раз шесть банок. Ему могло хватить до Рождества. Почему он отдал все чужой компании?
— Потому что они сироты, — объяснил Билли.
Салли подумала.
— Да, конечно. Ты прав, Билли. Ты совершенно прав. Потому что они сироты.
Салли кивнула, одобряя логику Билли и отзывчивость Дачеса, а Эммет отметил про себя, что она была гораздо больше возмущена потерей своего варенья, чем похищением его машины.
— Вот он, — Эммет показал на здание вокзала.
Салли развернулась перед носом «шевроле». Когда пикап остановился, все трое вылезли из кабины. Эммет смотрел на вход на вокзал, а Билли сразу подошел к кузову, взял свой вещмешок и стал надевать.
Увидев это, Салли сначала удивилась, а потом, прищурив глаза, негодующе обратилась к Эммету:
— Ты еще не сказал? — чуть слышно спросила она. — Не рассчитывай, что я этим займусь!
Эммет
