Двоюродная жизнь - Денис Викторович Драгунский
Аглая не вернулась в гостиницу, а пошла в недальний монастырь, где стала послушницей. Она рассказала настоятельнице о своей жизни, и та назначила ей суровое послушание – пойти служанкой в ту самую гостиницу, где она ранее занималась своим греховным ремеслом. Много унижений пришлось претерпеть Аглае от подруг и от служанок, которые мстили ей – прежде первой красавице, а ныне последней поломойке. Но Аглая смиренно сносила все издевательства и побои и мечтала только о постриге, то есть хотела стать настоящей монахиней.
Прошло еще сколько-то месяцев, а может, и лет, как вдруг Аглая увидела, что перед их гостиницей остановилась высокая повозка. Оттуда вышли двое молодых красавцев-монахов и помогли сойти на землю какому-то клирику высокого ранга – об этом говорила его узорчатая риза, золотой наперсный крест и камилавка на голове. Аглая с изумлением увидела, что это – тот самый бывший арестант. Подруги-служанки рассказали, что это некий монах, который то ли потерял, то ли растратил монастырские деньги, был отлучен и приговорен к каторге, как вор. Но его богатые родичи собрали для монастыря нужную сумму, подали прошение императору и патриарху. Его помиловали, вернули в лоно церкви, и теперь он чуть ли не епископ.
Аглая разгневалась в сердце своем. Значит, его простили, он снова сидит на мягких подушках, ездит в каретах – а она тут моет полы? Поэтому ночью она соблазнила этих двоих монахов, а под утро через узкое окно проникла в запертую комнату, где спал епископ. Обнаженная, она встала перед постелью и зажгла свечу.
“Аглая, прикрой свое тело, не трудись меня соблазнять, – сказал он. – Ты лишила чистоты моих спутников, юных монахов, но я отпускаю тебе этот маленький грех”. “Маленький?” – засмеялась она. “Небольшой по сравнению с великим грехом гордости, который обуял твою душу! – объяснил он. – Ведь ты соблазняла меня не из-за денег, и даже не из похоти, а из гордости. Ты хотела стать выше монаха, сильнее его обетов. Ты предлагала мне драгоценный браслет не из доброты, а из гордости – ты хотела подняться в моих глазах. Наконец, ты пошла в монастырь не из раскаяния, а снова из гордости – вот она я какая! Теперешний твой поступок это ясно доказывает. Ты опять хочешь стать выше законов и правил, выше людей. Усмири свою гордость, Аглая! Вон ключ. Отопри дверь и уходи”. Сказав сие, он закрыл глаза и спокойно уснул.
Аглая много думала над словами епископа и поняла, что он сказал правду. Вернувшись в монастырь, она постриглась под именем Агния, что значит “чистая, непорочная”. В монастыре она изумляла всех строгостью поста и прилежанием в молитве. Кроме того, она прекрасно вела монастырское хозяйство. Поэтому игуменья сделала ее своей ближайшей помощницей, а отходя к Богу, завещала сестрам во всем слушаться мать Агнию. Так она стала настоятельницей этого женского монастыря. Она утешала страждущих, исцеляла болящих, помогала бедным, наставляла сомневающихся. Слава ее росла, со всех концов страны к ней шли вдовы, бедные невесты, девушки-сироты, и все получали наставление, облегчение и просветление.
Однажды мать Агния собралась на праздник Крещения в главном храме Александрии. Сопровождаемая целой свитой монахинь своего монастыря, она вошла в храм и скромно встала с левой стороны. Служил митрополит сего града. Обходя народ, он увидел ее и вдруг горько заплакал. Подошел к Агнии, обнял ее и сказал: “Грех, матушка! Ты все та же! Ты неисправима!” – “Но почему, отец мой?” – “Взгляни на свою свиту, на свое одеяние, на свои дорогие четки, на свое строгое лицо… Гордость, на гордости изжаренная, гордостью посоленная! – и, приблизив к ней лицо, прошептал ей в самое ухо: – Да один твой поцелуй, который ты, бывало, даром давала прохожему солдату, для Бога дороже, чем все эти фокусы с горделивым самоунижением и трижды горделивым игуменством!” Перекрестил ее, взмахнул кадилом и пошел дальше.
Агния уверилась, что это был не монах, не арестант, не епископ и не митрополит, а ангел Божий, посланный ей для испытания и наставления.
Поэтому она вышла из храма, зашла в ту самую гостиницу, сняла монашеское одеяние, остригла себе косу…»
* * *
Библиотекарь отец Варлаам вдруг замолчал. «А что дальше?» – спросил я. «А дальше нам ничего не известно», – и он показал, что половина листа вырезана. «Возможно, там был какой-то соблазнительный финал?» – неловко пошутил я. «Не исключено, – усмехнулся в ответ отец Варлаам. – Однако я верю, что Аглая-Агния в конце концов стала смиренной мирянкой. Торговала на рынке оливковым маслом. Или служила поварихой в той же самой гостинице. И жила весело. Сказано же: “Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах”. Справившись с грехом гордости, она справилась и с грехом уныния. Что такое уныние, как не стон обиженной гордости?»
истинное происшествие из 1970-х
Повесть зело душеполезна
Один пенсионер жил в районе метро «Беляево», и вот ему иногда звонили домой незнакомые люди со странным вопросом:
– Кинотеатр «Витязь»? Что у вас сегодня вечером? (или «после обеда», или «идет ли такой-то фильм», ну и так далее).
Все было просто: номер телефона этого старика всего одной циферкой отличался от номера кинотеатра. Где-то в середине. Типа ХХХ–08–15 и ХХХ–09–15. Люди случайно промахивались пальцем.
Конечно, это случалось не чаще двух-трех раз в день. Сначала старик возмущался, бросал трубку, потом захотел сменить номер телефона, писал заявления телефонному начальству – но в конце концов нашел прекрасное решение вопроса.
Каждое утро он звонил в кинотеатр «Витязь», узнавал расписание сеансов, записывал его, клал эту бумажку рядом со своим телефоном – и отвечал на вопросы тех, кто думал, что звонит в кино, а случайно попадал к нему.
«Чашка воды, поданная без мысли о награде, дороже всего, что я сделал для людей», – размышлял отец Сергий из одноименной повести Льва Толстого. Тут важное уточнение: «для людей» здесь означает не помощь нуждающимся, а – земное тщеславие, потакание таким людским грехам и порокам, как гордость, пустословие, праздность, стяжательство. Вот это «без мысли о награде» есть вернейший залог того, что ты служишь не суете людской, а Богу.
Впрочем, до этого еще надо дойти в сердце своем.
Но дойти, не думая об этом – как тот пенсионер.
социальная грусть; четыре истории
1. Ricchi e poveri
– Но самое главное, все дети в нашем классе,
