Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
(темпера, масло, дагерротипы, студийные фотографии, полароидные снимки)
1
Из аэропорта Доноры Аду забрала Лауретта, приехавшая на внедорожнике своего мужа, чтобы кое-что обсудить до встречи с дядей.
На «Вилле Гранде» кузина больше не жила. После смерти бабушки Ады она выразила было желание вернуться туда с мужем и двумя детьми (по её словам, чтобы не оставлять дядю Тана одного), но Джакомо отказался жить вместе со старым доктором и теми, кого называл «его рабами». У Лауретты был также унаследованный от матери, Инес, домик в центре города, одна из трёх «Малых вилл» в стиле либерти, купленных дедушкой Гаддо перед смертью в подарок трём его дочерям. В двух других жили со своими семьями тётки Санча и Консуэло: они родились и выросли на «Вилле Гранде», но после свадьбы уехали оттуда и не испытывали желания вернуться. Печальные воспоминания о детстве и ранней юности, принесённых в жертву суровости матери, говорили они. И потом, все эти лестницы!
Так что в большом доме теперь обитали только доктор Танкреди, Армеллина, горничные, Виттория и Аурелия, и пятидесятилетний Костантино, который служил у Бертран-Ферреллов ещё со времён донны Ады, совмещая должности сторожа, водителя, садовника и истопника, заодно отвечая за мелкий ремонт, а потому звавшийся «разнорабочим». Третий этаж был закрыт, туда годами не ступала ничья нога.
Тем не менее Лауретта ежедневно посещала виллу, чтобы, по её словам, «следить и направлять» («надзирать и наказывать», иронически прокомментировала Ада, цитируя Фуко[26]), а на самом деле демонстрируя Армеллине, что именно она, внучка донны Ады, здесь настоящая хозяйка. Они поддерживали вооружённый нейтралитет, нередко срывавшийся в яростную перепалку из-за самых незначительных мелочей. Дядя Танкреди, смеясь, пытался их примирить, но никогда не принимал сторону племянницы против старой экономки.
– Меня саму чуть удар не хватил от твоей телеграммы! – возмутилась Ада, обнимая кузину в аэропорту.
– Представь, как я перепугалась, увидев, что его рука дрожит так сильно, что не может удержать чашки кофе, а из перекошенного рта доносятся невнятные звуки...
– Но вчера по телефону он говорил со мной совершенно отчётливо, во всяком случае, не хуже обычного.
– К счастью, через несколько часов речь к нему вернулась. Это был лёгкий приступ, ТИА[27], как говорит Креспи. Я не хотела отпускать его из кабинета, собиралась вызвать неотложку, чтобы отвезти в больницу, но Армеллина словно обезумела. Какое она имеет право, а? Прислуга! Думает, долгая служба даёт ей право творить все, что вздумается? Чуть в волосы мне не вцепилась! «Только через мой труп», – вопит. Ты были это слышала! Не понимаю, почему дядя позволяет этой древней мегере жить с ним, почему не заставит её съехать. Она была стара уже лет сто назад!
Ада вздохнула:
– Ты же знаешь, что Армеллине некуда идти. Мы – единственная семья, которую она когда-либо знала. Куда ты хочешь её отправить? Обратно в Воспитательный дом, к подкидышам?
– Это не повод вести себя так, будто она хозяйка, а дядя Тан – её собственность.
– Да брось, Лауретта! Армеллина всего лишь исполняет указания дяди. Ты же помнишь, мы все тогда подписали обязательство не увозить его в больницу даже ради спасения жизни.
– Но это абсурд! Всего лишь несколько лет назад он сам ежедневно ходил в эту больницу...
– Как врач, а не как пациент!
– И что? Это все старческие капризы.
– Слушай, такое же обязательство давала дяде Тану и бабушка Ада сразу после смерти дедушки Гаддо. А он тогда был молодым доктором, только получившим диплом.
– В любом случае это какое-то безумие. И именно мне всегда приходится с этим возиться – тебя никогда нет рядом, когда ты нужна.
– Прости, но он имеет право поступать так, как хочет.
– Ты говоришь совсем как доктор Креспи. Спрашиваю: «Вы берете на себя ответственность?» А он отвечает, что дядя – не маленький мальчик и может сам решить.
Это была вечная история: кузины ещё в раннем детстве знали об «экстравагантности» дяди. «Упрям как мул, – говорила донна Ада. – Возможно, он дурного мнения о коллегах. Но почему мы должны ему в этом потакать?»
Сказать по правде, если кто-то в семье серьёзно заболевал, доктор без всяких сантиментов отправлял его в больницу. Но сам всегда лечился дома.
По этому поводу у Армеллины, как обычно, была своя теория, даже две: «Тогда, на Арно, Танкреди тоже должен был утонуть, но смерть этого не пожелала, и теперь он думает, что бессмертен. Или, может, полагает, что, когда придёт время, его судьба всё равно свершится, не важно, в больнице или в другом месте».
А вот Санча, старшая из тёток, утверждала: мол, у её брата остались такие тяжёлые воспоминания о трёх годах Великой войны, проведённых в туберкулёзном
