Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна
– Отдали? Кому?
– Шоу Рейчел Рей. Рейтинги у него просто сумасшедшие. И шоу набирает обороты. Эллен и «Судья Джуди» тоже хорошие показатели выдают. И разумеется, Опра.
– Погоди, что-то я не пойму. Джордж, у меня собственное шоу. И компания звукозаписи.
– Плохо только, что сотрудников у тебя нет, а права на шоу теперь принадлежат твоим бывшим коллегам. Правда, они так обижены на тебя, что и шоу прикрыли.
Это у меня в голове не укладывалось. Всю жизнь, за что бы я ни бралась, меня везде ждал успех.
– То есть с «Разговорами о своем» покончено?
– Нет, Талли. Это с тобой покончено. Кому нужна ведущая, которая на пустом месте просто берет и уходит?
Значит, все и впрямь настолько плохо.
– Придумаю новое шоу. И сама его профинансирую. Я готова рискнуть.
– Ты с управляющим давно говорила?
– Давно. А что?
– Помнишь, четыре месяца назад ты подарила внушительную сумму фонду, который поддерживает больных раком?
– Это ради Кейт. И дело получило широкую огласку, об этом даже в вечерних новостях сообщили.
– Поступок великодушный, кто бы спорил. Вот только дохода у тебя нет, Талли. С тех пор как ты ушла, ты ничего не зарабатываешь. И когда шоу закрылось, пришлось выплачивать неустойку по трудовым договорам. На это целое небольшое состояние ушло. И давай начистоту – в денежных вопросах ты профан.
– Так я что, на мели?
– На мели? Нет. Денег у тебя более чем достаточно. Но я разговаривал с Фрэнком, так вот, чтобы спродюсировать шоу, средств у тебя не хватит. А инвесторы прямо сейчас вряд ли в очередь выстроятся.
Меня охватила паника. Я вцепилась в подлокотники кресла, нога нервно постукивала по полу.
– Значит, мне нужна работа.
Джордж грустно посмотрел на меня. В его глазах я прочла всю историю нашего с ним знакомства. Он стал моим агентом почти два десятилетия назад, когда я, совсем мелкая сошка без имени, работала в утренней новостной передаче. Нас свело тщеславие. Регулируя все крупные контракты моей карьеры, Джордж помог мне заработать миллионы, которые я сумасбродно спускала на экстравагантные подарки и путешествия.
– Это непросто. Ты, Тал, оступилась.
– По-твоему, мне теперь прямая дорога на какой-нибудь региональный канал?
– Это еще если повезет.
– Значит, десятка лучших мне не светит?
– Да, вряд ли.
Жалость и сочувствие в его взгляде были невыносимы.
– Джордж, я начала работать в четырнадцать. В университете я уже подрабатывала в газете, а в эфир впервые вышла, когда мне еще и двадцати двух не исполнилось. Я построила карьеру с нуля. Никто мне на блюдечке ничего не приносил. – Голос у меня дрогнул: – Ради работы я пожертвовала всем. Всем. У меня нет ни мужа, ни семьи. А есть… только работа.
– Об этом тебе следовало раньше подумать. – Мягкость, с которой он произнес эти слова, ни на каплю не смягчила их сути.
Джордж прав. Я прекрасно изучила мир журналистики и, что еще хуже, телевидения. С глаз долой – из сердца вон, и после того, что я сделала, пути обратно для меня нет.
Так почему же в июне я этого не поняла?
Я поняла.
Наверняка поняла. И все равно выбрала Кейт.
– Джордж, найди мне работу. Умоляю. – Я отвернулась, чтобы он не заметил, чего мне стоят эти слова. Я никогда никого не умоляю, такого ни разу не случалось. Разве что молила мать о любви.
Быстро, не глядя ни на кого, выбивая каблуками дробь по мраморному полу, я прошагала по белым коридорам к выходу. На улице светило солнце – ярко, даже глаза заболели. На лбу выступил едкий пот.
Ничего, справлюсь.
Справлюсь.
Да, я потерпела поражение, но я боец – это у меня в крови.
Я махнула водителю и села в машину, благодарная тому, кто придумал оформить салон в темных, приглушенных тонах.
Головная боль нарастала.
– Теперь в Беверли-Хиллз, мэм?
Джонни и дети – надо бы их навестить. Поделюсь с Джонни своими невзгодами, а он пускай убеждает меня, что все будет хорошо.
Нет, нельзя. Я сгорала от стыда, и гордость мешала мне попросить о помощи.
Я надела темные очки.
– Нет, в аэропорт.
– Но…
– В аэропорт.
– Хорошо, мэм.
Я сдерживалась изо всех сил, каждую секунду. Закрыв глаза, я беззвучно твердила себе: ты выдержишь. Снова и снова.
И впервые в жизни сама в это не верила. Внутри у меня бешено плясали паника, страх, гнев и тоска. Они переполняли мою душу и рвались наружу. В самолете я дважды начинала рыдать и, силясь унять слезы, зажимала рот рукой.
Когда самолет приземлился, я вышла из него, будто зомби, спрятав покрасневшие глаза за темными стеклами очков. Я всегда гордилась своим профессионализмом, а о моей выносливости ходят легенды – так я уговаривала себя и отгоняла ощущение собственной хрупкости.
Зрителей своего ток-шоу я убеждала в том, что в жизни можно получить все и сразу. Я советовала просить о помощи, уделять время себе, выяснять, чего же хочется тебе самому. Любить себя. И отдавать свою любовь другим.
На самом же деле я не знаю, возможно ли получить все и сразу. У меня самой, кроме карьеры, ничего и не было. Впрочем, еще у меня были Кейт и ее семья. Тогда этого казалось достаточно, но сейчас жизнь опустела.
Когда я вышла из машины, меня колотила дрожь. Самообладание сделало ручкой и покинуло меня.
Я открыла дверь и вошла в вестибюль.
Сердце тяжело стучало, дыхание сбивалось. Окружающие смотрели на меня. Они знали – от меня жди беды.
Кто-то тронул меня за руку, и от неожиданности я едва не упала.
– Мисс Харт? – Это был консьерж, Стэнли. – Вам плохо?
Я слабо тряхнула головой, пытаясь привести себя в чувство. Надо, чтобы Стэнли отогнал на парковку мою машину, но я какая-то… словно оголенный электрический провод, а смеюсь неестественно громко и напряженно. Я даже сама это понимаю. Стэнли нахмурился:
– Мисс Харт, помочь вам домой подняться?
Домой.
– Мисс Харт, вы плачете, – сочувственно проговорил он.
Я посмотрела на Стэнли. Сердце колотилось с такой силой, что в голове шумело и дыхание перехватывало. Что же со мной творится? Точно мячом в грудь заехали… Я старалась вдохнуть поглубже, до боли.
– Помогите… – прохрипела я, потянувшись к Стэнли, и в следующий миг рухнула на холодный бетонный пол.
– Мисс Харт?
Открыв глаза, я поняла, что лежу на больничной койке. Рядом со мной высокий мужчина в белом халате. Вид у него слегка неряшливый, волосы чуть длинноваты для нашего прагматичного времени, лицо вылеплено грубовато, а нос с горбинкой, кожа цвета кофе со сливками. Не исключено, что корни у
