Бунтарка - Дженнифер Матье
— Ты не присоединилась к бригаде халатов? — спрашивает Митчелл.
Вау, Митчелл Уилсон знает слово «бригада». Поразительно.
— Нет, не присоединилась, — говорит Эмма, стреляя в Митчелла глазами с идеальным макияжем. — Не уверена, что понимаю это, если честно.
Конечно, ты не понимаешь. Тебя бы никто не уличил в нарушении дресс-кода, потому что директор Уилсон знает, что ты нравишься его сыну.
Мне сразу становится стыдно за свои мысли. Эмма прекрасна, скромна, умна и все такое, но она никогда никого не обижала. Просто она не одна из нас. Как будто она актриса в сериале о школе, ей двадцать шесть, а она играет шестнадцатилетнюю.
— Ну, я рад, что ты не носишь халат, — говорит Митчелл, приподнимая бровь. — Было бы преступлением скрывать твою фигуру.
Ох, убейте меня.
Эмма розовеет, но осторожно улыбается, потом снова перекидывает волосы через плечо. Раздается звонок, и Сет вбегает в класс за мистером Дэвисом, который начинает лекцию о том, что нельзя опаздывать на уроки.
— Простите, — говорит Сет и садится на место, а мои барабанные перепонки тают от звука его голоса.
Мистер Дэвис разделяет нас на группы, чтобы мы обсудили рассказ, который должны были прочитать вчера вечером. Каким-то чудом я оказываюсь в одной группе с Сетом, и когда мы начинаем неловкий процесс перестановки парт, он ловит мой взгляд.
— Классный халат, — говорит он мне.
— Спасибо, — отвечаю я, заставляя себя не краснеть.
Мы не спеша проходимся по вопросам, которые мистер Дэвис написал на доске, и я понимаю, что Сет довольно умный. Я читала рассказ «Лотерея» Ширли Джексон, потому что мама сказала, что это ее любимый рассказ. Все в группе говорят, что он запутанный, а Сет отвечает, что в том и суть.
— Он о том, что, если что-то является традицией, это необязательно хорошо, — говорит он.
Я кусаю нижнюю губу. Обычно я молчу в таких случаях. Но мне хочется, чтобы Сет знал, что я тоже умная.
— Хотя некоторые считают, что традиция — это неплохо, — говорю я и рисую крошечный круг на листе бумаги, не поднимая взгляд. — Традиция — это то, что объединяет нас, превращает в общество.
Все молчат, а потом один парень, Питер Прэтт, съезжает вниз по стулу и вздыхает:
— Какая, черт возьми, разница? — говорит он. — Я просто хочу, чтобы прозвенел звонок и мы пошли в столовую.
Мои щеки вспыхивают. Я смотрю вниз на свой бирюзовый халат.
— Думаю, для меня есть разница, — говорю я. — Важно, чтобы рассказ заставил задуматься. — Мне кажется, что после такого признания я вспыхну пламенем от смущения, но этого не происходит.
Когда я поднимаю глаза, Питер Прэтт пожимает плечами и зевает. А вот Сет смотрит на меня и улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Я снова краснею, но уже по другой причине.
Во время обеда мы обсуждаем, сколько девочек пришли в халатах. Клодия почти не говорит. Она потягивает диетическую колу, а ее лицо застыло, пока Люси перечисляет всех, о ком ей известно.
В конце дня я нахожу Клодию у ее шкафчика, пока она роется среди папок.
— Хочешь пройтись домой вместе? — спрашиваю я.
— Конечно, — говорит Клодия, аккуратно закрывая дверцу шкафчика.
Я хочу, чтобы между нами снова все было хорошо, как раньше. В качестве предложения мира я снимаю халат и запихиваю его в рюкзак. В конце концов, учебный день закончился. Мы с Клодией выходим через боковую дверь и направляемся домой.
— На улице так хорошо, — говорит она.
— Да, — отвечаю я. И это правда. Прекрасный ноябрьский день, техасская летняя жара наконец ушла. Осеннее солнце приятно греет затылок, пока мы с Клодией бредем по тротуару.
— Знаешь что? — спрашивает Клодия.
— Что?
— Я не видела, чтобы сегодня хоть одну девочку выгнали из класса за дресс-код. А ты?
— Нет, — говорю я, улыбаясь. — И я не видела.
— Может, идея с халатами сработала, — говорит Клодия. — Может, вы были правы, что сделали это, а я струсила.
— Нет, — отвечаю я, качая головой. — Нет, это неправда. — Хотя, возможно, так и есть. Немного.
— Не знаю, — говорит Клодия. — Я просто боялась попасть в неприятности.
— Некоторые вещи стоят того, чтобы попасть из-за них в неприятности, — замечаю я.
— Может быть, — отвечает Клодия. Я вижу, что она хочет еще что-то сказать. — Не думаю, что ты бы участвовала в этой затее с халатами до того, как появилась Люси.
Эти слова причиняют мне боль, и на секунду мне хочется сказать ей, что это я сделала «Мокси». Вместо этого я пожимаю плечами.
— Честно говоря, я все равно бы сделала это, — отвечаю я. — Но можешь мне не верить. — Мои слова кажутся грубыми. Обычно я так не разговариваю с Клодией.
— Забудь, — говорит она, — забудь, что я вообще что-то говорила.
— Ладно, давай не будем об этом. Все равно все уже кончилось, — отвечаю я.
Мы приближаемся к дому Клодии. Исправь это, исправь, исправь. Я завожу разговор о тупом домашнем задании, чтобы попрощаться на хорошей ноте. Когда мы подходим к подъездной дорожке, Клодия кладет голову на мое плечо. А я наклоняюсь к ней, улавливая запах клубничного шампуня.
— Поговорим позже? — спрашивает она.
— Конечно.
Когда я оставляю дом Клодии позади, то достаю телефон, чтобы написать сообщение Люси.
Кого-то из девушек забрали из-за дресс-кода с твоих уроков сегодня?
Несколько мгновений спустя она отвечает:
Нет!!! Ни одну!
Не могу поверить, что это сработало!
Правда, здорово?!
Остановившись под большим деревом, я с улыбкой печатаю еще одно сообщение.
ДЕВУШКИ МОКСИ ДАЮТ ОТПОР!!!!!!
И добавляю несколько сердечек на всякий случай.
Люси сразу же пишет в ответ.
ДЕВУШКИ МОКСИ НАДЕРУТ ВСЕМ ЗАДНИЦУ И ЕЩЕ ПОКАЖУТ СЕБЯ!!!
Я читаю сообщение вслух и громко смеюсь, стоя посреди улицы.
Глава двенадцатая
Прошло три дня, и ни одну девушку не забрали с урока за нарушение дресс-кода. Бесцеремонные проверки администрации словно испарились в никуда, и мне хочется думать, что «Мокси» имеет к этому отношение. Прошлым вечером я стояла перед зеркалом в ванной целых две минуты и смотрела в свои темные глаза. Я собрала и подняла их в высокий хвостик. Прищурившись, я пыталась понять, похожа ли я хоть немного на Кэлин Ханну из Bikini Kill.
Но к собранию фанатов в пятницу я начинаю чувствовать, что все так и осталось фантастической мечтой. Музыкальная группа играет те же песни. Чирлидеры проделывают те
