Мирза Ибрагимов - Слияние вод
В тысяча девятьсот пятьдесят втором году ей присвоили звание Героя Социалистического Труда. Зейнаб и обрадовалась и растерялась: ей все казалось, что ничего особенного она ведь не сделала - работала, как все женщины...
И опять однажды вечером к ней пришел председатель, но теперь в доме Зейнаб его встретили не слезами, а сердечным словом, и светло горела электрическая лампочка под розовым абажуром, а на столе стояли вкусные кушанья.
- Дочка, - сказал Кара Керемоглу, пригубив вина, поднесенного хозяйкой, - теперь ты знаменитый мастер хлопка, слава вошла в твой дом. А ведь ты по слогам еле-еле читаешь. Вот никелированную кровать купила, а, кроме учебников, в доме ни одной книжки. Как же дальше жить станешь, подумай. Учиться тебе нужно, еще не поздно, было бы только желание. В колхозе открылась вечерняя школа, завтра же иди, запишись.
Вовремя подсказать человеку, не приказать, не распорядиться, а именно подсказать, по какой тропе ему идти в жизни, - умение замечательное, и этим умением Кара Керемоглу обладал в полной мере.
Зейнаб окончила школу с отличием. Ее назначили бригадиром. Она много читала, и чтение было теперь для нее не обязанностью, а первейшей душевной потребностью.
Дети росли красивые, разумные, прилежные. Дочка Садаф заканчивала десятилетку, сын Рагим перешел в девятый.
Собрание еще не началось, и Ширзад со сцены сошел в зал, почтительно поклонившись, пожал руку Зейнаб, осведомился о здоровье.
- Все хорошо, спасибо. - Она улыбнулась и добавила: - А я вас еще подростком помню. Теперь богатырь!... Расскажите, что надумали в договоре, какими смелыми замыслами удивите нас?
- Смелыми? - Ширзад замялся: как раз смелости-то и не хватало ни договору, ни вдохновителю его - Рустаму.
К счастью, раздался продолжительный звонок, и Ширзад, уклонившись от ответа, вернулся к своим.
2
Кара Керемоглу вышел на сцену и попросил гостей занять места в президиуме. Рустам опустился в кресло рядом с председателем "Красного знамени". На широком лице Рустама играла наивно-счастливая улыбка, он простодушно радовался и торжественной встрече, и шумным аплодисментам...
Пока гости и хозяева рассаживались, Ширзад размышлял, поглядывая в зал. Все в этом селе - и улицы, и сады, и этот разукрашенный нарядный зал заставляло его думать о бескультурье родного колхоза. Вот до чего доводит самодовольство! Под головою мягкая подушка, а то, что одеяло коротко и голые ноги зябнут, никого не беспокоит. Интересно, что об этом думает Рустам-киши?
Между тем зал затих, и Кара Керемоглу, стоя, опираясь растопыренными пальцами на покрытый красным сукном стол, говорил о новом сельскохозяйственном годе, о грандиозных планах, поставленных Коммунистической партией перед азербайджанским крестьянством... Он говорил неторопливо, спокойно; приятными слуху казались даже шероховатости в его речи, потому что в ней содержалась серьезная мысль. Его хотелось внимательно слушать.
Ширзад позавидовал: так говорить с народом способен лишь талантливый человек, проживший долгую трудовую жизнь, которая обогатила его мудростью.
- Товарищи, до революции жителей нашей деревушки называли "белоштанными", - с усмешкой сказал Кара Керемоглу. - Девятьсот девяносто девять из тысячи мужиков зимой и летом ходили в самотканых портках - на брюки денег не хватало. А как жили соседи, теперешние наши уважаемые и дорогие гости? Еще хуже нашего. Их называли "голодными гасановцами". Сами понимаете, о чем говорит такая кличка. Девять месяцев в году между "белоштанными" и "голодными гасановцами" шел лютый бой, дрались и палками и камнями. Из-за чего враждовали? Из-за воды. Из-за пастбища. Из-за пахотной земли. Да еще из-за того, что теленок нашего бека забрался на поле ихнего бека. Вот как жили-то! - сейчас даже пожилые люди помнят то время смутно и с трудом могут представить себе, что они прямые потомки "белоштанных". Мы, колхозники, стали полновластными хозяевами муганской земли, хозяевами воды, пастбищ, яйлагов. У нас - хлеб, хлопок, машины, электричество.
При этих словах раздались такие рукоплескания, что взволнованному Ширзаду показалось, будто дрогнули массивные стены зала. А когда слушатели успокоились, Кара Керемоглу продолжил свою неторопливую речь.
- А каким стало село "голодных гасановцев"? Они первые в Мугани вышли на путь коллективизации, потому-то и свой колхоз назвали "Новая жизнь". Имя, что и говорить, почетное, славное, но и ответственное: первый по времени организации колхоз должен быть примером действительно новой жизни. Теперь между нами, соседями, не осталось и следа той вражды, которая десятилетиями разделяла "белоштанных" и "голодных гасановцев". Теперь мы попутчики: идем по одной дороге к всенародному счастью. И мысли, и побуждения, и чувства у нас едины. Раньше крестьянин знал только свой домишко, свой клин в поле, свое село. Мы и сейчас по-прежнему любим родное село, но хорошо помним, что оно - частица нашей великой родины. И мы стараемся благоустроить наше село, сделать его красивым также и потому, что хотим, чтобы вся советская родина превратилась в цветущий, благоухающий сад.
Он.слегка наклонился к Рустаму-киши, сидевшему с гордо поднятой головой, и спросил:
- Не так ли, сосед?
От неожиданности тот вздрогнул, сразу не нашелся что ответить; чтобы выиграть время, провел ладонью по пышным усам, откашлялся и внушительно заметил:
- Коли бы в наших сердцах не было любви к родине, то и колхозов в Мугани тоже не было бы.
- Правильно сказал, сосед! - одобрительно отозвался Кара Керемоглу, Любовью к родине мы и сильны. Подумайте только: советская земля! Куда бы вы ни поехали, в какой уголок земного шара ни попали - всюду встретите простых честных людей, тружеников, дли которых наша земля - путеводный маяк. Как им ни трудно живется, а они знают, что есть у них великая опора, - страна социализма, страна сбывшихся надежд человечества... Смотрите, как далеко видна наша страна, а значит, и наша Мугань. Мы можем гордиться этим, но нужно и понимать, что это обязывает работать еще дружнее и напористее. Социалистическое соревнование умножает наши силы, связывает нас друг с другом. Вот, например, наш колхоз хочет выйти победителем. Конечно и я этого хочу, а как же иначе? - спросил сам себя Кара Керемоглу и добродушно засмеялся. - Но ведь мы будем прямо расстроены, если наши соседи отстанут от нас, не справятся с обязательствами. Социалистическое соревнование, я так понимаю, - это движение вперед в едином строю.
И снова он наклонился к Рустаму, сказал, шутливо, а вместе с тем серьезно:
- Не так ли, сосед?
Рука Рустама привычно потянулась сперва к усам, потом к трубке. В зале сочувственно засмеялись: курить нельзя, а усы, сколько ни тереби, усами и останутся. И Рустам-киши, привстав, уверенно сказал:
- Наш лозунг: сам иди как можно быстрее вперед и другу помогай! А если друг тебя перегнал, не обижайся, а прибавь шагу - ведь и он тебе поможет.
- Вполне согласен, - сказал Кара Керемоглу. - А чтобы узнать, куда нам двигаться, какие обязательства на себя взять, послушаем договор о социалистическом соревновании между нашими колхозами. Слово для оглашения текста имеет...
В этот момент Рустам-киши поднялся и досказал за председательствующего:
- Наша звеньевая - Гызетар-ханум.
Румянец Гызетар мог соперничать с цветущими маками. Она не слышала ни одобрительного гула голосов в зале, ни продолжительных аплодисментов... Не поднимая глаз, начала она читать договор с такой быстротой, что сразу же раздались крики:
- Помедленнее, ханум! Не на пожар летишь, сбавь ходу!
Гызетар перевела дыхание, украдкой взглянула в зал. Наджаф, сидевший среди своих, хотя и волновался не меньше, чем жена, сделал зверскую рожу и показал ей кулак. А Ширзад подошел сзади, поставил на трибуну стакан с водой и ласково шепнул:
- Здесь же все свои, не волнуйся!
И понемногу Гызетар успокоилась. Сначала она читала, как школьница, старательно выговаривая каждый слог, но постепенно увлеклась и стала так выразительно произносить каждую фразу, будто ей надо было не только познакомить слушателей с договором, но и убедить выполнить все как можно лучше,
Ширзад подумал, что Кара Керемоглу говорил умно, содержательно, но слишком сдержанно, а Гызетар даже официальный текст договора сумела прочитать с чувством, как стихотворение. Не удивительно, что ее проводили с трибуны горячими рукоплесканиями.
Передав договор в президиум, Гызетар проворно сбежала со сцены, села рядом с мужем и только тут, под его надежной защитой, перевела дух, поправила волосы.
- Кто хочет выступить? Какие есть замечания? - спросил Кара Керемоглу.
Все молчали.
Условия соревнования уже обсудили на правлениях обоих колхозов, в бригадах, но все-таки и хозяева и гости призадумались: а все ли предусмотрено, все ли хорошо обдумано? Подписать договор - дело нетрудное, но ведь поспешить - людей насмешить.
