Невозвратный билет - Маша Трауб
Она родила на два месяца раньше срока. Когда Леша вез ее в роддом с открывшимся кровотечением, Настя твердила, что многие великие люди родились семимесячными. И что семимесячные дети чаще выживают, чем восьмимесячные. И что их сын точно родится гением. Экстренное кесарево. Андрюша прожил ровно сутки. Настя его видела всего несколько секунд. Леша получил на руки сразу два документа – свидетельство о рождении и свидетельство о смерти. Держался из последних сил, лишь бы не испугать дочек. Чего ему это стоило – остается только догадываться. Настя все это время находилась в больнице. Физически она восстанавливалась, но жить не хотела. Врачи кололи успокоительные и советовали сразу после выписки обратиться к врачу.
Настя так и сделала. Нашла психолога. Именно он ей посоветовал вступить в группу в социальной сети, где общаются женщины, пережившие такую же трагедию, потерявшие ребенка на ранних сроках, с замершей беременностью и такие, как Настя, – матери детей, которые родились раньше срока и которых не смогли спасти. Настя с головой ушла в онлайн-общение.
Все терпели. Леша работал чуть ли не круглыми сутками. Светлана Петровна полностью взяла на себя быт и готовку. Я занималась с Марусей и Кирочкой. Когда могла, забирала их в кино, в музеи или на прогулку.
Когда Настя решила отметить месяц со дня рождения Андрюши, как делала это и с Марусей, и с Кирочкой, все промолчали. Настя заказала торт и шарики. Девочки бегали и играли, ели торт. Кирочка ничего не понимала, а Маруся не спрашивала. Светлана Петровна плакала.
– Прекрати, ты не на поминках! – закричала на нее вдруг Настя.
– Но это тоже… уже перебор, – сказал тихо Леша.
Настя расплакалась и ушла в спальню. Светлана Петровна пошла мыть посуду. Леша выбросил остатки торта в мусорное ведро.
– Как долго это будет продолжаться? – спросил он. Я зашла попросить Светлану Петровну сварить мне кофе.
– Не знаю, правда, – ответила я.
– Ты не заходила в эту группу? Нет? А я заходил. Они там все сумасшедшие. Пишут, как разговаривают со своими детьми, поздравляют друг друга с днями рождения, будто эти дети живые.
– Но вдруг это поможет Настеньке? – подала голос Светлана Петровна.
– А мне это поможет? Марусе? Хорошо еще, Кирочка ничего не понимает, – чуть ли не закричал Леша. – Мы для нее перестали существовать.
– Нужно время, нужно потерпеть, – тихо твердила будто сама себе Светлана Петровна.
– Ты можешь с ней поговорить? – попросил меня Леша.
Да, я сделала одну попытку и больше не пробовала.
– Ты ничего в этом не понимаешь, – отрезала грубо Настя. – Ты никого не теряла. У тебя нет детей. Не знаешь, каково это – потерять ребенка, которого чувствовала в животе. Живого. Который бился ножкой или ручкой. Которому придумала имя и представляла, каким он родится. Ты не знаешь, что такое роды, и просто не в состоянии представить, каково это – когда ребенка не кладут тебе на грудь, а сразу же уносят. Для начала стань матерью, потом поговорим.
– Зачем ты так? – Я задохнулась. От нее я такого не ожидала. Настя ведь знала, насколько для меня это болезненная тема. И била по самому больному.
Мы тогда не общались месяца три или четыре. Я обиделась. Знала, что не должна, не имею права.
– Анечка, ну прости ты ее, – звонила Светлана Петровна, – это не она говорит, это ее боль. Я терплю из последних сил. Настя сейчас совсем за свои слова не отвечает. И меня обижает, и Лешу. На девочек срывается.
– Да, Светлана Петровна, я все понимаю, я постараюсь, – отвечала я.
Но ничего не могла поделать с собственными чувствами. Была не в силах простить сразу, быстро. За это время я, конечно, зашла в группу, к которой присоединилась Настя. Наверное, она была права – я не имела права ни судить, ни давать советов, ни даже высказываться. Я действительно не понимала, не пережила то, что эти девушки, женщины. Они, не скрывая имен, рассказывали о личных трагедиях. Просто и честно. Откровенно, с подробностями. С грамматическими ошибками, на которые я невольно обращала внимание и мысленно исправляла. И от этого становилось еще страшнее и больнее. Страшнее читать эти истории, которые не заканчивались. И больно, потому что я представляла себе женщин, исходя из написанного текста и количества ошибок. Ничего не могла с собой поделать. Будто пыталась защититься, поставить невидимый барьер, считая количество пропущенных запятых. В этом и была разница, Настя права. Я не в состоянии понять, раз даже не могу отключить профессиональный навык. Татьяна, например, писала, что сегодня ее девочке исполняется шестнадцать лет, и все ее поздравляли. Я привожу их не в оригинальной орфографии и пунктуации, а так, как написала бы сама.
Я была молодой. Первый курс института. Поступила в шестнадцать лет. Мама мною очень гордилась. А дальше – первая любовь. Мне казалось – на всю жизнь. Беременность заметила моя мама. Я думала, что меня тошнит от волнения. И на аборт отвела меня тоже мама, за руку. Она
