Колокола весны - Анатолий Никифорович Санжаровский
Как больной лился я по пятам за этим Дрюшей.
У Дрюши был единственный на весь район значок!
Клянчил я хоть на что поменять. Не хочешь меняться, продай. Месячную зарплату суну! А сам… Голь мудрёна. На выдумку возьмёт — не евши поспит.
Митя ни на что не соглашался. Твердил, что значок у него вроде талисмана.
— Вот, — говорил, — гребу я, многоступенчатый долбонавт, мимо база. Культурно стоит за плетнём уважаемая гражданушка корова. Я к этой госпоже с картинным приплясом:
— У моей у молодой
Колокольчик ой-ё-ёй.
Она ходит, семенит —
Колокольчиком звенит!
— Я к ней с прочими дорогими королевскими нежностями. Му-у… Му-у-у-у-у, моя сладунюшка!.. А она, негодяха, от меня. Ну по какой причине такая гордая неприступность? Отвечаю. По причине отсутствия у Дрюши талисмана. А вот шпацирую я на следующий день. Тот же коровий отель под открым небом. Та же ненаглядная рогатая бизнес-ледя. И я тот же. А подхожу — стоит. Погладил ласково за лопушком ушка — стоит. Только шатнула лопушком в согласье. Я вся ваша, дорогой Митяша! Накинул на шею ремень — стоит. Потянул — покорно зашевелила коньками вследки за мной. Отчего эта сладунюшка такая вся согласная? Отвечаю. У Дрюши был талисман. И теперь, сколько б вы ни прохаживались мимо того гранд-отеля, той рогатой леди вам не увидать.
Эх, Митя, Митя!
Всадил в тебя Бог душу, как в дуплистую грушу!
За волосатую кражу[69] чуть не загремел на срок. Еле отстегнулся. Потом всё дивился: «Не думал, что за взлом лохматого сейфа так можно жестоко пострадать…»
Да…
Грешные были у Мити руки. Пионерили кур, коров, телят, ковры, мёд… Ну отжигал номерочки! Хотел даже в нашем райсуде скамью подсудимых скомсомолить. Считал, раз не на чем будет сидеть подсудимому, так и не посадят.
Наконец, к моему счастью, утолкали Митю в камеру хранения.[70] По барину говядина.
Добился я свидания с этим большим боярином в нашем козлятнике.[71] Отдыхает поёт:
— Оторвали Дрюше лапу,
Чтобы девочек не лапал,
Потому что Дрюша очень
С-с-с-сексуа-а-ально озабочен…
В печали куражно покачал головой и ещё попел мне:
Я в ЧеКа мамашей клялся:
— Не виновен я ни в чём.
Поднажали и признался:
Триста лет я был царем.
— Сидит кошка на заборе,
Вышивает себе хвост.
Девки Паски не дождались,
Напились в Великий пост.
— Как и я. Накушался… Наступает для меня великий пост. Придётся петь другие песни…
— Как в вязноватовском колхозе
Зарезали мерина.
Три недели кишки ели —
Поминали Ленина.
Шла корова из колхоза,
Слезы капали на нос.
Отрубите хвост и роги —
Не пойду боле в колхоз!
Уже перед самым его отбытием на сталинскую дачу я ещё раз наведал его. Он так удивился. Расстроился. И зажаловался: «Эха, паря, загудел я под трибунал под глупую кадриль с рогатой клюшкой. Не пришлось бы ехать в Сибирь погреться… Пошевели понималкой… Я, как и Сашок Локтев, придерживаюсь того бережка, что «лучше почивать на лаврах, чем на нарах». Да… Кому лавры… Кому нары за колючкой. С госпожой Судьбой не подерёшься. Ей видней, кому чего сунуть. Ну… Жаль… Какого честнягу взяли от сохи на время…[72] Очень мне надо было в эту камеру хранения?» — два растопыренных пальца левой руки он кисло наложил крестом на два растопыренных пальца правой руки.
— Целей сохранишься! — бодрю его. — И нечего горевать. Сиди себе отдыхай да весело выдавай всем вподрядку многопартийный мат на все буквы! Какие твои годы? А «жизнь — шанец стать человеком». Ещё станешь. Знай в запас отдыхай на дачке да копи богатырскую силушку для новых восхождений!
— Хых… Из меня труженичек… Раз по пальцам, два по яйцам… Наплетёшь… Иди ты в баню тазики пинать![73] Я ещё легко отделался. Один пострадал… А вот даве у нас на станции Нижнедевицк фланировала на рельсах одна комолка. Наскочил на неё грузовой локомотив. Слетел с рельсов целый вагон с военной техникой и с дорогими боевыми гражданами солдатами! Корова сшибла вагон! Да какой!.. Во-о…
Подношу я Дрюше пускай не тысячные, а всёжки дороговатые подарки-гостинцы. В глаза заглядываю влюблённой собачкой:
— Ёшкин кот! Ты мастер, и я мастер. Только ты, дятел, со значком, а я без значка. Леший! Хоть на время, до возврата, дай поносить значок. Там он тебе никакой службы не сослужит. А мне — весь смысл жизни в нём!
— Ох! Будешь ведь, кукиш волосатый, барнаулить,[74] пока не выцыганишь… Ладнушки… Гони, тараканий подпёрдыш, десятку. И навсегда получай свой смысл, бесталанный Иисусик!
Он прислонил свою медальку мне к груди:
— Оя! Законченный краснознамённый жених!
И запел:
— Я Хрущёва не боюсь,
Я на Фурцевой женюсь.
Буду ш-шупать сиськи я
Самые марксистския!
При Дрюше привинтил я значок на выходной пиджачок.
На полную красоту прошёлся по Дворикам!
Свете божий… Я не видел земли под собой. Я почувствовал себя человеком, кто в жизни добился всего, чего только можно достигнуть.
Конечно, с подполковником я держал язычок на коротком поводочке.
Не квакал про Дрюшу. Зачем самому себе марать хвост? Буркнул, что значок мне подарили. Сказал ещё, что фактически я имею полное правие носить значок, раз норму мастера я выполнил и не одну. Это можно подтвердить моими маршрутными листами.
— А-а. Ну, носи, носи…
А подполковник молодчина таки. Дал в районе шороху. Не зря этот полкан таскал фамилию Вострокнутов.
Произвёл этот быстроглазик Вострокнутов полный порядок!
Теперь куда б я ни ехал, маршрутные листы подписывают без звучика. Чуть ли не выстраиваются ко мне в очередь, лишь бы поскорей карябнуть свой автограф в мою тарабарскую грамотку.
Вот так их надо воспитывать!
А Пониткова и воспитывать не стали.
Видать, себе дороже.
Отведал наш панок Понитков порохового дыма. Вскоре после отъезда полканчика Вострокнутова вовсе стёрся с экрана, пропал с двориковских глаз.
Жидок оказался на расплатку.
16
Что тебе, милая Раиска, рассказать ещё? Я посмотрю, глаза у тебя грустные. Ну это мы исправим… Так что тебе рассказать?..
А-а, да…
Я, милая, скрывать, таиться не умею. Не хочу.
