Мальчики Берджессы - Элизабет Страут
– А? – переспросила девушка.
Яркий персиковый платок на ее голове так и бросался в глаза.
– Вы их у нас купили? – повторила Сьюзан.
Она знала, что нет. На ее ладони лежали простейшие очки из аптеки.
– Да, да! – заверила девушка и снова попросила починить оправу.
– Ладно. – Сьюзан достала маленькую отвертку; руки дрожали. – Подождите минутку.
Она унесла очки в подсобку, хотя правила запрещали оставлять салон без присмотра. Вернувшись, она обнаружила всех женщин на прежних местах, только девушка в ярком платке беззастенчиво трогала пальцем оправы на стойке возле кассы. Сьюзан положила очки на прилавок и придвинула к краю. И тут балахон квадратной женщины зашевелился. Сьюзан с изумлением увидела, как откуда-то из его недр вылезла детская нога, когда женщина сунула руку под все эти многослойные ткани, чтобы что-то поправить. Женщина наклонилась, поставила на пол пакеты с чистящими средствами, потом снова подобрала их, и в этот момент ясно обозначился бугор с другого бока. То есть все это время она стояла перед Сьюзан с двумя привязанными по бокам детьми. Очень тихими детьми. Такими же тихими, как их мать.
– Желаете что-нибудь примерить?
Девушка в ярком платке продолжала трогать оправы, не снимая их со стойки. Никто из женщин не смотрел Сьюзан в глаза. Они стояли у нее в салоне, но были при этом очень далеко.
– Очки я починила. – Сьюзан показалось, что она говорит слишком громко. – Денег не надо.
Девушка сунула руку под балахон, и Сьюзан подумала – словно весь копившийся в ней страх только и ждал этого момента, – что сейчас сомалийка наставит на нее пистолет. Но девушка достала сумочку.
– Нет, – Сьюзан помотала головой, – бесплатно.
– Окей?
Вопросительный взгляд больших глаз на секунду скользнул по лицу Сьюзан.
– Окей. – Сьюзан выставила перед собой ладони.
Девушка убрала очки в сумочку.
– Окей. Окей. Спасибо.
Сомалийки быстро перебросились несколькими фразами на своем языке, звучавшем для уха Сьюзан резко и грубо. Дети вертелись у матери под балахоном. Хромая старуха медленно поднялась со стула. Когда они потянулись к выходу, Сьюзан вдруг сообразила, что эта женщина вовсе не стара. Сьюзан не смогла бы объяснить, как именно она это поняла, просто на лице у хромой сомалийки была глубочайшая усталость, которая стерла с него все признаки жизни. Женщина плелась к двери, ни разу не подняв глаза, и на лице ее не было ничего, кроме глубокой, жуткой апатии.
Сьюзан вышла вслед за ними наружу и смотрела, как женщины бредут по торговому центру. «Только не вздумайте над ними смеяться!» – встревоженно подумала она, заметив двух девчонок, глядящих на них во все глаза. В то же время чуждость этих закутанных с ног до головы женщин заставила Сьюзан подавить прерывистый вздох. Лучше бы они ничего не знали о Ширли-Фоллз. Сьюзан с ужасом думала о том, что они могут остаться в ее городе навсегда.
3
Жизнь в Нью-Йорке прекрасна тем, что – при наличии средств – если вам не хочется готовить еду, искать вилку и мыть посуду, то можно этого и не делать. И если вы живете один, но не хотите оставаться наедине с собой – тоже никаких проблем. Боб часто приходил в «Гриль-бар на Девятой улице», садился на табурет, пил пиво, ел чизбургеры, болтал с барменом или рыжим человеком, у которого в прошлом году жена насмерть разбилась на велосипеде. Иногда у рыжего глаза были на мокром месте, иногда он над чем-нибудь смеялся вместе с Бобом, а иногда просто махал рукой вместо приветствия, и Боб понимал, что этим вечером лучше оставить его в покое. Среди завсегдатаев сложилось взаимное понимание; люди рассказывали о себе лишь то, что хотели, весьма немногое. Говорили о политических скандалах, о спорте и только иногда – очень редко – о чем-то глубоко личном. Боб в подробностях знал, как именно женщина погибла на велосипедной прогулке, но не знал, как зовут рыжего вдовца. Никто не выразил удивления, когда Боб начал приходить в бар один, без Сары. Здесь люди находили именно то, в чем нуждались, – тихую гавань.
Этим вечером бар был набит почти под завязку. Бармен указал на свободный табурет, и Боб втиснулся между двумя посетителями. Рыжий сидел чуть дальше, он кивнул Бобу в большое зеркало за барной стойкой. По телевизору с выключенным звуком шли новости. Ожидая, пока бармен нальет пиво, Боб поднял глаза на экран и почти вздрогнул, увидев широкое непроницаемое лицо Джерри О’Хейра рядом с фотографией улыбающегося Зака. Субтитры бежали слишком быстро, Боб успел прочесть лишь «выразил надежду… не повторится» и потом «привлекло внимание… превосходства белых».
– Безумный мир, – глядя на телевизор, произнес пожилой сосед Боба. – Все сошли с ума.
– Эй, тупица! – услышал Боб за спиной и обернулся.
Вошли Джим с Хелен; Хелен усаживалась за столик у окна. Даже в полумраке бара было заметно, как они загорели. Боб слез с табурета и поспешил к ним.
– Видели, что по телевизору? – Боб ткнул пальцем в экран. – Как дела? Когда вернулись? Хорошо отдохнули?
– Прекрасно отдохнули, Бобби. – Хелен открыла меню. – Что здесь вкусного?
– Тут все вкусное.
– А рыба как, внушает доверие?
– Ну да, вполне.
– Я буду гамбургер. – Хелен захлопнула меню, поежилась и потерла ладони одну о другую. – С тех пор как мы вернулись, все время мерзну.
Боб подвинул стул и сел.
– Не волнуйтесь, я ненадолго.
– Уж надеюсь, – ответил Джим. – Я бы хотел поужинать с женой.
Боб подумал, что такой загар посреди зимы выглядит странно.
– Про Зака только что в новостях говорили.
– Плохо. – Джим пожал плечами. – Но Чарли Тиббеттс превосходный адвокат. Знаешь, что он сделал? – Джим раскрыл меню, поглядел в него несколько секунд и отложил. – Чарли взялся за дело сразу после идиотской пресс-конференции, которую устроил О’Хейр, подал ходатайство о запрете передачи информации и об изменении условий освобождения под залог. Сказал, что с его клиентом обращаются несправедливо и предвзято, ни одно мелкое преступление в городе не удостоилось целой пресс-конференции, после чего добавил, что условия залога гласят, что Заку запрещено приближаться к любому сомалийцу. А затем выдал свою коронную фразу, обращаясь к судье: «Я сознаю, что это допущение прискорбно наивно, но ведь все сомалийцы одеваются, выглядят и ведут себя одинаково». Блестяще. Как ты собираешься возвращать нашу машину?
– Джим, позволь брату спокойно провести вечер, а мы с тобой спокойно поужинаем. Вопрос с машиной вы обсудите как-нибудь потом. – Хелен повернулась к официанту: – Пино-нуар, пожалуйста.
– Как дела у Зака? – спросил Боб. – Я пытался узнать у Сьюзан, но она уходит от ответа.
– Ему не нужно будет присутствовать на предъявлении обвинения, которое отложили аж до третьего ноября. Чарли заявил, что его клиент не признает себя виновным, добился, чтобы дело передали в высший суд, и попросил присяжных. Чарли не промах.
– Ну да. Я с ним говорил. – Боб помолчал. – Зак плачет один у себя в комнате.
– Господи… – вздохнула Хелен.
Джим посмотрел на брата:
– А ты
