Карта Анны - Марек Шинделка
АРХИТЕКТОР
1 /
Внутри смеркалось быстрее, хотя одна стена дома была полностью стеклянной. За ней — большой сад, как проекция, как нечто фальшивое. Стеклянная стена тускло отражала помещение. Пространство. Пространство — это главное. Стекло еще подрагивало: гроза медленно удалялась. По небу бежали рваные облака, отовсюду капала вода.
Внутри открывается другой пейзаж и другая история. На стеклянном столике — опрокинутая ваза. Вода стекает на пол, петляет между поломанными экзотическими растениями, их выпученные реснитчатые цветы напоминают глаза и другие части человеческого тела. На полу беспорядок: галстук, брюки, запонки, красная блузка, две рубиновые сережки, похожие на капли крови. Портьера, сорванная прямо с карнизом. Перевернутый стол и стулья. Осколки бокалов. Голые ноги. Тело. Женщина. Рыжая. Голая рыжая женщина на ковре. Взгляд ее устремлен в пустоту. Она опускает глаза, на плече у нее проступает отпечаток мужской ладони. Еще — несколько шрамов, в остальном красивая.
Главное — пропорции. Архитектор включил воду. Он стоял в ванной перед зеркалом и наблюдал за рыжей: та совсем закрыла глаза и казалась спящей или же — учитывая погром в комнате — мертвой. Все женщины, которых Архитектор любил в последние годы, с ним дрались. Он не мог понять почему, но чувствовал, что дело в нем самом. Было в нем что-то, заставлявшее их пинаться и кусаться. Словно им хотелось выяснить, есть ли там на самом деле кто-нибудь, там, под этой кожей, внутри этой ухоженной, но уже стареющей оболочки. С рыжей все было точно так же. Даже хуже, гораздо хуже. Она колошматила по нему, как обезумевший санитар, делающий искусственное дыхание кулаками. Архитектор не мог понять, что именно она хотела в нем воскресить.
А теперь он стоял перед зеркалом, голый, и аккуратно, влажной кромкой полотенца, стирал кровь с разбитой губы. На спине и плечах пульсировали глубокие следы от ногтей. Архитектор ополоснул лицо и пристально посмотрел на свое отражение. Усталость во всем, пробивающаяся седина, невыспавшиеся глаза. Одно веко чуть подергивается. Он коснулся лица, чтобы остановить тик. Главное — пропорции, подумал он и снова опустил взгляд на женщину.
Набросив черный пиджак, Архитектор вышел из дома. Смеркалось, Вдалеке еще раздавались слабые раскаты хрома. Архитектор окинул взглядом сад: лето потихоньку подходило к концу, на ветках и траве блестели капли. Над горизонтом — последние отблески. Архитектор свистнул. Из дальнего конца сада к нему примчалась собака. Левретка. Змея на четырех лапах. Архитектор вообще любил, когда просвечивает внутренняя конструкция. Левретка в этом смысле была идеальна. Она несколько раз взвизгнула от радости и тряхнула костями у ног Архитектора. Рванула к машине, развернулась и примчалась обратно. Обежала несколько раз вокруг хозяина. Сумасшедший костлявый электрон счастья. Подпрыгивая, она скользила под кончиками пальцев опущенной руки Архитектора.
Он распахнул дверцу машины, собака юркнула внутрь, свернулась на заднем сиденье и теперь уже только сопела. Она была похожа на живую вязанку веток. Дверца захлопнулась. В ее стекле отразился дом, сад, далекий горизонт. Главное — перспектива, точка зрения. Архитектор завел машину, включил навигатор, посмотрел в зеркало заднего вида: рыжая женщина стояла в окне и, наклонив голову, вдевала в ухо сережку. Вторую она будет разыскивать долго и напрасно. Архитектор улыбнулся и небрежно махнул на прощание. «На перекрестке поверните направо», — сказала девушка с трахеостомией. Архитектор надавил педаль газа и послушно повернул в нужную сторону.
Машина мчалась по вечерней равнине; над полем — драные облака, на лобовом стекле — капли дождя. Позади осталось несколько деревень, заросли солнечных панелей, показались первые кошмары — пригороды, паранормальные явления, которые на картах и кадастровых планах выглядят, как злокачественные опухоли. Монокультурные районы, где массово уничтожается потребность в семейной жизни. Куда зубастые, загорелые химеры с плакатов девелоперских компаний заманили армии доверчивых клерков, у которых ипотека съела все мозги, и где те, узники крошащегося бетона, рушащихся новостроек, в итоге так и окончат жизнь в пахнущих известкой подвалах, вися, словно груши, на своих галстуках.
Архитектор, вздохнув, затормозил перед опущенным шлагбаумом. Звонок. Красный сигнал семафора. Архитектор сунул руку в бардачок, достал кольцо, надел его на безымянный палец. Докрутил кольцо, сомкнул и разжал кулак. По радио новости: «После вчерашнего происшествия опять встает вопрос: насколько целесообразным был весь этот дорогостоящий проект. Специалисты изучают соответствующие документы. Во вторник вечером, когда произошел обвал перекрытия вследствие некачественной чеканки швов и пострадали два человека, к делу подключилась полиция. Сегодня в интервью главный проектировщик здания отказался комментировать…» Архитектор выключил радио. Второй день кряду там говорили о том, что его утомляло. Говорили о нем.
2 /
Красные сигнальные огни мелькнули, словно догорающая сигарета. Послышался звонок, скорость изогнула звук, изменила его тональность. На переезде одна-единственная машина. Мужчина с бледным лицом. Промчавшись мимо шлагбаума, поезд полетел дальше. За окном проносился сумеречный пейзаж, освещаемый огнями состава. Юноша вглядывался в вечернюю полумглу над горизонтом, который колебался, как струна. Через приоткрытое окно в купе проникал холодный воздух. Резкий запах глины, полей, запах ручьев, разлившихся после сильного дождя. Юноша снова опустил глаза в книгу, стараясь не смотреть перед собой. Напротив сидела девушка, и он нервничал, потому что она была красивая.
Так они ехали еще с полчаса, как вдруг поезд начал тормозить и вскоре совсем остановился. Протяжно выдохнула гидравлика, заскрежетал металл. Потом тишина.
Он: нервно взглянул в сумерки за окном, потом опять в книгу; отражения в стекле, носки ботинок, колени; поерзал, зачем-то откашлялся, смутился: не слишком ли громко он кашлял; закинул ногу на ногу, вернул ее обратно, а потом снова принялся делать вид, что читает.
Она: сидит.
— Не знаете, где это мы? — осмелился он спросить спустя некоторое время.
— Видимо, где-то в поле…
Она подняла взгляд от конспектов и улыбнулась.
— Ага.
Юноша снова нервно уставился в книгу. Девушка наблюдала за ним.
— Архитектура? — уточнила она, вдоволь насмотревшись на имитацию чтения.
— Чего? — пошел он окольным путем. Будто бы делая ход конем. Будто так действительно можно было выиграть время.
— Любишь архитектуру? — уточнила она, зная, что юноша прекрасно ее понял.
— Ну… — он опустил книгу. — Меня взяли. Завтра сдаю документы на зачисление.
— А почему именно туда?
Юноша непонимающе
