Развилки - Владимир Александрович Дараган
О Гефсиманском саде Наташка даже слышать не хотела.
— Древних олив там нет, это обман. Все деревья вырубили римляне, когда стояли там лагерем при осаде Иерусалима. В саду толпы экскурсантов, слушают всяких прохиндеев: тут Христос преобразился, тут его поцеловал Иуда, а тут Петр за деревом стоял. Грустное место. В Храм Гроба Господня не пойдем по этой же причине. Если хочешь — сходи один. Завтра мы пойдем на вершину Масличной горы, на место Вознесения. Вот это место светлое, ради него я сюда и приехала.
У подножья Масличной горы стояли таксисты.
— Десять долларов и вы у святого места, — сверкнув зубами, сказал молодой парень с гусарскими усиками. — Пешком туда полчаса, если молодой.
Он внимательно посмотрел на седые пряди Никиты, не оставляя и тени сомнения, что ему в полчаса не уложиться.
— Был случай, один старик дошел до вершины и умер от перегрева и усталости, — добавил он, усиливая свои аргументы.
На вершине Масличной горы находилась небольшая арабская деревня с мечетью. Раньше там стоял византийский храм Вознесения. Мечеть построили на его месте и обнесли забором из камней бывшего храма. Во дворе мечети они увидели небольшую часовенку, вход в которую контролировал могучий арабский парень.
— Пять шекелей, — сказал он по-английски, предварительно уточнив, что они христиане.
— А с нехристиан ты сколько берешь? — поинтересовалась Наташка.
— Пять шекелей, — уверенно сказал парень. — Какая разница? Бог един.
Внутри часовни русский поп что-то рассказывал девушке в длинном черном платье и в белом платочке на голове.
— Подождем, — сказала Наташка. — Мне там надо побыть одной.
Поп с девушкой вышли минут через десять. Наташка попросила Никиту постоять на улице, посмотрела на облака, зажмурилась от солнца, вздохнула и зашла внутрь.
Что она делала внутри Никита не видел. Вышла он минут через пятнадцать, вытирая глаза салфеткой.
— Заходи, если хочешь, — сказала она и отошла в сторону.
Никита зашел, посмотрел на камень с размытой впадиной, означавшей последний след Христа на земле, на свечу, освещавшую камень. Хотел представить, как Христос стоял на этом камне, но не смог. Выйдя, он рассказал об этом Наташке.
— Это неважно, — сказала она. — Место намолено, и столько людей в это верят, что стало священным. Я это почувствовала. Больше мне ничего не надо, мы можем ехать домой.
— А как же Капернаум? — спросил Никита.
— Да… — она потупила голову, говорила очень тихо. — Только не Капернаум, а Магдала. Там выросла Мария Магдалина, я уверена, что Иисус познакомился с ней в этой деревне. Я видела фотографии, сейчас это скучный поселок, но рядом лес, горы. Они все помнят.
В Капернаум они все же заехали. Побродили по улицам, посмотрели на остатки дома Петра, у которого Наташка хмыкнула и сказала, что это любопытно, но к Петру вряд ли имеет отношение. В развалинах старой синагоги, где будто бы проповедовал Христос, Наташка не задержалась.
— Ничего тут не чувствую, — сказала она.
На берегу озера Наташка сняла туфли, опустила ноги в воду.
— Вода теплая, — сказала она, подобрала небольшой ноздреватый камень, положила в сумочку, посмотрела на Никиту.
— Лучше, чем любая икона, — сказала она. — Этот камень помнит обо всем, что тут было. Молиться надо, держа его в руке. Возьми и ты на память. Будет трудно — он тебе поможет.
Никита сел рядом, выбрал камень, положил в карман рубашки. Слева от них виднелась греческая церковь Двенадцати Апостолов: белые кубы, красные купола-полусферы с крестами.
— Красивая, — сказал Никита, указывая на церковь. — Уютная какая. Зайдем?
Наташка покачала головой.
— У меня осталось слишком мало эмоций, хочу экономить. Поехали в Магдалу. Только в поселок не заезжай, найди лесную тропу и останови там машину.
— Тут недалеко место, где Иисус произнес Нагорную проповедь, — сказал Никита.
— Нет, — отрезала Наташка, — сначала Магдала.
У церкви Умножения Рыб и Хлебов он притормозил машину.
— Тут Христос двумя рыбами и пятью хлебами накормил пять тысяч человек. Это тебе тоже неинтересно?
Наташка посмотрела в окно.
— И где тут разместятся пять тысяч человек? Тоже придуманное место.
— Тут есть родники, здесь по вечерам собирались люди, чтобы отдохнуть, напиться чистой воды.
— Может быть, но мы поедем в Магдалу.
В Магдале их встретили светлые каменные дома за высокими заборами, пальмы вдоль дороги, старые уличные фонари и красивый вид на горные склоны, где среди зеленых лугов были пятна оливковых садов. Они проехали поселок и попали на грунтовую дорогу, ведущую в горы. Двадцать первый век как будто исчез, в теплом воздухе воображение рисовало расплывчатые силуэты людей в длинных грубых одеждах. Они устало шли вниз после трудового дня, загребая пыль деревянными сандалиями. Никита встряхнул головой, отгоняя видение, посмотрел на Наташку. Она сидела, прикрыв глаза.
— Мы приехали, — сказал Никита.
Наташка кивнула, они вышли из машины, пошли по пустынной дороге, наступая на ягоды паслена, упавшие в пыль с невысоких деревьев. Зеленые холмы перемежались рыжими скалами, где-то внизу шумел ручей, ветер трепал волосы, нагретые горным солнцем. Потом они спустились к ручью и увидели мужчину и женщину в арабской одежде, сидевших на большом светлом камне, слушавших шум потока и ведущих неторопливую беседу. Идиллию дополнила небольшая рыжая корова, которая резво бежала по горному склону, оглядываясь на теленка, неуклюже семенившего за своей мамой.
— Остановимся, — сказала Наташка, до этого, не произносившая ни одного слова.
Они спустились к ручью, нашли плоский камень, сели.
— Ты только молчи, — попросила она, закрыла глаза и положила руки на колени.
Никита не запомнил, сколько времени они так сидели. Полчаса, час? Журчание ручья убаюкивало, иногда к ним прилетал ветер, принося запах нагретых трав и цветов.
— Все, — как будто проснувшись сказала Наташка. — Теперь скорее домой, ничего нельзя расплескать, ничего нельзя накладывать на то, что мы увидели.
На следующий день они сидели в самолете, направляясь домой. Наташка сняла платок, вынула из сумочки тюбик с губной помадой, накрасилась, повернулась к Никите.
— Спасибо тебе! — сказала она и улыбнулась. — Это были лучшие дни в моей жизни.
Из дневника Макса
Ты сказала, чтобы я забыл о прошлом, ты стала другой и надо начать все сначала. Я не понимаю, как можно забыть о прошлом. Мы состоим из нашего прошлого. Убери его из нашей памяти, и останется идиот с животными инстинктами. Или я неправ, и можно забыть только часть нашего прошлого? Попробуй. Уверен, что не получится. Прошлое обязательно вернется, как возвращается желание взять сигарету у бросившего курить.
***
Райский сад… Почему я представлял его, как аллеи между чудесными деревьями с вкусными плодами. Кругом цветы, ручьи с чистой и прохладной водой, светит солнце, но свет его мягок. И ты постоянно слышишь музыку, услаждающую слух.
Это чушь! Иной мир не может быть похож на наш. Нет там аллей с цветами, нет уютных домиков под вишнями, где по вечерам звучит музыка Шуберта. И солнца там нет, и луны. Даже в откровениях Иоанна Богослова об этом сказано: «И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его».
***
Как легко списать на силу и волю Всемирного Разума все нерешенные научные проблемы. Говорили с Никитой о Большом взрыве: что было до него и что будет через миллиарды лет. Очень приятно было закончить разговор словами, что нам, букашкам, никогда этого не понять.
***
Почему работа в банке у меня стимулирует мысли о великом? Особенно о том, в чем я не разбираюсь. Наверное, хочется уйти от рутины, вырваться на свободу, попасть в мир великих мыслителей. Интересно, это у всех так или при такой работе у большинства остаются только силы думать о новом доме, более престижной машине и поездках к морю?
***
Кстати о поездках — почему меня
