Сергей Каледин - Коридор
----Мордой об мостовую! - поддержал Михаил Данилович, заслушавшийся рассказом по дороге в ванную.
В коридоре что-то упало.
- Да уберете вы наконец свой велосипед! - Это Надя пришла с работы. Прямо в пальто, не дожидаясь, пока сойдет гнев, она подскочила к двери Ожогиной и забарабанила в нее: - Последний раз предупреждаю: уберите велосипед!
- Чего ты дверь ломаешь! Куда я его дену?! - отозвалась с кухни Глафира.
- Я чего говорю-то,- вступился Кирилл,- Глафира Николаевна. Велосипед-то действительно. Вчера То-нюшка об него ногу впотьмах зашибла.
- Выкини его к черту! - крикнула Глафира, отпихивая с дороги Надьку.
Хлопнула дверь.
Надя, спустив первый пар, расстегнула пальто и поздоровалась со всеми.
Кирилл почесал затылок.
- Чулан, говорю, набит, полати доверху, с чердака сопрут. Подвесить его надо.- Он постучал в дверь Ожогиной:- Николавна, не возражаешь - на стену его подыму? Ага,- кивнул Кирилл, не дождавшись ответа.- Михал Данилыч!
Сосед с радостью отозвался из уборной, где пережидал шум:
- Тихо?
- Вылазь, поможешь.
Кирилл достал костыль, молоток и со стремянки забил костыль под высокий потолок коммуналки. Михаил Данилович подал велосипед. Кирилл принял его за заднее колесо и, пропустив костыль между спиц, повесил велосипед на стену. А руль свернул, чтоб не топорщился.
Надежда Ивановна тем временем переоделась и вышла на кухню готовить ужин. Надежда Ивановна, поместному "Надька-рыжая", еще молода и красива. И зла, потому что несчастна. Надежда Ивановна читала романы и знает себе цену. Старшая ее сестра за полковником, а у нее муж Ваня, понимающий свое ничтожество. И трое детей, родившихся по недосмотру. Работает Рыжая в химической лаборатории; от химии у нее по вечерам разламывается голова, унося красоту и молодость. И молоко за вредность ей не помогает и не поможет.
- Опять эту заразу развесили по всей кухне! - Надька схватила бельевую палку и яростно стала сдвигать в сторону развешанное над плитой белье. Надька знает, что Александр Григорьевич туберкулезный боль
ной, но раньше это обстоятельство как-то не вызывало у нее гнева, теперь же, после возвращения соседа, она не забывает о туберкулезе.
- Это все дура глухая,- согласно закивала Дора.- Развесит где ни попадя. Маня! Маня!..
Маня, совсем старенькая, в косыночке, в очках на конце носа, высунулась из каморки, где она долгие годы проживала совместно с Дорой. Когда у Доры еще был жив муж, они жили втроем. Правда, Маня и тогда плохо слышала. Хозяйкой считается Дора, хотя и по возрасту, и по стажу прописки Маня ее превосходит.
Маня вышла на крик Доры, но по дороге забыла, за чем шла, и, озабоченная своими думами, спросила, предварительно освободив из-под косынки одно ухо:
- А куда Нехлюдов-то собрался? Собрался и уехал, а?
Маня любит читать. Своих книг у нее одна разбитая Библия, читать она берет у соседей. Сейчас у нее Лев Николаевич Толстой, взятый у Оли.
- Чего белье цыпинское над самой плитой повешала?! Маня, не разобрав ответа на свой вопрос, махнула рукой:
- Орет, орет, а чего орет, сама не знает. Тот с ней! - Маня верующая и черное слово "черт" заменяет на "тот".
- Так-так, все прекрасно...- бормочет Александр Григорьевич, вернувшийся за несостоявшимся чайником. Чайник давно погасили. Он снова зажег газ.
- Здравствуйте, Александр Григорьевич,- с полупоклоном обращается к нему Маня.- Чайничек как поспеет, принесу.
- Будь добра,- кивает Александр Григорьевич, и что-то забыто барственное проскальзывает в его тоне.
Знакомы они почти сорок лет. Когда Александра Иннокентьевна, родив Олю, неожиданно отправилась на Фронт, Александр Григорьевич чуть не сошел с ума. Тог-да-то родственники и подыскали ему Маню. Маня выросла в сиротском приюте и там же выучилась на няньку за Грудными младенцами, о чем у нее была даже специальная бумага. Прошло много лет. Оля и Лева выросли, жалованье Мане давно перестали платить, но она по старой памяти иногда стирает белье Александру Григорьевичу.
Надежда Ивановна сама стирает белье. Она нервно зевнула:
--Потолок надо мыть.
- Потолок - это Оля. Поставила варить сгущенку н забыла. И вот второй год желтый потолок над плитой весь в коричневых струпьях.
- Да-да,- отозвался Александр Григорьевич уже на выходе из кухни.Желательно...
- И кальсон своих я не вижу,- бесстрастным голосом произнесла Надька, задумчиво разглядывая коричневые подтеки на потолке.
- А - это - Геннадий Анатольевич,- с готовностью подсказала Глафира.- Я утром гляжу: берет, а вроде - ваши...
В передней хлопнула дверь.
- Всегда эта Олька дверь швыряет,- проворчала
Дора.
- Добрый вечер,-бойким голосом поздоровалась с присутствующими Ольга Александровна. Ольга Александровна, вернувшись с мужем из Монголии, на работу больше устраиваться не стала, с удовольствием сидит дома и потому всегда в хорошем настроении. Иногда, когда ей становится совсем уж скучно, она берет редактуру на дом.- Как у нас дела?
Надька бросила на нее косой взгляд.
- Что-то я кальсон своих не вижу, бежевые, китайские...- сказала она, перехватывая недоуменный взгляд Ольги Александровны и направляя его вверх в веревки.- Нету кальсон.
- Ой! Надежда Ивановна! - Ольга Александровна шлепнула себя ладонями по щекам.- Неужели? Вы знаете, он мог! Он ушел - я спала. И в неглаженых ушел. На заседание кафедры. Извините, ради бога. Как придет, сразу же верну.
- Сразу не надо,- простирните.
- Ну, разумеется, разумеется... В коридоре зазвонил телефон.
- Але,- сказала Ольга Александровна.- Папа, положи трубку, я здесь взяла. Геночка? Да, да. Я только вошла. Ты знаешь, я так сегодня закопалась, ничего не успела купить. Может, пельмешек по дороге захватишь? Геночка, ты в каких кальсонах? Ну, как каких, бежевых? Посмотри-ка... Да нет, недоразумение. Дома объясню. Пока. Пельмешек не забудь.- Ольга Александровна хоть и вышла замуж, но привычки холостой жизни сохранила.
- И чего к ней прижился? - пробормотала Дора, когда соседка на быстрых каблучках утопала в комна
ту - Такие бабы в одиночку кукуют! Это ж надо, бестолочь! И вида нет. Только что -задница.
- Зато образованная!-язвительно заметила Надька.
- Образо-ованная...- Дора небрежно махнула рукой.- Ни помыть, ни пошить, ни сготовить. Ни с чем пирог.
Дора врет: Ольга Александровна прекрасно готовит, только долго. И всегда угощает соседей, если затевает что-нибудь интересное.
- Ты же настойчиво хотел чаю, где же он? - рассеянно произнесла Александра Иннокентьевна, не отрываясь от бумаг.
Александра Иннокентьевна пишет. Она на пенсии, но она возложила сама на себя общественную нагрузку по старому месту работы, где была старшим инспектором по борьбе с грызунами. Она ведет протоколы всех собраний. Пишет она быстро и неразборчиво, а потому дома долго расшифровывает записи.
- Пи-и-ишешь?..- зловещим голосом вдруг спросил Александр Григорьевич, медленно приближаясь к жене. Он уперся руками в стол, навис над Александрой Иннокентьевной.- А что пишешь, хотелось бы знать? Доклад? Выступление? Отчет?.. Как крыс душить? Новый яд варить?!
Александра Иннокентьевна сняла пенсне, устало от" кинулась на вертикальную спинку кресла.
- Немедленно прекрати,- ровным утомленным голосом произнесла она и двумя пальцами дотронулась до переносицы, на которой краснели две впадинки от пенсне. И снова окунула перо в чернильницу.- Разговор окончен.
- Нет, не окончен! - заорал Александр Григорьевич и обеими руками в разные стороны разгреб писанину. Листы с тревожным шелестом посыпались на пол.- Не ввдо вам нового яда!.. Кошку вам надо! Киску! Нету лучшего средства! Мяу!..
И Александр Григорьевич, приставив к лысине два ных пальца, бросился на Александру Иннокентьевну, словно бык, намеревающийся забодать:
-Мяу!..
Слава богу, зазвонил телефон. Александр Григорьевич тут же виновато сник, нагнулся за упавшими со стола листками и в том же положении полунагиба двинулся к письменному столу.
- Да, Цыпин,- кивал Александр Григорьевич.- Да, да, я слушаю вас.- Он вдруг побледнел, голос его задрожал:- Да-да, Григорьевич, по документам Гиршо-вич... Что все? Можно прийти?.. Значит, все?..
Он медленно положил трубку и повернулся.
- Шура... Ты слышала? - заикаясь, спросил он, тыкая пальцем в аппарат.- Ты слышала?
- Я не хочу тебя слушать,- с отвращением выдавила Александра Иннокентьевна, приводя стол в порядок.
- Шу-ра! - по складам пробормотал Александр Григорьевич, хватаясь за голову.- Все! Все кончилось!.. Завтра можно получить документы.
Александра Иннокентьевна с повернутой по-прежнему головой как бы оценивала услышанное на слух. Потом медленно вернула голову в исходное положение и внимательно посмотрела на мужа. Александр Григорьевич вытирал глаза большими мосластыми кулаками на тонких запястьях.
Александра Иннокентьевна встала - плед с ее плеч упал на пол,протянула через стол руку:
