Мирза Ибрагимов - Слияние вод
Передав договор в президиум, Гызетар проворно сбежала со сцены, села рядом с мужем и только тут, под его надежной защитой, перевела дух, поправила волосы.
- Кто хочет выступить? Какие есть замечания? - спросил Кара Керемоглу.
Все молчали.
Условия соревнования уже обсудили на правлениях обоих колхозов, в бригадах, но все-таки и хозяева и гости призадумались: а все ли предусмотрено, все ли хорошо обдумано? Подписать договор - дело нетрудное, но ведь поспешить - людей насмешить.
Наконец в зале послышалось:
- Разрешите!...
И Зейнаб, даже не дождавшись ответа председателя, поднялась на трибуну. Вероятно, и она волновалась, но ничем не показала этого.
Кара Керемоглу с уважением сказал:
- Прошу, товарищ Кулиева!
Минутку помолчав, словно в последний раз проверив себя, свои мысли, Зейнаб негромко, но внятно заговорила:
- Конечно, в договоре правильно написано - повысить урожайность хлопка на тридцать процентов. Разве можно против этого возразить? Но вчера мы в бригаде потолковали, посовещались и решили: взять обязательство повысить урожайность ровно наполовину, на пятьдесят процентов. Каким же путем этого достигнуть? До сих пор мы сеем местный сорт тонковолокнистого хлопка, оставляя междурядья семьдесят на семьдесят, а в каждом гнезде два-три растения. Таким образом на гектаре получается примерно шестьдесят тысяч кустов. На опытном участке в прошлом году мы провели квадратно-гнездовой сев, оставили междурядья сорок пять на сорок пять, в одном гнезде - два-три куста. Сколько же получилось кустов на гектаре? Сто двадцать тысяч!
- Ого! Вот это здорово! - восхитился кто-то в зале.
- А при ста двадцати тысячах кустов урожай увеличился ровно наполовину. Вот вам, товарищи, где таятся наши резервы! Таким методом в прошлом году некоторые звенья собрали по двадцать пять центнеров с гектара, были и такие, которые добились тридцати. В "Новой жизни" тоже были звенья высокого урожая, по двадцать пять центнеров собрали. А мы в договоре пишем "двадцать три центнера"... Откуда же взялась эта цифра? Рустам-киши здесь говорил о движении вперед. Приветствую ваши слова, товарищ Рустамов! Только одного не могу понять, как вы собираетесь двигаться вперед - широким шагом или ползком?
По залу прокатился смех, кое-где и захлопали. Ширзад заметил, что многие улыбались, перешептывались, ожидая, как же вывернется Рустам-киши. Стало ясно, что авторитет председателя "Новой жизни" не так высок, как кажется ему самому.
- Предлагаю установить цифру средней урожайности по хлопку для обоих колхозов - двадцать пять центнеров, - твердо закончила Зейнаб.
Рустам засопел, багровея, покрутил кончики усов.
А из зала кричали;
- Прр-равильно-о-о!...
- Поддерживаем от души!
Но до президиума донесся и чей-то ехидный голосок:
- На высокой струне берет!
Всегда находится такой благоразумный молчальник, у которого мужества хватает лишь на короткую реплику в общем гуле голосов.
- На сазе не играл, что ли? Самая обыкновенная струна! - тотчас возразил кто-то из молодежи.
Ширзад был полностью согласен с Зейнаб. Все эти дни и он и Наджаф досадовали на себя за то, что в борьбе с председателем колхоза слишком легко уступили, согласились на заниженные обязательства. Ширзад вспомнил недавний спор Наджафа с Рустамом на правлении и пожалел, что комсомольцы по-настоящему не подготовились, не припасли экономических подсчетов. Да ведь и сам Ширзад в этом виноват. И вот Рустам-киши восторжествовал, склонив на свою сторону благоразумных, по правде-то косных, членов правления. "Мы идем по легкой дорожке", - подумал Ширзад и решил, не считаясь с самолюбием Рустама, хоть здесь, хоть перед чужими вернуться к нерешенным спорам.
Ширзад еще раздумывал, как ему поступить, а на трибуну уже взбежал Наджаф. "Вот когда разгорятся страсти, - подумал Ширзад. - Сейчас мой Наджаф, словно вулкан, извергнет пламя".
Но друг его выкрикнул лишь несколько слов;
- ома мы требовали тридцати центнеров по кругу, и теперь я скажу: ты права, товарищ Зейнаб, - голосую "за"!
С уничтожающим презрением Рустам сказал:
- Иди на свое место, деточка! Садись!
Теперь пришла пора и Ширзаду вступить в битву.
- Разрешите! - Он поднял руку, будто сидел не в президиуме, а в классе за партой.
- Пожалуйста, товарищ Ширзад!
Проходя мимо Рустама, Ширзад видел, как у того задвигались брови и на виске набухла синяя жилка. "Конечно, мое выступление будет для Рустама полной неожиданностью, - думал Ширзад, направляясь к трибуне. - Но, может, он и сам колеблется и еще не поздно помочь ему? Ведь сказал же он только что, обращаясь к залу: "Надо идти вперед". А когда впереди заветная цель, то старики молодеют, а молодые мужают".
Все эти мысли быстро пронеслись в голове Ширзада. И, сердясь на себя, что не сумел вовремя убедить председателя в правоте молодежи, он резко заговорил:
- Полностью согласен с предложением товарища Кулиевой. Да, мы не учли наших резервов, взяли за основу не достижения передовиков, а скорее настроения отстающих. К сожалению, не перевелись у нас такие звенья, где работают лениво, ни к чему не стремятся, ничего не ищут. Мы поддались влиянию этих равнодушных людей, уступили им...
Рустам спокойно катал по скатерти спичечный коробок, но и щеки его и шея багровели, а в глазах зажглись недобрые огоньки. "Бахвальство неопытного юнца", - вот как оценил он речь Ширзада.
В зале заметили настроение Рустама и зашептались: как видно, между председателем и секретарем колхозной парторганизации не так уж все гладко.
Наконец Рустам не выдержал, вспылил:
- Деточка, если часто повторять: "Халва, халва", - во рту сладко не будет. Для приготовления халвы требуется мука, орехи, мед. Так и ваши двадцать пять центнеров. Можно и на пятьдесят замахнуться, - язык-то без костей! За смелость похвалят, как же! А попробуй-ка собери двадцать, сколько потов сойдет, из кожи вон вылезешь, да еще не раз покаешься в глупости.
В зале послышался ропот.
Ширзад, конечно, годится в сыновья Рустаму-киши, но так разговаривать с секретарем парторганизации на людях, на торжественном заседании, все-таки не годится. Колхозники "Красного знамени" привыкли, что Кара Керемоглу неизменно вежлив, ни на кого голоса не повысит. Нрав-то показывать, по нынешним временам, и в семье не стоит, а тем более в гостях, в чужом колхозе.
Только Ярмамед, вытянув тощую шею, так и подавшись всем туловищем из первого ряда к президиуму, захихикал, желая показать Рустаму-киши, что он-то безусловно с ним согласен.
Этот подобострастный смех разозлил Ширзада, и он продолжал с еще большим запалом:
- О пятидесяти центнерах толковать рано, хотя лично я не сомневаюсь, что у нас такие урожаи будут. Сейчас речь идет о тех, кто хочет заведомо занизить план, чтоб осенью без борьбы поздравить себя с победой, о тех, кому лень шевелиться.
- Послушай-ка, ты меня упрекаешь в лени? - спросил Рустам.
- Вы, товарищ. Рустамов, уклоняетесь от напряженной борьбы за урожай. Иначе вы бы не стали так спорить с Зейнаб Кулиевой. Наоборот, ухватились бы за ее предложение.
Затаив дыхание, весь зал следил за поединком. Такого колхозники "Красного знамени" давно, не видывали...
- Хор-ррошо, я обленился, я самоуспокоился, - покорно склонил голову Рустам,^ - но что ты скажешь о районных руководителях? Они же договор читали и одобрили полностью, без возражений,
Ширзад разбил и этот довод, кое-кому показавшийся основательным.
- Значит, там ошиблись, не учли резервов. Если б районные работники изучили наши возможности, то поняли б, что нельзя соглашаться с заниженным планом.
- Деточка, в прошлом году плановая урожайность была двадцать центнеров. Двад-ца-а-ать! - выразительно, будто передразнивая кого-то, сказал Рустам,
- Конечно, движение есть, - пожал плечами Ширзад. - Но только если из года в год смотреть с крыльца собственного дома на поле, то нам каждый бугорок покажется с исполинскую гору. А выйдешь в поле, окинешь взором Муганскую степь, так этого бугорка и не приметишь. Так и с двадцатью пятью центнерами. На бумаге, быть может, они и страшны для маловеров, а возьмемся за работу засучив рукава, - так, пожалуй, и больше соберем.
Аплодисменты покрыли слова Ширзада, а пылкий Наджаф вскочил, замахал руками и гаркнул:
- Давай, давай, друг, не робей!...
Заметив недобрый взгляд Рустама, Кара Керемоглу сообразил, что гость способен на любой скандал и неминуемо сорвет собрание.
- Пятнадцатиминутный перерыв! - объявил он, вставая, взял Рустама-киши под руку и увлек в комнату за кулисами.
3
Перерыв продолжался не пятнадцать минут, а добрых полчаса, но и за этот срок Кара Керемоглу не удалось переубедить упрямого, обиженного до глубины души Рустама. Хозяин взывал к его благоразумию, просил прислушаться к голосу народа, но тот, будто капризный ребенок, твердил одно:
- А мы с тобою не народ, что ли? Мы и народ, и вожаки народа.
