Тоска по окраинам - Анастасия Сергеевна Сопикова
Я подошел поздороваться; Лумпянский как раз объяснял, чего Вадик не любит в такого рода работах: нельзя показывать гардеробщицу (каждый год он смотрит таких этюдов по пять штук и ужасно бесится), нельзя изображать голливудскую звезду, любую, а собирательный образ – тем более… Вот научитесь, тогда и показывайте. Нельзя еще показывать самого Вадика – скажет, что получилось неталантливо, что кроме запрокидывания головы и бутылки с колой ты ничего и не уловил.
Ася внимательно слушала, потирая подбородок ладонью, Катя сидела на батарее и оправляла олимпийку – как ей только не жарко? Ася стояла в красной майке, из-под которой виднелись розовые лямки, в тех самых кожаных штанах и неизменных красных кроссовках с лакировкой – боже, как я их ненавижу!
– Кстати говоря, – обратилась она к нам с Лумпянским, – мои уехали на неделю в деревню. Приглашаю всех в гости.
– У-у-у! – заулюлюкала Катос, вскидывая короткие ручки. – Кутим!
Показалось, что Ася заговорщически подмигнула мне – по крайней мере, она точно смотрела в нашу с Лумпянским сторону. Я решил, что приду на завтра; и ежу понятно, что это приглашение предназначалось мне. После всех моих усилий, после ее бесконечных панегириков моему учителю словесности и минутной жалости («бедный мой, бедный» – даже погладила меня по голове) я ни на секунду не сомневался, что прийти мне – можно, и там, где никто не увидит… бог знает, что будет там. Я и правда не очень задумывался, что мы будем делать, оставшись вдвоем, но решение было принято.
На следующий день я написал ей: «привет! дома?». Ася, однако, ничего не ответила. Я посмотрел на время: пять минут назад была онлайн – значит, точно дома.
Я позвонил ей несколько раз, в трубке – длинные гудки. Послал смс: «ку-ку!». Ничего, нет ответа. Я проверил еще раз – больше Ася в сети не появлялась.
«В конце концов, – подумал я, – даже если ее нет дома, подожду на скамейке. Сто раз ее ждал, по часу, бывало, ждал, – ну и сейчас подожду. Но наверняка она дома. Может, спит?»
Я оделся и вышел. На глаза попался продуктовый, тот, у которого «сменили вывеску»; я подумал, что неприлично приходить с пустыми руками, и купил две плитки «Alpen Gold» с клубникой. Проходя по Минской улице, там, где мы в апреле прыгали по лужам, я набрал Асю еще раз. Бесполезно, бесполезно.
Домофон заулюлюкал совсем как Катя, когда собиралась «кутить». Может быть, Ася поехала к ней? Я нажал еще раз. Та ли это квартира? Та – последняя в доме; я знал окна и столько раз видел, как она звонит родителям: «скиньте сумку», «откройте, я ключ забыла». Всё-то она теряла, забывала, бросала на полпути. Вот и сейчас, может, забыла про меня?
Дверь открылась, вышел какой-то интеллигент в очках, с рыжим шпицем на поводке. «Проходите, пожалуйста», – добродушно позволил он. Я оказался в темной прохладе подъезда.
Асин третий этаж был огорожен, решетку обвивали искусственные цветы и лианы. Я разглядел ее дверь с золотистым номером и нажал на кнопку звонка. Тишина. Помялся, спустился на один пролет вниз, посмотрел в окошко. И ничего отсюда не видно: никаких скамеек, где мы сидели, Асина мама рассмотреть не могла – только мусорку и новостройки на горизонте. Оправдание, чтобы я не ждал ее внизу, так себе.
Я собрался с духом и попробовал еще раз – ну, была не была. И еще раз. И еще разочек, посильнее. И длинное нажатие.
Ладно, я звонил ей добрых пятнадцать минут.
Наконец, из глубины квартиры послышалось:
– Да сейчас! Сейчас, сейчас же!
Быстрые тяжелые шаги, дверь – сначала деревянную, потом покрашенную в голубой железную, которая огораживала этаж, – открыла Ася. Голова у нее была обмотана полотенцем, из-под серого халата торчали голые ноги.
– Ты? – удивленно спросила она.
– Я! – довольный своей осадой, ответил я.
Ася зачем-то заглянула мне за спину, окинула взглядом лестницу.
– Ты один? А впрочем, давай, проходи.
Мы очутились в маленьком темном коридоре; пахло гречневым супом и кошатиной. Ася закрыла за мной дверь, выставила пару мужских огромных шлепанцев.
– Вот. Разувайся, проходи на кухню… Я тут, с вашего позволения, немножко моюсь, – смущенно добавила она, скрываясь за коричневой дверью ванной, вход в которую был здесь же, в прихожей.
Квартирка оказалась маленькой, но уютной: проходная комната с разложенным диваном, телевизором и низким журнальным столиком, повсюду расставлены разноперые рамки с фотографиями. Вот Ася грызет ухо плюшевого зайца, вот она с папой, вот с элегантной строгой мамой в костюме джерси. Я прошмыгнул в тесную кухню и осмотрел сверху донизу утыканный магнитами холодильник «Полюс»: какие-то мыши, Сочи, почему-то ночные огни Саратова, джигит пьет вино из кубка, резиновая виноградная ветка.
Ася долго не появлялась – выйдя из ванной, она зачем-то заперлась в дальней комнате (я даже слышал скрип щеколды), шумно раскрывала шкафы, включала свои говнарские песни. Наконец, она предстала передо мной, в другом, розовом атласном халате с бабочками. Мокрые волосы она распустила по плечам, не расчесываясь, и зачем-то напялила черные капроновые колготки.
– Чаю? – предложила она.
Я заметил, что лицо у нее накрашено каким-то оранжевым кремом.
– Давай, – согласился я. – Вот еще, – я подвинул к ней шоколадки.
Ася почему-то покачала головой. Всё было ровно, нормально: мы говорили о студии, Ася жаловалась на школу и какие-то дурные зачеты. Я уже достал ее, наверное, своими причитаниями про Ивана Денисовича и «Тихий Дон», поэтому начал балагурить – ну, и от смущения, конечно. Чужой дом, чужой устав, чужая девушка в розовом скользком халате на поясе, почти «Бриллиантовая рука» – ассоциация, о которой я не преминул ей сообщить. Ася фыркнула и пожала плечами:
– Но ты ведь и вправду сам пришел. Погоди, кстати, мне надо позвонить.
Она опять оставила меня одного. Я допил остывающий чай из прозрачной кружки, дорассматривал магнитики и решил пойти за ней. С Асей мы столкнулись на пороге дальней комнаты, она отступила и сделала приглашающий жест:
– Только у меня там бардак страшный, ничего?
Бардак и вправду был жуткий. Над компьютерным столом у нее висели три
