108 ударов колокола - Кэйко Ёсимура
23
Сохара редко задумывался о том, как еще могла бы сложиться его жизнь. Ему не хватало слов, чтобы рассказать о ней, а огромный мир за пределами острова оставался для него тайной, которую он уже не стремился постичь. Сохара собрался уходить, и учитель Каваками поднялся, опираясь на трость.
– Мамору, я понимаю, как тебе сейчас нелегко, но помни, что ты очень много значишь для всех нас.
Сохара пожал плечами.
– Моя жизнь никогда не имела особой ценности, и я не считаю себя особенным.
– С самого твоего детства я пытался донести до тебя эту мысль и продолжаю делать это сейчас, когда ты становишься стариком, – с улыбкой сказал учитель. – Даже маленький человек способен вызвать революцию. – Затем, не дожидаясь ответа Сохары, учитель уверенно, но спокойно произнес: – Один человек может спасти все общество.
Сохара застыл в дверях, словно размышляя над словами Каваками. Наконец, он поднял голову и спросил:
– Как это возможно?
– Как? Вот это вопрос! День за днем надо просто выполнять свой долг, работать над собой и заботиться о других. Исполнять возложенные на тебя обязанности.
Кавакама устал и вновь сел.
– Помнишь, я говорил тебе об этом, когда ты поехал в Токио? Тогда ты был еще мальчиком…
Сохара вспомнил переписку с учителем.
– Самое трудное – это выполнять свой долг, именно потому, что часто нам кажется, будто он не имеет никакого значения. Он может даже показаться банальным, но в нем заключается самое главное.
– Но я всего лишь чиню окна, ремонтирую крыши… Это просто вещи.
– Ты делаешь нечто гораздо большее, Мамору, – улыбнулся учитель. – Ты возвращаешь нам мужество. Благодаря тебе мы вновь обретаем силы, чтобы жить дальше. Ты вселяешь в нас веру в то, что все может наладиться, что все так или иначе можно исправить.
За эти годы они десятки, а может быть, и сотни раз говорили о том, что жизнь на маленьком острове намного труднее, чем где-либо еще. Только здесь человек осознает свою беспомощность перед стихией, особенно в долгие зимние месяцы, когда остров оказывается во власти морских волн. На этом клочке суши природа сама решала, когда людям можно покинуть остров и отправиться на большую землю, а когда – вернуться домой. В распоряжении человека был лишь миг. На острове не было ничего постоянного, и даже доходы жителей зависели от капризов природы. Несмотря на то, что камелии росли повсюду, из года в год, сколько бы цветов на деревьях не распустилось, количество плодов предсказать было невозможно. Бывали годы обильного урожая, но случались и голодные времена. Люди научились описывать жизнь более деликатно, избегая таких прямолинейных слов, как «богатство» и «бедность». Вместо этого они стали подводить итоги не ежегодно, а каждые десять лет, чтобы в особенно трудные времена поддерживать эмоциональное равновесие.
– Мне пора, Каваками-сенсей, у меня еще остались дела.
– Мамору?
– Да?
– Увидимся вечером в большом зале и спокойно все обсудим. Пообещай мне, что не будешь сильно переживать.
Рожденные на острове росли вместе с камелиями. Как и эти деревья, люди нуждались в уходе круглый год: их требовалось подрезать, собирать, заворачивать, вдыхать их аромат или же оставлять в покое, наблюдая со стороны, как они прорастают, распускаются, укореняются, приносят плоды и опадают. Все – мужчины, женщины, старики, дети, коренные жители и приезжие – были подобны цветам этих покрывших остров деревьев, в конце своего существования внезапно сбрасывающим головки вместе со всеми лепестками.
– Вот почему, – говорил учитель Каваками своим ученикам, – самураи не любили камелию. Они так привыкли отрубать головы, что считали этот цветок дурным предзнаменованием насильственной смерти.
И все же в этой драматической истории была своя красота, которая, как известно, неподвластна радости и печали. В истории камелии можно увидеть жизненный путь всякого человека, начинающийся с ростка и заканчивающийся тлением.
Сохара помнил, как Тока еще маленькой девочкой пыталась прикрепить опавшие лепестки обратно на цветок. Потом она протягивала ручки к отцу и просила его исправить то, что было неисправимо. Он ремонтировал ножки стульев, черепицу крыш и разбитые чашки. Почему он не мог починить камелии?
Выходя из дома учителя Каваками, Сохара улыбнулся при мысли о Токе. Хотя у него не было причин избавиться от волнения, беседа со старым учителем успокоила его. Интересно, почему люди доверяют друг другу и без видимых причин просто следуют совету: «Не беспокойся, может быть, найдется решение. Как-нибудь справимся, Мамору. Пообещай мне, что не будешь сильно переживать».
Сохара обратил взгляд к горизонту, прислушиваясь к мелодии флейт и бою барабана. Он посмотрел на очертания соседних островов. Неопытному глазу могло показаться, что до них рукой подать, но из-за постоянных колебаний температуры и капризов погоды добраться до них часто было невозможно. В такие дни их оставалось только ласкать взглядом: вот большой остров Осима, откуда отчаливали быстроходные корабли, длинный и узкий Нии-дзима, Сикинэ-дзима с тысячей небольших бухт, дальше – Козу-сима, на котором процветало рыболовство, Миякэ-дзима, где раньше была исправительная колония, и, наконец, ласковый остров Микура-дзима, на котором обитали орхидеи. Сохара помнил эти острова, как мы запоминаем профиль предков на старых снимках. Дома, возле алтаря усопших, он внимательно изучал серьезные, суровые лица этих пар, понимая, что при малейшем изменении ракурса фотографий он бы ни за что не узнал тех же людей.
– Сохара!
Обернувшись на голос, он увидел рыбака Оно, с его беззубой улыбкой и усиками, которые тот начал отращивать еще в двадцатилетнем возрасте и с тех пор не сбривал. Мать рассказывала Сохаре, что в юности старик Оно долго ухаживал за ней.
– Оно, добрый вечер!
– Хасегава сказала, что корабль вышел в море. Значит, Тока-тян успеет вернуться к Новому году, как хорошо!
– Да, она уже в пути.
– Такэру с утра капризничает: у невестки много дел, а он все
