Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин
— Береги здоровье, москвич, — сказал старый. — Оно тебе в Черногории понадобится.
Скоты.
Старый лениво поднялся из кресла и, шаркая ногами, направился к выходу. Но внезапно остановился, уставившись в окно. Вернее, на подоконник.
Луценко. Сволочь, вломил по полной. И про счета, и про Черногорию.
Я поднялся с кровати.
Вряд ли обрез заряжен. Скорее всего, вообще муляж.
— Ого… — прошептал старый.
Он смотрел на кепку.
Эрп спохватился и подал кепку начальнику. Я почувствовал, как по загривку пробежали крепкие мурашки.
— А у меня такая же была, — сказал старый. — Точно такая же, братан привез…
Старый колыхнул кепкой, взволновал воздух.
— Я в такой пять лет ходил…
Старый надел кепку.
И сразу стал похож на пенсионера. Нормального такого пенса, их много по вечерам у побережья с удочками собирается. Я опять засомневался: а вдруг на самом деле пенсионер? А вдруг действительно Луценко? Подговорил соседа с внуком сыграть брателл конкретных, вечером в сериале, утром в реале, трогательные получились гангстеры.
— А ничего так кепан, — оценил носитель обреза Вайатт Эрп. — У тебя второй такой нету?
Поднял рюкзак, вытряхнул содержимое — ружье, маску, пояс — бумкнул свинцом об пол.
— Отдайте кепку, — попросил я.
— Что тебе отдать, москвичок?!
Эрп нарочно наступил на маску, стекло треснуло. Хорошая, немецкая, между прочим.
— Кепку. Зачем вам кепка?
— Ты что, баклан, краев не видишь?!
Эрп подскочил, прижал к стене, вдавил локоть в горло, больно.
— Погоди, — остановил его старый. — Отпусти его, я не понял…
Эрп отступил. Урод. Придавил кадык.
— Что сказал?
— Эта кепка, — я указал мизинцем. — Она непростая.
Старый сощурился.
— Там внутри кровь, можете посмотреть. В этой кепке одного мужика зарезали…
Старый снял кепку, заглянул внутрь. Бросил на пол, достал платок, стал вытирать пальцы. Молодой Эрп растерялся, смотрел на старого, не знал, что делать.
А старый ничего не сказал, захватил бутылку с хлорофиллом и удалился, оставив молодого в некотором замешательстве.
— Ты иди, — посоветовал я. — А то опоздаешь, папа накажет…
— Смотри, сука, — молодой плюнул на порог.
— Да-да, конечно, торопись.
Молодой Эрп удалился. Я закрыл дверь и вышел на балкон. Сегодня жемчужных тараканов на кафеле было не так много.
Сел в пластиковое кресло.
К Новороссийску восходил мой любимый «Тубагач». Над морем мотались чайки и птицы покрупнее. Посреди бухты все еще болталась яхта с треугольным парусом. Вчера я в горы не уехал.
После аэропорта вернулся домой с намерением везти блондинку Катю, однако самой блондинки на месте не нашлось. На ресепшене сообщили, что Катя после обеда отпросилась в неизвестном направлении. Опять. Загадочная девушка Катя. Я слегка расстроился, но один решил не ехать, до завтра подождать, а пока отоспаться. В голове крутился быстрый бредовый день, красные сумки, визит Романа. Я выпил мятных капель и съел мед, не помогло, и тогда включил ноутбук.
«Подручный Сом» помог.
А с утра Эрп и его старший товарищ, странно все это. И неправильно, ненормально, так не делается. Нет, зожники те еще граждане, но утренний поступок вовсе не человеческий. Деньги не космические, договорились бы, не на таких договаривались, зачем этот цирк с тюленями…
Давно мне не тыкали в лоб обрезом, немного неприятно. Впрочем, плевать, скоро в горы.
Кепка лежала на полу, ну ладно, пусть полежит.
Я почистил зубы и отправился в столовую.
У плиты сутуло топталась та самая нехорошая прошлогодняя баба, похожая на ожившее дерево, скорее всего, на осину. Я спросил, знает ли она, где Катя, осина сказала, что Катя вдруг взяла отпуск на три дня за свой счет. С трудом удержался от того, чтобы спросить, где Спартак, вряд ли она знала. Ладно, блондинку все-таки вычеркиваем красными чернилами, сырники и сметана.
Прошлогодняя баба жарила сырники, неожиданно для себя я почувствовал, что хочу есть. Это фантастическое нападение троглодитов не отбило у меня утреннего аппетита, я опять заказал сырники и кизиловое варенье.
В столовую подтянулся нижний сосед. Видимо, из-за проблем с пятилитровым термосом сегодня с утра он питался быстрорастворимой лапшой, заварил ее кипятком, и лапша сильно воняла, а сосед выглядел несчастливо и распространял вокруг безнадежные волны, тянул лапшу из пенопластового кювета без аппетита, заедал хлебом. Заметив меня, послал печальное приветствие. Я моргнул в ответ и велел принести завтрак не в столовую, а к бассейну.
В воде бассейна плавали рыжие налокотники и белая капитанская кепка. Я подтащил к парапету пластиковый стол. Показалась с подносом прошлогодняя женщина, составила на стол тарелку с сырниками и миску с кизиловым вареньем.
Завтрак от прошлогодней женщины оказался плох. Сырники холодные и жесткие, без сомнения, сделаны из вчерашних, внутри невкусные крупные комки подкисшего творога, консистенция неровная, вид бугристый, крошится при нажатии вилкой. Корочка отсутствует, вместо нее пропитанный прогорклым маслом желтоватый резиновый припек. Варенье, впрочем, оказалось еще хуже сырников, словно из другой бочки, хотя, может, так оно и было, прошлогодняя женщина, прошлогоднее варенье.
Звонок. Луценко. Посмотрим, что скажет.
Я ответил.
Тишина. Шипение на другом конце.
— Миша, ты?
Луценко отключился.
И сразу снова звонок.
Я сбросил.
Больше Луценко не звонил.
Прилетел молодой воробей, я назвал его Хохо и накормил сырником.
А ведь вполне мог быть Луценко, думал я, изучая одинокого воробья. Луценко и зожник Треуглов договорились. Надавить на меня, выжать деньги, потом поделить… Тогда зачем присылать кепку?
Звонок. Луценко.
— Витя, привет.
— Привет, — сказал я. — Что там у тебя?
— Ничего, все в порядке.
— Как выходные?
— Отлично. Отдыхаю.
— А что звонишь?
— Ладно, Витя, мне бежать пора, — сказал Луценко и отключился.
Что-то в тоне Луценко было не то, постороннее, раньше я такого не слышал, ну или внимания не обращал. И вообще, подозрителен был Луценко в последние дни… Сам напросился. Я быстро поднялся в номер, оделся, вызвал такси. Кепку поднял с пола, вернул на подоконник.
Подобрал пояс подвоха. Вынул груз, пропустил в отверстие ремешок, сделал петлю для запястья. Получился кистенек. Так, на всякий драматический случай. В городской квартире на такой случай имелся шокер и баллончик, но я посчитал, что обойдусь подручными средствами. Пришла пора поговорить с Луценко.
Луценко жил в новостройке у Толстого мыса, в двухкомнатной квартире на пятом этаже. В домофон звонить я не стал, дождался велосипедиста, вошел после него, поднялся пешком — люблю новые дома и лестницы в них, здесь пахнет краской и штукатуркой, чистотой.
Дверь Луценко справа, позвонил. Прятаться не стал, глядел в глазок. У Луценко электронный, удобная вещь, позвонил еще.
— Витя?
Не сомневался, никуда бежать ему было не надо.
— Открывай, дело есть.
— Какое? — не
