Прощай, Саша - Павел Шушканов
За окном проехала машина.
7.Похититель тел
Ее можно было просто открыть, но хотелось особого эффекта. Правда копилка не разлетелась на тысячу мелких осколков, обнажив сокровища, а раскололась ровно на две половины. Оттуда выпали мятые синие и красные купюры. Одна совсем старая – не уверен, что такие в ходу сейчас вообще. Я сложил их в стопку и перетянул маминой резинкой для волос.
Саша пила чай на кухне, подперев голову рукой.
– Держи.
Я положил перед ней цветастую пачку рублей.
Саша подавилась чаем и закашляла. Я ожидал совсем другой реакции и стоял как дурак рядом.
– Слава, зачем?
– Бери, я решил. В дороге деньги не лишние, в чужом городе тоже. Пожалуйста.
Пожалуйста я сказал как-то жалобно, и Саша посмотрела на меня с едва заметно благодарной улыбкой.
– Спасибо.
– Пиши мне, хорошо? Часто пиши, но обратный адрес не ставь.
– Я звонить тебе буду.
Далекий Сашин голос в трубке… Я уже слышал его.
– Если нужно ехать, то лучше сейчас. Мама вечером на дежурство, а сейчас в институт свой пошла контрольные относить. Тебя до утра никто не хватится.
Саша смотрела на меня серьезными большими глазами, потом поднялась, схватила куртку, побросала вещи в сумку и проверила документы. Я уже стоял на пороге одетый.
– Я тебя провожу!
Обычно на Саратов машины отправлялись в ночь, а на Самару утром, чтобы к вечеру уже вернуться домой с усталыми челноками и их гружеными, трещащими по швам сумками. Да и опасно на трассе ночью.
Таксисты стояли вряд. Кто-то уже отправлялся, кто-то ждал попутчиков или только набирал. Саша договорилась с долговязым водителем Москвича, соврав, что в городе на автовокзале ее будет ждать мама. Впрочем, его это не слишком интересовало.
– Еще двоих ждет, – сказала Саша и села рядом со мной на низкую железную ограду.
Поднялся ветер, понес по площади и улицам обрывки газет и прошлогодние сухие листья с неухоженных клумб. Саша все время убирала волосы с лица, смеялась и фыркала, но они все равно лезли и лезли. Я взял ее за руку.
К такси подошел парень в бейсболке с надписью USA, оглянулся по сторонам, запихал в багажник пустые сумки.
– Скоро.
Как быстро все происходит. Вроде бы только что пили чай, а не сидели под июньским солнцем на площади у универмага. А до этого было утро, я слушал как закипает чайник на кухне, уткнувшись носом в подушку и вдруг почувствовал что-то шуршащее под ней. Моя тетрадка. Неровные строчки о водонапорной башне в лесу, а ниже красивые аккуратные буквы Сашиной рукой – «это настоящее». И сердечко внизу, маленькое, едва заметное.
Саша еще спала. Мама мешала ложечкой чай с старом стакане с трещиной и улыбалась мне.
– Не буди. Пусть поспит. На нервах вся.
– Мам…
– Чаю хочешь? Умывайся, я сделаю.
Я включил воду, долго смотрел на свое отражение в зеркале. Какой-то хмурый я стал. На старые фотографии деда похож. Он тоже был хмурый, но глаза всегда горели, словно смеялись только они. Вот так копни хмурого человека, а что там? Может человек только через глаза и виден настоящий, а лицо это так – маска. Я вспомнил мертвые рыбьи глаза «гимнастерки», в них была пустота. Нет, у меня не так. И правда на деда похож. Только у него волосы прямые и редкие, а у меня…
Я потрогал свою волнистую шапку на голове. Какая разница. Это же просто волосы.
Мама пододвинула мне чашку и наспех приготовленный бутерброд с маслом.
– С мамой поругалась? – спросил я как можно тише.
– Сашка? Нет, не с мамой.
– С папой?
Она погладила меня по голове и убрала масло в холодильник.
– Папы у нее и не было никогда. Завтракай, я в магазин схожу.
Саша щурилась от солнца. Я представил ее лицо в окне желтой машины, удаляющейся от меня, покидающей навсегда мой город, мою жизнь. Не смогу. Я не смогу стоять и смотреть.
– Саша, ты подождешь последнего? Мне домой нужно.
Я поднялся с ограды. В лицо сне светило солнце, и глаза слезились. От яркого света, конечно.
– Слава…
Я нагнулся и крепко обнял ее.
– Пока.
– Пока.
Я бежал, зная, что она смотрит мне в след. Или не смотрит, сидит, прикрыв глаза, и ждет отправления. Автобус, пожалуйста! Любой, я с пересадками поеду.
За окном автобуса все те же улицы, для кого-то родные, кем-то давно забытые. Однажды я ехал так же и смотрел на проплывающие мимо дома. Позади кладбище, слова и слезы на могилке деда. Я должен был плакать, но не плакал. Мне было стыдно от того, что я радуюсь тому, что все закончилось. Можно снять покрывала с зеркал, съесть самое вкусное, что останется на столах, убежать уже играть. Только вечером, заглянув в промасленный гараж, я понял, как там стало пусто и тихо. Как на душе сейчас. Пусто и тихо.
Всего несколько недель. Разве можно было так привязаться?
«Еще сто таких будет», – слышал заранее в голове я успокаивающие ненавистные голоса мамы и бабушки.
Хотелось закопаться в глубину одеяла в самом углу комнаты и просидеть там вечность.
– Привет.
Лешка сидел на лавке у подъезда, виновато поглядывал на меня.
– Ты чего здесь?
– Извини ладно? Я как дурак вчера. При Сашке еще… А где Сашка?
Я промолчал. Сел рядом.
– Ты это, – он пошарил в карманах и достал пачку мятых купюр и монет. – Если тебе деньги нужны, я так дам. Не продавай ничего.
– Не надо уже. Спасибо.
Лешка вернул деньги в карман.
– А я велик сломал. Цепь порвал, прикинь? Так же еще ухитриться надо.
Я усмехнулся.
– Ну, ты можешь.
– Да нечаянно. Максим в Егоркой с Нижней улицы махался, а я ездил посмотреть. Оттуда Максима вез, а он ногой цепь задел.
– Победил?
– Ну дык.
– Ништяк.
Лешка сорвал с куста лист и теперь рвал его на мелкие кусочки, бросая их под ноги.
– Валерку вчера побили. Сильно. На школьном дворе.
– Да ты что? Кто?
Валерка не был самым слабым из нашей компании.
– Старшеклассники, наверное. Они там часто гуляют вечером.
– Фингал?
– Сотрясение. В больницу увезли. Забыл тебе рассказать вчера.
И школьный двор зашатавшись откололся от уютного безопасного мирка, в центре которого стоял я.
– Я это, отпросился к тебе на ночь. Только родители звонить будут. Ты как?
Я пожал плечами. Почему нет?
Пашка подошел незаметно, остановился в паре
