Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
Лиат поднялась, вытерла свои слезы, и бросила взгляд на вновь склонившуюся над конспектами когда-то близкую подругу. Ей оставалось сказать той лишь одно, очень важное.
– Шели…
Та исподлобья посмотрела на нее с крайним пренебрежением.
– Что?
– Прошу тебя, не откажи мне в последней просьбе… во имя нашей бывшей дружбы… и ты, и Хен… чтоб вы поняли, что я… не такая уж и скверная…
– Ну, говори уже, в чем дело? Чего теперь ты хочешь? А? – раздался раздраженный окрик.
Лиат пришлось трижды преодолеть новые рыдания, чтоб изречь еле слышным голосом:
– Не оставляйте Шахара! Пожалуйста! Он… он ужасно одинок, и страшно мучается. Помогите ему!.. Только вы это можете!
Красотка Шели выронила ручку. Ее нижняя челюсть слегка отвисла от потрясения. Вот уж когда Лиат заговорила как истинно любящая девушка! Только она одна могла просить за своего бедного молодого человека спустя долгие недели их взаимных издевательств друг над другом! Стало быть, все между ними было кончено, раз она отважилась на этот столь неподобающий ей шаг.
– Спасибо, что ты мне это сказала, – кивнула она. – Мы с Хеном займемся им.
Лиат ответила ей признательным кивком и медленно покинула класс.
Куда она ушла? Никто не знал об этом. В эти отчаянно жаркие дни в конце июня в их проклятой школе было предостаточно таких укромных мест, где ей было впору опять попытаться свести счеты с жизнью.
Глава 5. Осколки
Как и следовало ожидать, просьба Лиат дошла до Хена, и он решил навестить Шахара. Он делал это не ради Лиат, которую теперь и в грош не ставил, а ради себя. Он почувствовал, что очень соскучился по бывшему «супермену», с которым любил приятно проводить время за бильярдом или кружкой пивка в «Подвале». И, поскольку звонить и напрашиваться в гости, вызывая всякие ненужные вопросы, было не в духе Хена, то он и не стал сообщать заранее о своем приходе. Прямодушный и открытый, как всегда, он и на этот раз не изменял самому себе.
Шахар был обрадован неожиданным визитом товарища. Вот уже долгое время он сам избегал этого сорвиголову, который был, как всегда, окружен другими ребятами, стыдясь перед ним своего одиночества. Кроме того, то, что Хен первый, резко, и, по его мнению, несправедливо отдалился от него несколько месяцев назад, больно уязвило Шахара. Но появление Хена в его доме окрылило его и дало повод надеяться на перемены к лучшему.
– Не ожидал тебя, – сказал он с широкой улыбкой, протягивая ему руку для пожатия.
– Я знаю, – усмехнулся тот, дружески хлопая его по плечу. – Можно войти?
– Входи, конечно, – ответил тронутый Шахар, заводя его к себе в комнату. – Будешь пить? – обратился он к нему с обычным вопросом в виду отчаянно жаркого дня.
– Давай, но тогда уже выпить чего-нибудь, если у тебя есть, – весело согласился Хен.
– Вроде есть, – подхватил Шахар и, отправившись в кухню, вернулся с четверкой светлого «Лефа». – Холодное, – довольно постучал он по одной из бутылок и, откупорив ее, протянул гостю.
– За тебя! – воскликнул Хен и сделал большой глоток.
Шахар с удовольствием присоединился к нему. Вкус к мелочам жизни, таким, как потягиванию пивка в приятной компании, вновь постучался в его сердце.
Пока они молча пили, Хен Шломи внимательно осматривал комнату товарища, в которой давно не был. Как и при навещении больного Одеда, он прежде всего старался оценить обстановку.
Если в тот раз ему пришлось иметь дело с убитым горем, вялым и сдавшимся без боя парнем, то сейчас энергичное гостеприимство Шахара наводило на мысль, что не все с ним было потеряно. Об этом же говорила и его комната, правда, переставшая быть похожей на запруженный рабочий кабинет. В ней даже появился какой-то непривычный порядок, если не считать смятой постели. И все же, в ней явно ощущалась некая опустошенность. Яснее всего на это указывало то место на столе Шахара, где раньше стояла пляжная фотография Галь. Настольная лампа на высокой ножке тоскливо склонялась над этим местом, словно оберегая его от других фотографий.
Этот, вроде, незначительный уголок невольно приковывал к себе взгляд Хена. Ему не стоило большого труда понять, что именно нехватка печально известного снимка девушки и вызывала это ощущение сиротливости.
Сам же Шахар выглядел как обычно, хотя в лице его читалась грусть, а широкоплечая фигура слегка обмякла. Он смотрел на Хена с легким смущением, как будто ища, о чем бы поговорить. И действительно, о чем им теперь было общаться?
Прошло несколько минут, прежде чем Шахар, поборов неловкость, попытался начать беседу:
– Ну, расскажи, как у тебя дела?
– Да что у меня может быть? – беспечно произнес Хен. – Школа заканчивается, отдохну, наконец, от всей этой зубрежки. Честно скажу: не в силах больше! – сделал он жест рукой возле своего горла, показывая, насколько ему надоела учеба. – Лишь бы сдать эти чертовые экзамены и позабыть о них.
– И много ли ты зубришь? – поинтересовался Шахар.
– Как получается, – пожал плечами Хен. – Обычно, только перед самим экзаменом. Встаю до рассвета и зубрю, а сразу после сдачи освобождаю голову.
– Какие же у тебя планы на будущее, если не продолжение учебы? – задал ему Шахар еще один вопрос.
Он был слегка уязвлен тою легкостью, с какой его друг относился к столь животрепещущим для него, особенно в последнее время, вещам, как хорошие оценки.
– Армия, – просто отозвался Хен. – Разве это не очевидно? Кстати, когда ты призываешься?
– Пока в декабре. Может быть, мне отсрочат, поскольку есть у меня кое-какие незаконченные дела до того.
Шахар смолчал о своем желании перездать вступительный экзамен, ибо Хену эти подробности пока были ни к чему.
– Везет же! Ты успеешь отдохнуть после школы. Не то, что я, октябрьский призывник, – вздохнул он, хотя по нему вовсе не было видно сожаления. – Зато я чувствую, что в армии – мое настоящее место, и надеюсь быть хорошим военным.
Так, разговор, хоть и с натяжкой, завязался. Хен, чувствовавший себя прежде немного скованно, расслабился, и, прикончив одну бутылку, взял вторую. Шахар тоже более активно приложился к своей бутылке. Оба старых приятеля, вроде, вновь находили общий язык.
– Значит, ты собираешься и остаться в армии? – уточнил Шахар. – В боевой армии?
– Скорей всего, друг, – подтвердил Хен. – Ты же знаешь меня, разбойника! Не скрою, мне немного страшно, – сознался он, положа руку на сердце, – но что поделаешь: от такого, как я, ни в одной штабной конторе толку не будет.
Шахар рассмеялся в знак полного согласия с товарищем, и сблизил свою бутылку с его.
– Хочешь стать офицером?
– Почему бы и нет? А ты?
– Возможно тоже. Но только не
