Жених по объявлению - Виталий Яковлевич Кирпиченко
— Я — жид в четвертом колене, — повторил Васька убитым голосом. — Сообразить не могу, как теперь быть. Документов-то, подтверждающих мое еврейское происхождение, у меня нет.
— Действительно, — шевельнулось у меня сомнение, — откуда ты взял, что еврей?
— Да вот читай, — сунул он мне письмо. — Вот отсюда. Это сестра мне пишет, Людмила.
«…Наша тетка Вера, у которой отрезали по ошибке левую титьку, сказала мне, что ей сказала ее тетка, что наша прабабка родилась от еврея, который скупал по деревням старые вещи и щетину и продавал гребешки из рога. Значит, мы с тобой, Вася, — евреи в четвертом колене…» — прочитал я и продолжал тупо смотреть на листок.
— Ну что? — дернул меня за рукав Васька.
— Да ты особо не переживай, не в племени же людоедов родился, — попытался я успокоить товарища.
— Ты понимаешь, я и раньше замечал в себе что-то такое, какую-то тягу к изобретательству. У меня руки чешутся, когда не заняты делом. Это от него передалось, от гребешков его. Кстати, ты не знаешь случайно, как разгинать рога? Ладно, я у старых евреев спрошу, думаю, они сумели сохранить эту тайну.
Я не верил своим ушам.
— Да и нос у меня… — Васька свел глаза, разглядывая бульбочку на конце носа. — А уши? Ты только потрогай, потрогай мочки! Это же чистые уши Иоанна Крестителя! Бедный народ! Страдалец! Чего он только не испытал! И жизнь среди неверных, и долгий трудный путь через пустыню с сорока буханками!
— Хлебами, — поправил я.
— Возьми хотя бы нашу Россию, зачем далеко ходить, — продолжал Васька, не обратив внимания на мою поправку. — Как в ней жилось евреям при царизме? Да нас же за людей не признавали! Из жидов пархатых не вылезали. А в наше время? В наше время в нашем справедливом государстве придумали пунктик в анкете, через который не перескочишь, не открестившись от своего рода-племени.
Ты не убивайся уж так, — меня задели за живое Васькины разглагольствования. — Они не пропадут. И ты тоже.
На перекур Васька не пошел, и я видел его сидящим у станка. Он щупал мочки ушей и оттягивал вниз кончик носа, губы его что-то шептали. Я прислушался: «Цаплин… Цапилин… Цапелин. Василий… Базилий… Вазелин… Вазон… Васька… Васко. Васко де Цапелин».
Я сообразил, что Васька перекрещивает себя в еврея, но с каким-то странным португало-германским уклоном.
Закончив работу, он не пошел, как прежде, в общей толпе, а свернул на кривую и щербатую дорожку по-над забором.
Утром он ждал меня у проходной.
— Завтра иду в посольство, — заявил он решительно. — Уеду на родину предков. Может, кто меня и осудит, но иначе я не могу. Плох тот гражданин, который оставляет Родину в беде!
— С чего это твоя родина в беде? — Я начинал злиться, это был дурной признак того, что я могу сорваться. — Россия кормила, поила, учила таких крыс, как ты, отрывала кусок хлеба от инвалидов и стариков, и она не в беде? А Израиль и Америка в беде? Хотя ты прав! После того как все, тебе подобные, туда переселятся, они действительно окажутся в беде. Ты прав. И катись-ка поскорее отсюда — воздух будет чище!
В пятницу Васька на работу не пришел, а в понедельник он выглядел как с креста снятый.
— Ну что, жид в четвертом колене? — встретил я его на проходной. Васька даже не повернулся в мою сторону.
Во вторник его опять не было, а в среду он сразу подошел ко мне.
— Антисемит проклятый! — прошипел он, глядя куда-то в сторону. — Не верит в мое еврейское происхождение. Говорит, мало ли что тебе скажет какая-то тетка да еще и без левой титьки, нам, говорит, документ нужен. Зараза бюрократическая! Сам вот на столечко, — показал он кончик кривого мизинца, — не похож на настоящего еврея, а мне, видишь ли, тычет в нос и говорит, что во мне еврейского, как в нем зулусского. Ты не знаешь, кто такие зулусы? Надо в синагоге спросить, там все знают. Язык, спрашивает, знаете? Я ему: а кто бы меня ему учил? «Надо бы прадеда со щетиной попросить об этом», — издевается змей проклятый. Вот из-за таких и мыкают горе тысячи истинных сынов Израиля.
— Предприимчивых сынов Израиля! — съязвил я. Васька пропустил это мимо ушей.
— Я дал телеграмму сестре, чтобы она поискала в церковных книгах, может, где сохранилась запись о регистрации брака прадеда.
— Ну-ну! — поощрил я его таким восклицанием и посоветовал: — За то время, пока сестра будет чихать над пыльными церковными книгами, ты постарайся привесить себе другой шнобель, этот больно уж смахивает на известный пятачок. Да с обрезанием поторопись. Только не переусердствуй!
Прошла еще неделя. Васька в курилку не ходил, он сидел у своего станка и изучал какую-то большую черную книгу. Слышалось: «Цвей, дрей. Шекель. Гроссе шекелей».
В понедельник, смотрю, стоит у проходной, ждет кого-то.
— Шалом, Вазон! — поприветствовал я его.
— Знаешь, — заговорил он, глядя себе под ноги, — сестра опять прислала письмо. Вот почитай отсюда, — ткнул пальцем в середину листка и, глубоко задумавшись, спросил: — Интересно, какая религия в Эмиратах? По-моему, мусульманская… Но это так. Ты читай!
«…Вася, оказывается, тетка наша все перепутала. Она все путает, и титьку ей отрезали не ту по ее же вине, хотя врачей и обвинили. Так вот от старьевщика-еврея родила не наша прабабка, а ее сестра Марфа, вот пусть теперь ее дети и переживают. А мы чисто русские. Ну, может, капелька татарского в нас есть. Тетка Вера говорила мне, что нашу бабку Агафью дед как-то застукал с соседом татарином. Ты обрати внимание, какие мы все скуластые, а у тетки Зины — Зейнаб по-татарски — еще и усы, как у Чингисхана…»
— Аль Акбар! — поднес я ладони к лицу. — Аллах велик и непостижим!
— Мне-то что делать? — остановил на мне остекленевшие глаза неудавшийся иудей.
— Первое — это спокойствие, кунак! — хлопнул я Ваську по тамбовской костлявой спине. — И не огорчайся, если даже поспешил с обрезанием. Все равно, как выяснилось, тебе этого не избежать. Второе — забудь, что есть такой деликатес, как сало!
— Тебе все шуточки, а моя Райка вещи продает! Соседка уже сервант уволокла. Говорил же этой щуке астраханской: «Не спеши, ничего пока не ясно». Куда там! «Если не хочешь, можешь ничего не делать, это на тебя похоже, я сама все сделаю. Ты только скажи им, что мы все уже распродали, и они никуда не денутся, выдадут визу, как миленькие!» Ты понял, какой интеллект у бабы?