Развилки - Владимир Александрович Дараган
***
С кем-то ты идешь до первой развилки. Потом расстаешься. Иногда об этом сожалеешь, но чаще радуешься. Я не сожалею ни о ком, с кем нас развели дороги. Встретил однажды N, с которой мне было хорошо. И обрадовался, что мы не вместе. Я изменился, она изменилась. Нет, мы не стали хуже. Просто перестали совпадать.
***
Странно иногда получается. Приезжаешь в большой город, бродишь по улицам, весь такой радостный и восторженный. Уезжаешь с сожалением — мало что успел. Приезжаешь еще раз, и очарование испаряется. Почему? А потому, что в каждый приезд ждешь такого же восторга, какой был в первый раз.
***
Смысла своей жизни никогда не узнаешь, так что эта тема для меня закрыта. Даже смысл жизни других людей — тайна великая. Можно, например, говорить, что смысл жизни Уильяма Теккерея — написать «Ярмарку тщеславия», а Мироздание посмеется и скажет, что главное в его жизни — построить в Лондоне дом, где сейчас посольство Израиля.
Глава 9. Охотница
— Никита Петрович, тут у меня…
Это опять Мышка. Никита ожидал, что Татьяна-мышка с ее серьезностью, дополненной огромным блокнотом, освоится быстрее подруги, но Татьяна с кошачьим взглядом превзошла все ожидания. Не заглядывая в инструкцию, методом проб и ошибок она уже через два дня постигла немудреное искусство верстки. Страницы так и мелькали на ее экране. При этом она непрерывно обсуждала с другой Татьяной, какая тушь для ресниц лучше. Никита узнал, что рекламируемая длина и толщина — это вранье, что несмывайки — это вранье наглое. Еще Никита узнал, что проблема туши для ресниц Мышку не волнует, у нее конъюнктивит, после обеда болит голова, а работа продавцом футляров для телефонов спокойнее, но там ответственность.
— Ненавижу наличные, — говорила Мышка. — Каждый раз боялась неправильно дать сдачу. И заразы на купюрах боялась, спиртовыми салфетками руки вытирала.
При этом она виновато смотрела на Никиту — не слишком ли много она болтает? Как ни странно, его это не раздражало. Ему было приятно смотреть на молодые лица и думать, что будь он их возраста, то никогда не стал бы встречаться ни с одной из них. И дело не во внешности (обе Татьяны были симпатичными), знаниях или уме. Не было в них чего-то неуловимого, какой-то женской мудрости, никак не связанной с умением решать математические задачи или пониманием философского содержания романов Пруста.
Потом он стал думать, как описать умное и глупое лицо. Глаза? Их описать словами еще сложнее. Вот у одной Татьяны долгий кошачий взгляд, но как глупо выглядят кошки, когда начинают так смотреть. Долго, не мигая, в одну точку. Потом устают, поворачивают голову, делая вид, что увиденное их не очень-то интересовало. Вот-вот — эта Татьяна так и смотрит. Неподвижно, без интереса. А что такое — смотреть с интересом? Приоткрывать глаза, слегка переводить взгляд? Жаль, что нет Макса, это прекрасная тема для обсуждения в дождливо-ветрено-снежный ноябрьский вечер. А Татьяна-кошка — умница, быстро думает, смело принимает решения, с ней бывает интересно поболтать о постороннем.
И тут звякнул телефон.
— Привет! — раздался голос Наташки. — Можешь говорить?
— Нууу… — протянул он.
— Поняла, позвоню тебе домой. У меня дело срочное, но не очень. Важное, но не вопрос жизни и смерти. Но оно требует обсуждения. Жди вечером звонка.
Вечером Наташкин голос звучал мягче.
— Никита, у меня к тебе просьба. Не пугайся, никуда тебя не потащу. Вернее, потащу, но недалеко.
— Не томи, уже заинтриговала.
Наташка помолчала, Никита услышал, как она сделала глоток.
— Я немного выпила для храбрости, — объяснила она. — Дело вот в чем. Вчера зашла к Варе, поболтали, она мне показывала фотографии Макса из путешествий. У нее целая коллекция, все отсортировано по годам и странам. И вот…
Никита услышал, как она опять сделала глоток.
— Я посмотрела его фото с Ладоги, когда он со своим начальником на яхте плавал.
— На яхтах ходят, — поправил ее Никита.
— Без разницы, я на яхту не смотрела, меня в море укачивает. Но вот Панкрат…
— Зануда и педант, мне Макс говорил.
— Это он женской ласки не знает. Ведь он холостой?
Никита хмыкнул.
— Вот ты о чем. Холостой, причем принципиально холостой. Развелся, теперь боится.
— Господи! Они с Максом пара. Он не гомик случайно?
— Нет, Макс говорил, что женщины у него есть. Но это так, для здоровья.
— Фу на вас!
Никита услышал, как она фыркнула, но фыркнула притворно.
— Короче, — ее голос зазвучал увереннее. — Хочу сама разобраться. Познакомишь с ним?
Никита растерялся.
— Да я сам с ним не знаком.
— Я все продумала. Ты ему звонишь, у Вари есть телефон, и говоришь, что беспокоишься за Макса, хочешь с ним это обсудить. Пригласишь в ресторан, а я через полчаса будто случайно мимо прохожу. Ты кричишь: «Ба, Наталья, давай я вас познакомлю». Приглашаешь меня за стол, начинаешь угощать. Потом смотришь на часы, хватаешься за голову и быстро исчезаешь. Дальше уже мои проблемы.
— И чем тебя угощать? — поинтересовался Никита.
Наташка засмеялась.
— Не бойся, не разорю. Возьмешь мне апельсиновый сок, кофе и пироженку. Остальное мне закажет Панкрат.
— Уверена?
— В себе я всегда уверена. Так что?
Никита вздохнул.
— Как я понимаю, других вариантов у меня нет.
К удивлению Никиты, Панкрат обрадовался его звонку.
— Рад, что позвонил. Максим мне рассказывал о тебе. Ничего, что я сразу на ты?
Никита сказал, что даже рад.
— Давай завтра встретимся в Доме Журналистов. Это на Никитском бульваре, который бывший Суворовский. Там внизу ресторан, есть уютные закутки, я закажу один на семь вечера.
Наташка выслушала Никиту, вздохнула.
— Домжур… Ресторан там в подвале. Мрачно, но для мужиков сойдет. Место, конечно, историческое… Ладно, в семь тридцать я там буду.
Панкрату нельзя было дать больше сорока. Поджарый, седины немного, лицо худощавое, подвижное.
— Ничего не понимаю, — сказал он, разливая коньяк. — Я без машины, — добавил он, пригубив рюмку.
Никита выпил, приготовился слушать. Ему сказать было нечего.
— О всех своих поездках Максим мне говорил. Планы у него менялись, он сам не знал, куда поедет после первого города. Но я знал, что через две-три недели он вернется и все расскажет. А что сейчас? Ты знаешь подробности? Мне он только заявление об уходе прислал. И приписка: «Извини, так вышло, потом расскажу». Что у него так вышло?
Никита пожал плечами, рассказал о полиции, Ярославском шоссе, сообщении для Вари.
— Про сообщение и Ярославку я знаю. Больше ничего нового?
— Ничего, — сказал Никита. — Варя сказала, что она не беспокоится.
— Ну да.. — сказал Панкрат и снова наполнил рюмки. — А мы потеряли переговорщика и стратега. У него было полно идей. И все ценные.
— Может вернется и снова к вам, — предположил Никита. Он не знал, о чем еще разговаривать. Ему вдруг захотелось, чтобы быстрее объявилась Наташка.
Принесли салаты.
— Есть у меня гипотеза, — Панкрат взял нож с вилкой, посмотрел на Никиту, отложил нож, стал накалывать на вилку листья салата, — Я его звал сходить летом на яхте к Соловецким островам. Мог договориться, чтобы яхту перевезли в Архангельск или Кемь — оттуда к островам ближе. Около монастыря туристы, а на севере рыбацкий поселок, у меня там знакомые. А можно через пролив на остров Анзер, вот там вообще красота. Места дикие, грибы, ягоды. А какие там закаты! Макс меня выслушал, сказал, что мысль интересная, и я подал ему идею: поездить по нашему северу, посмотреть, как там живут люди. Я
