Мальчик из контейнера - Виталий Кирпиченко
— Прости, мама, — приложила руки к груди Кира, — но так неожиданно все получилось: мы с подружкой, она тоже не прошла по конкурсу, прочитали объявление в газете, пришли и нас приняли. Буду работать!
Гриша весь светился от радости, Кира заметила это еще издали.
— Что с тобой? — спросила она, дружески чмокнув его в щеку. — Никак миллион в лотерею выиграл?
— Сюрприз тебе приготовил! — радостно сообщил он.
— Уже интересно! — посмотрела Кира, слегка отдалившись от Гриши. — Давай бей!
— Идем на новоселье! — выкрикнул Гриша.
— К мэру города?
— К Косте Барышникову! К тебе шел, а встретил его. Говорит, бери свою девушку и быстро ко мне!
Кира с прищуром посмотрела на «своего» парня.
— «Свою» девушку! — хмыкнула она. — Надо же!
Гриша на это замечание не обратил внимание.
— Понимаешь, он тут недалеко. Сказал, пока вы придете, я кое-что приготовлю. Будут еще его друзья. Музыку послушаем, говорит, есть новые записи. Согласна?
— У «своей» девушки есть свое мнение?
— Что ты цепляешься за слова? Все так говорят!
— Все да не все. А обо мне так больше не советую говорить. Не надо.
— Хорошо. Не буду, — быстро согласился Гриша. — Так, идем?
— На один час, не более!
Костя деловито встретил гостей, попросил подождать немного, скоро будет готова курица в духовке.
Кира спросила, чем может ему помочь, Костя, белозубо улыбнувшись, от помощи отказался. Зазвонил звонок, и он кинулся к двери, не досказав фразы. Вошли парень и девушка. Вручили Косте пакет, в котором угадывались бутылки. Познакомились. Валентин и Светлана.
— Наши, интернатовские! — гордо заявил Костя, кивнув на Валентина и Светлану. — Счас подгребет еще один наш, Петька Носов… — Вскоре пришел и Петька, передал Косте бутылку водки.
Суетясь, сели за стол. Подняли рюмки с водкой. Дружно поздравили с новосельем, выпили, затыкали вилками в тарелки.
— Ну, и хоромы ты отхватил! — сказал Валентин, взглядом показав на «хоромы».
— Двадцать восемь квадратов! — гордо заявил Костя. — Туалет отдельный, кухня — восемь, балкон на юг! Все как надо!
— Молодец! — похвалил Валентин.
— Чуть не упустил, — признался Костя. — Если б не мой адвокат от общества защиты детей, уплыла бы от меня только так.
— Молодец! — не переставал хвалить гость хозяина. — Как тебе это удалось?
— Давай еще по одной, потом расскажу!
Выпили, затыкали вилками в тарелки.
— Представляете, жалеть стали старуху! — посмотрел Костя на всех с явным желанием увидеть поддержку.
— Ну-ну? — вытянул шею Гриша.
Кира посмотрела на него, но ничего не сказала.
— Ну-ну, оглобли гну! — продолжил с довольной улыбкой повествование Костя. — Старуха кричит: «Где справедливость! Я ему все отдала, чтобы человеком он стал! Последнее отдавала, кормила, учила, одевала, а теперь меня за это по миру пускаете!» Смотрю, судья в пол уткнулся, прокурор тоже заерзал на своей деревяшке. Думаю, пора слезу пускать. «Граждане, говорю я плачущим голосом, не верьте ей, они взяли меня из детдома, чтобы я работал на них. Заставляли меня маленького копать лопатой огород, воду таскать ведрами и поливать огурцы. Кормили плохо, я мороженое попробовал случайно, чужая тетя угостила. Спал на старой раскладушке, укрываясь какой-то тряпкой». Утер кулаком слезы, и мне поверили. И вот эту квартиру отдали мне, — Костя победителем посмотрел на всех.
— Молодец! — сказал Валентин.
— Ну, ты и артист! — выразил восхищение Гриша.
Кира, отложив вилку с ядом во взгляде посмотрела на Костю, а потом на Гришу.
— А, — потянула Светлана, — приемные родители на самом деле так над тобой издевались?
— Еще чего! Пусть бы только попробовали! Я что раб?
— И где теперь эта старушка? — Светлану, видать, задела эта история.
— Не знаю. Не спрашивал. Соседи ругали меня, говорили, что сволочь я, выгнал из своей квартиры человека, но мне пофиг! У меня теперь своя квартирка с ванной и туалетом.
— Молодец! — помотал головой Валентин.
— Ну, ты и артист! — поддержал его Гриша.
Кира встала из-за стола. Низко поклонилась Косте.
— Спасибо за хлеб-соль! — сказала она. — Премного благодарна! Мне некогда! — И к Грише: — Рассчитайся за меня с хозяином, я потом тебе верну.
Выскочившему за ней на улицу Грише резко бросила:
— Все! За мной больше не ходи! Ненавижу!
Выслушав все это, Валентина Ивановна ничего Кире сразу не сказала, зашла в свою комнату, села у окна и задумалась. Подумать было о чем. Оказывается, добро не всегда воспринимается добром; отчего получаются такие люди, для которых определение «выродки» звучит как поощрение; что надо делать, как воспитывать детей из общества с проблемным, а если по правде, искаженным пониманием смысла жизни? Делая добро, та женщина, что взяла на воспитание отвергнутого собственными родителями ребенка, ведь и вправе была рассчитывать на ответное добро, а оно вон как обернулось. Может, она чем-то подорвала его веру в ее благие намерения? Но даже и так, разве надо ее наказывать за это? Я ведь тоже со своими не всегда любезничала, бывало, что и против шерстки гладила, но они ведь не мстят мне за это, потому что знают, понимают, что за дело получали. Быстро все забывалось, никто из нас не вынашивал обиды, замкнувшись в себе. В родной семье и ремешком когда подправлял отец напроказничавшего сорванца, и не выгонял из избы за это повзрослевший сын старика отца. Гены? Наверное, они проклятые всему ответ. Кривизна в мозгах передается из поколения в поколение! Как, опять же, расценивать то, что в одной семье разные дети?
Один сын примерный семьянин, ученый человек, второй из тюрем не вылезает? Сатана подсуетился и подкинул чужой ген?
Тяжело вздохнув, не добившись от своих мыслей подсказки, Валентина Ивановна задала себе вопрос: «А не рано ли ты радуешься за своих хороших? Все ли сделала для того, чтобы и тебя, как ту несчастную женщину, не вытолкали за порог твоего же дома? Хороши ли гены у них, или притаились до критического, выгодного им, момента?»
В окно видны редкие прохожие. Кто-то бодренько бежит, кто-то еле ноги переставляет, кто светится от радости, а кто-то темнее ночи.
«Каждый из них — загадка. Один несет темные мысли, другой спешит поделиться радостью, третий огорчен несправедливостью… Как сделать их всех добрыми, счастливыми, отзывчивыми на чужое горе, независтливыми и нековарными? Или невозможно никогда изменить? Казалось бы, так изменился мир с той поры, когда человек мог убить человека за кусок мяса, за место у костра, а все равно звериные задатки живут в нем. Ужас!»
В дверь тихо поскреблась Кира.
— Мама, можно к тебе? — спросила она виновато, заглянув в приоткрытую дверь. — Ты очень расстроилась? — обняла за плечи
