Лев Овалов - Январские ночи
- Выходите!
Она выходит из кареты и останавливается перед тяжелой дверью.
Ее вводят через караульное помещение во двор.
В глубине - тюремный корпус с зарешеченными окнами. Узкий темный коридор, обитая железом дверь с глазком для наблюдения.
Дежурный надзиратель отпирает замок.
- Прошу.
В камере какая-то женщина...
Обычная тюремная камера. Голые стены, сводчатый потолок, окно с решеткой, пол из каменных плит, две железные койки.
Землячка входит, и дверь захлопывается.
Кого послала ей судьба делить одиночество? Боже мой, да ведь она ее знает! Это Генкина, мать Ольги Генкиной, зверски убитой в прошлом году черносотенцами в Иваново-Вознесенске.
Землячка встречалась и с Ольгой и с ее матерью. Ольга была невестой Ярославского, они собирались пожениться - и вдруг такая страшная, такая безжалостная смерть...
Мать Ольги не была ни членом партии, ни революционеркой, не очень-то разбиралась в революционных делах, просто была матерью своей дочери. Но после гибели Ольги сказала, что будет помогать революционерам. В память дочери. Не позволила горю сломить себя. "Я ничего не понимаю в ваших теориях, - говорила она, - но я буду помогать товарищам моей дочери всем, чем смогу". И она действительно оказывала революционерам множество услуг: налаживала явки, носила передачи, доставала деньги.
Землячка подошла к ней.
- Розочка!
- Т-с-с... - Землячка отрицательно помотала головой. - Не называйте меня.
- Когда? - спросила Генкина.
- Только что.
- Что-нибудь серьезное?
- Да.
Генкина прижала к себе Землячку.
- А вас за что? - спросила она Генкину.
- Да ни за что, - ответила та. - Взяли у меня на квартире одного человека, я сказала, что даже не знаю его. Выпустят через несколько дней.
Они заговорили о тюрьме. Пожилая добрая женщина, не искушенная в революционных делах, и профессиональная революционерка, не имеющая права говорить о своей работе.
Землячка расспрашивала свою соседку по камере о порядках, установленных в Сущевской части, о надзирателях, о передачах.
- А какой здесь врач? - поинтересовалась Землячка.
- Приличный человек, - сказала Генкина. - До ареста я передавала сюда через него письма.
К помощи врачей Землячка прибегала в затруднительных случаях не один раз; большей частью это оказывались порядочные люди, по характеру своей профессии они видят немало человеческого горя и неплохо разбираются, кто прав и кто не прав в этом мире, - поэтому-то для нее так важен был ответ Генкиной.
Она и вправду чувствовала, что ее лихорадит. Быть может, тому виной ее нервное состояние, а быть может, снова давал себя знать туберкулез, который она нажила еще в Киевской тюрьме.
Она подошла к двери, постучала, глазок тут же приоткрылся.
- Вам чего?
- Доктора, - попросила Землячка. - Голова болит, кашляю, простудилась.
В Сущевской части содержались только подследственные, поэтому режим в ней был мягче и к просьбам заключенных относились снисходительнее, чем в обычных тюрьмах.
Надзиратель загромыхал замком, приоткрыл дверь.
- Это вам доктора?
- Мне.
- Можно, - сказал надзиратель. - Они у нас тут же при части во дворе квартируют. Иногда к нам очень даже приличных господ привозят...
Он бросил пытливый взгляд на Землячку, покачал головой и опять загромыхал замком.
Врач не заставил себя ждать. Это был сухонький старичок, привыкший за время своей службы при полиции ко всяким оказиям.
- Чем могу служить?
- Боюсь, обострился туберкулезный процесс, - пожаловалась Землячка. Нельзя ли пригласить ко мне моего врача, я оплачу визит...
В те времена дамы были стеснительны сверх меры, многие из них стеснялись раздеваться перед врачами-мужчинами, врачи нередко осматривали своих пациенток в присутствии мужей и выслушивали через рубашку, так что просьба Землячки прозвучала вполне естественно.
Перед доктором находилась очень приличная дама, она не просила его ни о чем предосудительном.
- Какого же врача вы желаете?
- Марию Николаевну Успенскую.
Землячка назвала не того врача, какой ей был нужен, она действовала осмотрительно. Мария Николаевна Успенская достаточно известный врач и добрый человек. Она не связана с большевиками, и репутация ее безупречна. Должна быть безупречна с точки зрения полиции. Раз или два Землячка встречалась с ней и могла рассчитывать, что та выполнит просьбу.
Успенская появилась под вечер в сопровождении полицейского врача, и тот, не желая стеснять даму при осмотре, деликатно остался в коридоре.
Успенская помнила Землячку в лицо - ее запоминали все, кто с нею встречался, - хотя вряд ли помнила фамилию, под которой Землячка была ей представлена.
Она напрягла память.
- Мы с вами встречались...
- Совершенно верно, у Лидии Михайловны.
- Я могу быть вам чем-нибудь полезна?
- Иначе я не стала бы вас беспокоить.
- Вы больны? Или у вас... еще что-нибудь?
- Вы не ошиблись, я хочу попросить вас сегодня же отыскать Лидию Михайловну и передать, чтобы она завтра повидалась со мной.
Лидия Михайловна Катенина тоже врач, но кроме того она личный друг Землячки, член партии.
Успенская больше не расспрашивала, она догадывалась, что Катенина связана с революционным движением.
Выслушала больную, выстукала, выписала рецепты, отдала их полицейскому врачу, ушла...
Весь вечер Генкина рассказывала Землячке о своей Оле, интересовалась Ярославским - не слышала ли чего Землячка о нем, где он сейчас, что с ним.
Землячка призналась, что была арестована вместе с Ярославским.
Генкина взволновалась.
- Так он, вероятно, тоже здесь?
- Вероятно.
- А вы умеете перестукиваться?
Землячка научилась перестукиваться еще в Киевской тюрьме, но, увы, одна стена молчала, а с другой стороны ответили бессмысленным непонятным стуком. Приходилось придумывать что-то другое.
Поздно вечером Землячку вызвали на допрос. Допрашивал все тот же жандармский ротмистр, который арестовал ее.
- Советую не отягощать своего положения бессмысленным запирательством, - начал он допрос стереотипной фразой. - Нам все известно. Известно, что вы являетесь одним из руководителей военной большевистской организации, известно, что в квартире Калантаровой была назначена конференция...
Да, он знал многое, без провокатора тут дело не обошлось, но Землячка решила ни в чем не сознаваться, не выдавать ни себя, ни товарищей.
- Госпожа Берлин, ведь нам все известно!
- Но я не Берлин, а Осмоловская.
- Смешно!
Ротмистр извлек из стола фотографию.
- Вот снимок, поступивший к нам из Киевского охранного отделения.
Да, это ее снимок, трудно отрицать очевидное, но она отрицает, чувство юмора не покидало ее никогда.
- Случайное сходство.
- До такой степени?
- Вы видели снимки Собинова?
- Артиста?
- Так вот, к примеру, вы и Собинов - совершеннейшие двойники.
Ротмистр польщен, он не так красив, как Собинов, но оспаривать это утверждение не хочет.
- Вы можете упорствовать, госпожа Берлин, но скамьи подсудимых по делу военной организации вам не избежать.
Это первый, предварительный, поверхностный допрос, настоящие допросы начнутся после перевода в тюрьму.
Ночью Землячка раздумывала о том, что им, арестованным большевикам, предпринять. Бежать! Связаться с другими арестованными и бежать!
За себя она не боялась, она слова ни о чем не проронит, ее больше тревожит судьба товарищей. После разгрома Декабрьского восстания каждый человек на счету, и еще больше ее тревожит судьба военной организации. Начнутся допросы, примутся копаться во всех подробностях, доберутся до солдат, с таким трудом вовлеченных в движение, до офицеров...
Под утро она попыталась заснуть, чувство самодисциплины развивалось у нее год от году, оно присуще профессиональным революционерам: надо есть, спать, избегать болезней, чтобы сохранить силы, всегда быть готовым к борьбе.
Ее разбудила Генкина.
- Розочка, у вас есть рубль?
Только что принесли чаю и хлеба, и надзиратель распахнул дверь, чтобы проветрить камеру.
Фамилия его Овчинников, по словам Генкиной, он один из самых добродушных надзирателей.
Рубль сослужил свою службу. Да, шестерых мужчин привезли в часть вскоре после появления Землячки, они помещены вместе в угловой камере, им можно отнести записку и передать от них ответ. Землячка набросала несколько строк и уже через четверть часа получила ответ Ярославского.
Минут через двадцать надзиратель пришел за Землячкой.
- Что ж вы не сказали, барышня, что там ваш жених? Выходите. Выпущу его на минуту в коридор, будто веду в туалет.
Умению за две-три минуты сказать самое существенное, не тратить времени на пустые слова, ее тоже научил тюремный опыт. Она не знала, кто назвался ее женихом, но им оказался Ярославский. Бежать? Да, бежать. Обязательно до того, как их переведут в тюрьму. Надо обеспечить себе помощь с воли. Достать денег...
