Лев Овалов - Январские ночи
Ночью, спустя сутки, женщины услышали в коридоре шум - метались и кричали надзиратели, началась суматоха.
В тюрьме обнаружили побег.
Все тот же Овчинников рассказал Землячке, как это произошло, а о подробностях она узнала позже от непосредственных участников побега.
Помимо политических, в камере сидело много разной публики, какие-то личности без определенных занятий, уголовные преступники, дожидавшиеся перевода в тюрьму, и просто забранные на улице бродяги.
Еды в камеру нанесли под пасху в изобилии, передачи получили чуть ли не все заключенные. Тут были и пасхи, и куличи, и крашеные яйца, жареное мясо, колбасы, всякие прочие закуски, да вдобавок попало несколько бутылок вина.
Получили передачи и Ярославский с товарищами; те, кто их передавал, позаботились о том, чтобы послать побольше крепких напитков, а Ярославский и его товарищи не проявляли большого беспокойства, когда бутылки эти до них не доходили.
В воскресенье рано утром штабс-капитан Клопов вместе с Ярославским и Костиным склонился над присланным ему из дому куличом, осторожно разрезал и извлек из него десяток пилок. Затем участники военной организации перебрались к окнам и принялись пилить оконные решетки.
Увы! Пилки оказались слишком тонки, не брали тюремное железо, побег приходилось отложить.
Но тут Ярославскому пришла спасительная мысль. Он обратился за помощью к уголовникам: надо быстро и аккуратно продолбить стену, выходящую во двор соседнего дома.
- Платим полсотни!
Пятьдесят рублей по тем временам считались большими деньгами, и уголовники соблазнились, тем более что обратившиеся к ним заключенные простые симпатичные парни.
Повыломали у коек ножки и принялись за работу. Кто пел песни, чтоб заглушить шум, кто просто кричал. Тюрьма по случаю праздника была полна посетителей. В городе гремели колокола. К вечеру в стене замерцал пролом.
У надзирателей попойка, им не до арестантов, уголовники тоже пьяны, да и кому придет в голову, что кто-то станет долбить стену.
В темноте Ярославский, Дрейер, Клопов и Костин, а вместе с ними восемь уголовников выбрались наружу и покинули тюрьму под пасхальный звон колоколов.
Ночь, незнакомый двор, откуда-то доносятся песни...
- Теперь нам в разные стороны, - сказал кто-то из уголовников.
Они сразу исчезли в темноте.
У Клопова в кармане план местности, но какой тут план, когда тьма, хоть глаз выколи!
Попытались осмотреться. Забор. Поленница дров. Больше ощупью перебрались по поленнице в следующий двор. Какие-то сараюшки. За углом галдят. Перелезли в чей-то сад. Кусты, деревья. Опять уперлись в забор. Еще какой-то сад...
Так и лазили через заборы, пока не запутались.
И вдруг окрик:
- Вы что это по чужим садам шныряете?
Но Ярославский не растерялся:
- Христос воскресе из мертвых...
Запел, притворился пьяным, принялся обнимать товарищей. Те тоже догадались, что лучше всего притвориться пьяными - мало ли куда можно забрести с пьяных глаз!
- Отец! - заплетающимся языком позвал Костин незнакомца, плохо различая его в темноте.
- Пошли вы!..
Во мраке ночи послышались сердитые рассуждения о пропойцах. Но в конце концов ночной незнакомец указал им калитку.
Беглецы очутились на улице и сразу разошлись по указанным адресам.
Ярославский отправился к знакомой фельдшерице Машинской, у нее не раз уже скрывались большевики, жившие по фальшивым паспортам.
Дошел до Бутырок, постучал в дверь.
- Фаина Васильевна!
- Кто там?
- Христос воскресе!
- Не может быть...
- Уверяю вас!
Дверь распахнулась.
- Емельян Михайлович!
- Как видите.
Пролом в стене стражи порядка заметили лишь на рассвете. Поднялась суматоха, однако продолжалась она недолго - нетрезвые надзиратели побоялись испортить начальству праздничное настроение, отложили доклад о побеге на "после праздника", и к утру все в тюрьме постепенно угомонилось.
А Землячке еще предстояло осуществить свою первоапрельскую шутку.
Она даже заснула под утро, нашла силы взять себя в руки.
Часов в восемь поднялась, умылась, надела принесенное Катениной платье, принарядилась по случаю пасхи.
Генкина вопросительно взглянула на соседку.
- Да, - односложно ответила та.
По сравнению с Землячкой Генкина нервничала гораздо больше, хотя бежать предстояло не ей.
И вот в коридоре загромыхали...
Разносят чай!
Отворилась дверь, вошел надзиратель с медным чайником в руках, на этот раз не Овчинников, а Потапов, человек малоразговорчивый, сумрачный.
- Кипяточек, - произносит он приветливо ради праздника.
Ни хлеба, ни сахара не принес, во всех камерах полно всякой снеди.
Обитательницы камеры наполняют кружки.
Потапов идет к двери разносить кипяток дальше.
- Я вас прошу, пока вы в коридоре, оставьте дверь открытой, обращается к нему Землячка равнодушным голосом. - Такая духота, пусть проветрится.
Потапов не отвечает, выходит в коридор, но дверь не закрывает. Слышно, как заходит в соседнюю камеру.
Землячка с лихорадочной быстротой надевает шляпку, опускает на лицо вуаль, натягивает перчатки, подходит к двери...
Вот Потапов зашел еще в одну камеру.
Теперь действовать со всей возможной быстротой!
- С богом, - шепчет позади нее Генкина.
Землячка не слышит ее, быстро пробегает на цыпочках по коридору и скрывается за углом. Потапов не услышал! Она приближается к дежурной комнате. Оттуда несутся мужские голоса. Тут же, направо, против дежурки, дверь во двор. Мимо, мимо! Она подходит к двери... Не заперта. Удача! Выходит во двор, не спеша прикрывает дверь. Идет по двору... Только не торопиться! Навстречу городовой. Он не обращает на нее внимания. Медленно. Не торопись... Теперь самое страшное. Она входит в караульное помещение, дверь из которого ведет на улицу. Неторопливо приближается к выходной двери... Самообладание! Еще раз самообладание!
- Откуда это такая барышня? - слышит она за своей спиной.
- Да должно, от нашего доктора.
Она выходит на крыльцо.
У дверей дежурит городовой.
- Позовите, пожалуйста, извозчика, - обращается она к городовому.
- Извозчик! - кричит городовой.
На ее счастье извозчик неподалеку. Он подъезжает к крыльцу, и Землячка садится в пролетку.
- Благодарю, - небрежно бросает она городовому и затем громко приказывает: - На Тверскую, в гостиницу "Луч"!
Она называет правильный адрес. Прежде всего - именно туда! Там живет хорошая знакомая Катениной актриса Ратнева. В этой гостинице обитают лица свободных профессий. Журналисты, актеры, художники, а то так и коммивояжеры, и даже шулера. К ним ходит множество посетителей, двери гостиницы не закрываются круглые сутки. Но это-то и устраивает Землячку, ей нужно сбить со следа полицию.
Она останавливает извозчика у подъезда гостиницы, щедро расплачивается, чтобы расположить к себе извозчика - в случае расспросов он, может быть, и не захочет ее вспомнить...
Дверь гостиницы хлопает не переставая.
Землячка поднялась в номер Ратневой, передала привет от Катениной, посидела, вышла, прошлась по улице, снова вернулась, снова вышла; так в течение часа то входила, то выходила, чтобы служащие гостиницы не смогли бы сказать, ушла она или нет, а она ушла, наняла на углу извозчика, доехала до Каменного моста, расплатилась, перешла мост, наняла другого извозчика, поехала в Замоскворечье, в Медведниковскую больницу, к доктору Бекетову, пробыла у него до вечера, а когда стемнело, поехала на Ярославский вокзал, отправилась в Щелково, к фельдшерице Васильевой...
Васильеву она тотчас послала в Москву - та умела конспирировать, но Землячка предупредила, что на этот раз конспирировать придется особенно тщательно, посылала она Васильеву ни больше, ни меньше как в Московский комитет сообщить, что она удачно ушла из тюрьмы и ждет новых указаний.
Васильева выполнила поручение с отменной точностью: добралась до Москвы, нашла нужного человека, дождалась, пока тот в свою очередь сходил по известному ему адресу, получила ответ и благополучно вернулась домой.
В Щелково Землячке надлежало прожить несколько дней, пока ее не известят, что делать дальше.
Васильева старалась всячески занять свою гостью, принесла кипу романов Данилевского, выпросила у соседки на несколько дней швейную машинку, предложила даже сыграть в подкидного дурака, но гостья не хотела ни читать, ни шить, ни играть в карты.
- Не беспокойтесь, голубчик, - сказала она гостеприимной хозяйке. - Я хочу спать, спать, только спать, нервы у меня не в порядке, и самое лучшее для меня - выспаться.
Она действительно старалась как можно больше спать - еще неизвестно, что ждет ее впереди.
Лишь через неделю приехал из Москвы к Васильевой незнакомый студент, привез роскошное издание лермонтовского "Демона", попросил передать книгу доктору Осипову и тут же отправился обратно.