Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган
Я проснулась с ощущением, что у меня сводит живот от беспричинной тревоги. На следующий день дети должны были вернуться с моря, где они были с Самюэлем. Они присылали мне фотографии своих счастливых минут, и я как идиотка смеялась в одиночестве, догадавшись, что дочка все же задурила голову Самюэлю, раз он купил ей огромный плавательный круг в виде единорога. Я скучала по Алексу и Роми. По Самюэлю тоже. Как ни крути. Когда он был где-то поблизости, мое одиночество было не таким беспросветным. В его присутствии мне хотелось улыбаться, ко мне возвращалась легкость. Он успокаивал меня и держал моих призраков на расстоянии. Я не просила его ни о чем, он приходил сам, а я его не отталкивала, совсем наоборот. Его отъезд помог мне признаться себе в этом. С другой стороны, мы играли с огнем. Были ли мои чувства к нему столь однозначными, как я полагала до сих пор? А ведь я была в них уверена. А что с его чувствами? Чего он на самом деле хочет? Просто беспокоится за меня? Или у него что-то другое на уме? Мы расстались не из-за чьей-то измены и не оттого что возненавидели друг друга. Мы выбрали разные дороги, ни один из нас не был готов к компромиссу, что и привело к разрыву. Хотя я все же рискнула бы допустить, что между нами сохранилось немного любви. Можно ли говорить о полном разрыве, если мы встречаемся по несколько раз в неделю? Если мы зачастую одинаково мыслим и у нас бывают минуты нежности? Щека, которую он погладил несколько дней назад, еще помнила его прикосновение. Пожалуй, я должна была оттолкнуть его. Ни он, ни я не завели новые отношения после расставания два года назад. У меня, во всяком случае, не было никакой любовной истории, никакой интрижки. Не хотелось. Не хотелось страданий. Я отваживала тех редких мужчин, которые пытались со мной сблизиться. И до меня ни разу не доносились слухи о появлении женщины в жизни Самюэля. И дети мне ни о чем таком не рассказывали. Конечно, Самюэль не делился со мной подробностями своих знакомств, что вполне естественно. Однако будь у него что-то серьезное, до меня бы это очень быстро дошло. Нас тут знали все, и мы знали всех. Я свыклась с этой мыслью и приняла ее. Мне хотелось, чтобы мужчина, сделавший мне столько хорошего, был счастлив, пусть и не со мной. У Самюэля было все, чтобы нравиться женщинам и чтобы быть любимым. И он умел любить в ответ.
По утрам, когда Алекс и Роми жили не со мной, я всегда готовила завтраки. Так было и сегодня. Меня убаюкивал шум кофеварок, я чистила фрукты и взбивала творог. Большой деревянный стол был полностью накрыт, оставалось поставить еду на шведский стол. Было еще рано, поэтому я позволила себе выпить кофе. Я оперлась о косяк стеклянной двери, выходившей на террасу, и держала горячую чашку обеими руками. Я не могла отвести взгляд от Машиных качелей, они гипнотизировали меня, пустые и одинокие в центре большой лужайки. Никто не решался садиться на них после ее отъезда. Словно невидимый барьер никого не подпускал к ним. Это было ее место, пусть она его и покинула…
Утреннюю тишину пробуждающейся природы нарушил телефонный звонок. У меня перехватило дыхание. Полседьмого, кто может звонить так рано? Вообще-то я боялась этого звонка уже целый месяц. Готовилась к нему. Вопреки всем моим стараниям, я так и не сумела прогнать предчувствие, что он вот-вот раздастся. Неужели она каким-то образом послала мне сигнал в тот самый момент, когда я созерцала ее опустевшее место, и сделала это в утреннее время, всегда принадлежавшее ей? Я грустно улыбнулась, вспомнив Машины слова. Он и впрямь терпелив. Я замешкалась, отхлебнула еще кофе, почему – не представляю, наверное, чтобы хоть ненадолго сохранить иллюзии. Потом сняла трубку, куда денешься.
– Эрмина?
Я не ошиблась. Этот голос. Я услышала его во второй раз за последние три месяца. Как и тогда, его дыхание было неровным. Василий.
– Извини, что звоню так рано…
Я знала. Я поняла. Мои пальцы плотнее сомкнулись на чашке. Теперь для меня имело значение только одно:
– Она страдала?
– Она… она заснула… разговаривая с моим отцом.
Маша не могла жить без Джо, несмотря на всю любовь тех, кто ее окружал. И вот они снова вместе. Она попрощалась с нами, попрощалась с «Дачей», попрощалась с сыном. Я стерла покатившуюся по щеке слезу.
– Значит, она ушла тихо.
– Да, – выдохнул он. – Я буду информировать тебя о дальнейшем…
– Крепись.
– Ты тоже.
В трубке раздались короткие гудки.
Следующие часы я провела, натянув маску лучезарного счастья, наложив табу на все мысли, не относящиеся к работе, и разрываясь между столовой, террасой и холлом. Я улыбалась, предлагала гостям налить еще кофе, советовала, чем стоит заняться сегодня, где погулять в такую чудесную, хоть и жаркую погоду, и тщательно избегала Амели. Сейчас не время, я еще не готова. Я дождалась десяти утра, чтобы сообщить Самюэлю. Он шумно вздохнул и пробормотал несколько выразительных ругательств. Вдалеке раздавались голоса детей, они смеялись, это будет тяжелая новость для них… Маленькие мои, как бы я хотела избавить вас от этого.
– Я пока ничего не скажу детям, – заверил меня Самюэль. – Мы будем в отеле после обеда. Я сам им все объясню, не беспокойся.
– Мне очень жаль, что я испортила тебе последний день отпуска.
Когда я была готова поделиться новостью, я отправилась искать Амели. Быстро нашла ее и позвала за собой. Она отдала необходимые распоряжения и догнала меня. Она была заметно напряжена. Мы молча пошли по служебному переходу в кухню. Мы не часто туда заявлялись вдвоем, поэтому Шарли сразу догадался, что дело серьезное, и отправил своего помощника погулять, прибавив:
– И не возвращайся, пока не позову.
Парнишка такому повороту дела обрадовался и тут же умчался. Амели подошла к мужу и прижалась к нему, они настороженно смотрели на меня.
– Догадываетесь, что я должна вам сообщить?
Они покивали – грустно, но в то же время и с облегчением. Напряженное ожидание, о котором нельзя было говорить, подошло к концу. Прощаясь с ней, все мы в глубине души были
