Штандарт - Александр Лернет-Холения
Я только сказал лакею, что вернусь следующей ночью, потом прошел мимо охраны и поспешил к лошадям. Пока Георг поправлял сбрую, я приказал ему ехать обратно на Гонведгусаре шагом, а когда прибудет в Караншебеш, растереть лошадь и ложиться спать. А за Мазепой пусть посмотрит Антон. С этими словами я сел на Мазепу и рысью поскакал к Дунаю. Я снова пересек мост и пустил лошадь в галоп. Бревенчатая дорога была уже давно позади, когда я услышал непонятный грохот: земля затряслась, словно ожила под копытами коня. Мы как будто скакали по песку. Но звук шел не от копыт и не из леса, а с юга, из ночи.
Это был артиллерийский огонь.
Ничего подобного я давно не слышал, это было похоже на далекую грозу: мерное, нескончаемое грохотание и рокот грома.
В ста или ста пятидесяти километрах от Белграда французская артиллерия била по нашему отступающему фронту.
Луна уже почти скрылась, когда я прибыл в Караншебеш.
Я разбудил Антона и пресек все расспросы о ночи любви, отдав короткий приказ отвести Мазепу в конюшню и немедленно его растереть.
Затем я захлопнул за собой дверь своей комнаты и бросился на кровать. Я смертельно устал и сразу же заснул. Антон разбудил меня в семь с чем-то утра. Похоже, он больше не хотел ни о чем спрашивать, а вместо этого качал головой, махал руками и всем, что в них нес. Его белые перчатки в рассветных сумерках выглядели призрачно и устрашающе.
— Не делай так! — приказал я. — Лучше скажи мне, что ты позаботился о Мазепе.
— Так точно, господин прапорщик, — откликнулся он. — Они лежат в конюшне и совершенно измучены.
Он говорил во множественном числе, как если бы это не конь, а старый барон лежал, измученный, хватая ртом воздух.
— Все не так уж плохо, — сказал я.
Причинить вред Мазепе было невозможно: он был слишком хорошим конем, привычным к длительным нагрузкам.
— Принеси мне таз с водой, я хочу искупаться. А затем иди седлать Фазу. Во сколько приказано выдвигаться?
— В восемь, — сказал Антон. — В полной экипировке и вооружении.
— Тогда седлай Фазу с седлом Мазепы и сумками, в которые ты набиваешь солому, а еще положи плащ, так будет лучше всего! Поторопись, времени осталось не так много.
— О да, — сказал он, — время еще есть, потому что я уже все упаковал.
— Вот как? — спросил я. — Очень разумно. Тогда неси воду.
— Уже готово, — ответил он, открыл дверь и втащил неглубокую ванну, наполненную водой. Я стоял в ней, пока он намыливал меня и окатывал из кувшина.
— Право, Антон, ты все сделал очень разумно. Нужно отдать тебе должное, ты хорошо соображаешь!
— Если бы господин прапорщик ценил это! — проворчал он. — Но недавно, господин прапорщик…
— Хватит, — перебил я. — Неси завтрак, а потом седлай Фазу.
— О, — отозвался он, вытаскивая ванну прочь, — я ничего не говорю, ничего не говорю.
С этими словами он скрылся за дверь. Тем временем я оделся. Бриться в ту пору мне нужно было не часто. Я ел стоя и пытался собраться с мыслями. Антон уже вывел Фазу во двор. Я прошел в конюшню. Мазепа удобно лежал в соломе. Когда я выходил из дома, Георг как раз только подъезжал на Гонведгусаре.
— Вытри его и иди спать, — сказал я.
Я отправился к своему взводу. Рядовые уже построились — дежурный доложил мне. Я посмотрел на людей. Выглядели они неплохо и экипированы были отлично, хотя форма и меховые воротники у некоторых выгорели и приобрели нелепый бледно-серый цвет. Оружие и сапоги были в хорошем состоянии, лошади уже обросли длинной зимней шерстью. Я проехал вдоль первого ряда, затем приказал солдатам сделать несколько шагов вперед и проехал между первым и вторым рядами. Я смотрел солдатам в глаза. Воцарилась полная тишина, только Фаза изредка встряхивала головой, отчего ее грива перекатывалась волнами.
Мне показалось, что некоторые рядовые держатся неуверенно. Внимание привлекли двое: они посмотрели мне в глаза с жесткостью, которая выходила за рамки и показалась мне вызывающей. Я смотрел на них, пока они не опустили глаза.
Я спросил у унтер-офицеров их имена. Капрал, фамилию которого я все время забывал, остановился слева от первого ряда. Мне пришлось спросить, как его зовут. При этом я помнил, что на вопрос, немец ли он, он ответил утвердительно. Потом я взглянул на дежурного, он сказал мне, что некоторые немецкоговорящие солдаты недавно переведены в этот полк.
«Зачем?» — хотел спросить я, но вспомнил, в чем может быть причина, и больше не задавал вопросов.
— Вперед! — скомандовал я, и мы двинулись к другим взводам, которые уже строились.
Я доложил Аншютцу о своем прибытии.
Вскоре все обнажили сабли, потому что появился Боттенлаубен. Аншютц стал докладывать ему.
В то утро полк тренировался поэскадронно на большом песчаном плацу за деревней. Рядом с нами были уланы, а в стороне Чепрега — полки Кейта и Германский Королевский. Они выглядели длинными серыми полосами на горизонте.
Полк Кейта был назван в честь англичанина, вернее шотландца, ставшего генералом нашей армии. Германский Королевский был тем самым полком, который по приказу маркиза де Буйе ждал Людовика Шестнадцатого и его семью в Варение, в так называемую Ночь шпор, чтобы спасти его и вывезти за границу. Но гвардейцы задержали короля, и ему уже было не избежать гильотины. Тогда полк ушел в Германию и стал служить кайзеру. Это был знаменитый полк.
Батареи еще не были развернуты. Неважно накормленные лошади с заметным напряжением тянули орудия по песку.
Упражнения продолжались недолго. Наш полковник, фон Владимир, появился только ближе к концу и, курсируя взад-вперед между эскадронами, разговаривал то с тем, то с другим, а за ним следовал Хайстер со штандартом.
Штандарт привлекал внимание, хотя казался маленьким на фоне бескрайнего пейзажа: время от времени свет отражался от его позолоченного наконечника ослепительными молниями. Парча была так обильно расшита, что сам штандарт сливался с древком и лентами в единое целое. В какой-то момент, когда полковник пришпорил коня, а Хайстер последовал за ним, штандарт полностью развернулся и развевался над ними.
Во время упражнений Боттенлаубен несколько раз подмигнул мне, а когда эскадрон спешился, чтобы поправить седла, махнул мне рукой.
— Ну, юнкер, не скромничайте. Как все прошло? — спросил он.
Я
