Юрий Домбровский - Обезьяна приходит за своим черепом
- Спасибо, - сказала она, всхлипывая и тоже улыбаясь.
- А ты, Леон? - спросила мать, обращаясь к отцу, но он уже не слушал ее, а блаженно курлыкал над бидоном, цедя холодные, густые сливки.
- Так что ж это было? - спросил он, возвращаясь к столу.
- А кто ж его знает... - ответила молочница, уже успокоясь. - Значит, кто-то что-то им подстроил.
- Да, но что же? Бомбу, адскую машину или гранату?
- Да кто ж его знает! Если бы я следила за тем... - беззаботно сказала молочница.
- Да! - Отец быстро допил чашку и отодвинул ее в сторону. - И этот карлик...
- Это он и был, - сказала молочница.
Отец мгновенно понял, что она хотела сказать.
- Он?
- Он самый! - с испугом подтвердила молочница.
- А! Идиоты! - Отец быстро вскочил со стула и снова сел. - Ничего не могут сделать порядком, как следует! Такой был случай! Стоял рядом, были бомбы, только протянуть руку - и вот, пожалуйста, сел в авто и уехал. Да за это я бы им головы оторвал. Герои! - Он с каким-то злым восхищением ударил ладонью по столу. - Пожалуйста, сел и уехал!.. Скоты!
- Как тебе не стыдно, Леон! Ведь они погибли! - упрекнула мать.
- Да, они погибли... верно, погибли, - сумрачно вспомнил отец. - Да, они-то погибли! - воскликнул он снова. - Да он-то! Он-то остался жив! Как вы говорите? Стоял около автомобиля, суетился и все не мог в него влезть?
- Влезть, верно, не мог, - подтвердила молочница. - Наверное, уж очень растерялся.
- Черт знает что такое! - выругался отец и сел на стул верхом. - Я отдал бы всю институт-скую коллекцию, только взглянуть бы на его череп! Ну ладно, будем ждать газет...
- Хочешь еще кофе? - спросила мать.
- И все-таки это непонятно, в высшей степени непонятно! - заговорил он, опять расстраива-ясь. - Вы, милая, стояли рядом, смотрели...
- Слушай, оставь ты ее, оставь в покое! Видишь, девушка чуть жива от страха, принесла тебе сливок, а ты ее мучаешь! Ну что она может знать? вмешалась мать.
- Ну, ладно, ладно, - успокоился отец, - будем ждать газет.
В это время вошла Марта.
- К вам давешний офицер, - сказала она.
- А? - отец не успел задать вопроса. В комнату входил полковник Гарднер.
Он был в штатском, и только в петлице его плаща торчал какой-то значок военного образца.
- О! - сказала мать удивленно и радостно. - Дорогой гость...
- И прибавьте: незваный и негаданный, - улыбнулся Гарднер. - Извините, особые обстоятельства заставили меня...
- Он еще извиняется! - возмущенно взмахнула рукой мать. - Садитесь, садитесь, пожалуйста! Вот я сейчас вам налью кофе. Кроме того, у меня есть к вам дело...
- Буду слушать с полным вниманием,- слегка поклонился Гарднер,- а то вы в самом деле можете подумать невесть что. Этот странный маленький господин... но ведь, наверное, о нем и будет речь, не так ли?
- Так! - кивнул головой отец. - Именно об этом мы и собирались с вами поговорить, господин Гарднер. Видите ли, доктор Ганка - больной человек, спрашивать с него за его поступки...
- Вот видите! - Гарднер придвинул стул и сёл к столу. - Но, во-первых, скажите: поверили бы вы моему честному слову?
- Поверили бы, - решительно сказал отец.
- Безусловно! - сказала мать. - Честному слову офицера...
- Но прибавьте: немецкого офицера, фрау Курцер! - с какой-то затаенной улыбочкой напомнил Гарднер.
- Для меня национальность не делает разницы, - пышно сказал отец.
- О, - радостно удивился Гарднер, - даже так? Ну, да вы совсем снисходительны к Герма-нии и к ее армии, господин Мезонье! - Он отвесил легкий полупоклон отцу. - Ну ладно, если вы уже так великодушны, так вот я даю вам честное слово, что доктор Ганка арестован совершенно вне зависимости от разговора, который на днях мне пришлось с ним вести. Удовлетворяет вас это?
Отец нерешительно поглядел на него.
- Я, - начал он, - не совсем...
- ...мне верите, - предупредительно докончил Гарднер.
- Нет, не то. Но тогда я не совсем понимаю причины его ареста... Что мог сделать Ганка?
Гарднер посмотрел ему в глаза и покачал головой.
- Ай-ай-ай, господин Мезонье, господин Мезонье! Неужели это правда? спросил он с легким осуждением.
- Что правда?
- А вот то, что вы говорите мне сейчас?
- Что я не знаю, за что арестован Ганка? - пожал плечами отец. - Ну, если вы считаете меня его сообщником...
- О, нет! Ни в коем случае я не считаю вас сообщником Ганки. Но Ганка-то, несомненно, ваш сообщник.
За столом наступило короткое тревожное молчание.
Гарднер обернулся и посмотрел на молочницу.
- Эта девушка? - спросил он.
Она вспыхнула и отодвинула чашку.
- Это наша молочница, - сказала мать. - Она принесла нам сливок и попала в эту кашу на площади Принцессы Вильгельмины.
- Ага! - принял к сведению Гарднер. - Но теперь она вам не нужна, не правда ли?
Молочница неловко встала с места.
- Я подожду на кухне, - сказала она и вышла.
- Вы мне обещали кофе, фрау Курцер! - напомнил Гарднер и повернулся к отцу. - Вы, конечно, клевещете на себя, гоподин Мезонье! Я слишком высокого мнения о вашей догадливости и интуиции, чтоб поверить вам. Да и не мое дело разъяснять вам наши отношения. Но что касается господина Ганки, то тут я вам должен твердо и решительно сказать: никакие личные счеты в его аресте не замешаны.
- Вот теперь-то я и не верю вам, господин Гарднер! - убито сказал отец. - Иначе почему я не арестован и зачем вы все мне это говорите?
- Ну, это я вам объяснять пока не буду, - ласково улыбнулся Гарднер, вы очень скоро все узнаете сами. Но вот что мне хочется вам сказать сейчас. - Он стал вдруг очень серьезен. - Я работаю в гестапо, в органе уничтожения, пресечения и смерти. Но никогда я, державший в руках весь этот мощный и беспощадный механизм, не пользовался им, чтобы уничтожить моего личного врага. Верите вы мне?
Отец молчал.
- Вижу, что не верите. Но сейчас объясню, почему вам следует мне верить. Дело-то вот в чем: когда кто-нибудь меня заденет или оскорбит, я его тут же, как собаку, застрелю на месте.
- А это всегда возможно? - поинтересовался отец.
- Всегда! - твердо ответил Гарднер. - В военное время? В неприятельском городе? Всегда! Теперь вы мне верите?
- Да! - вздохнул отец. - Это логично, в это верю!
- Ну, а если вы в это поверили, то поверьте во все остальное: в аресте Ганки моя личная воля никакой роли не играла. Главный виновник ареста Ганки...
- Ну? - со страхом спросил отец.
Гарднер неожиданно повернулся к матери.
- Теперь вот какое у меня дело. Разрешите взглянуть на ваш балкон? Он ведь не заперт?
- Нет, - сказала мать и поглядела на него.
- Так разрешите, я пройду посмотреть? - Он быстро встал и вышел на балкон.
- Главный виновник ареста Ганки... - повторил отец. - Как это он сказал, Берта?
- А, да не думай ты об этом, не думай! - досадливо приказала мать. Мало ли что тебе он скажет!
Отец приложил руку ко лбу.
- Я начинаю кое-что понимать, Берта, - сказал он жалобно. - Но не дай Бог, чтоб я понял все до конца!
Возвратился Гарднер.
- Что у вас там, овощи? - спросил он, отряхивая колени.
- Картошка! - убито ответила мать.
- Так! Картошка! Ну, а когда он у вас ремонтировался в последний раз?
Мать посмотрела на него с недоумением.
- Точно месяц я вам не назову...
- А сезон назвать можете? Летом? Зимой? Весной? - он все отряхивал колени.
- Последний раз - в марте, - вспомнил отец.
- Ага, в марте! Ну, а какой ремонт был - текущий или капитальный?
- Что-то там со штукатуркой, - медленно и нерешительно вспомнил отец.
- Текущий ремонт, - решил Гарднер. - Ну, а внизу кто живет?
- Весь дом занимаем мы, внизу, под балконом, пустая комната, ответила мать.
- Хорошо, но в ней, в этой пустой комнате, все-таки, наверное, что-то есть? - в голосе Гарднера слышалось легкое нетерпение.
- Только старые вещи! - сказала мать.
- Так вот идемте посмотрим эти старые вещи, - сказал Гарднер и пошел к двери.
Я побежал за ним.
В комнате Гарднер осмотрел все диваны с гудящими пружинами - казалось, что в них завелся целый рой майских жуков - сдвинул с места пыльные и дряхлые кресла с экзематозной сыпью позолоты, открыл дверцы шкафа и сунул в него лицо, пнул ногой сундук, так, что он рассерженно загудел густым, утробным голосом, потом долго, прищурившись, смотрел на потолок и вдруг потребовал лестницу.
Лестницу принесли.
Он полез на нее, потрогал хвост облезлого плафона, заглянул под него.
Там был опять-таки потолок.
Он сказал "ага", отряхнул руки и слез с лестницы.
- Теперь идемте пить кофе! - сказал он с легким вздохом облегчения.
- Так вы спрашиваете, что произошло на площади Принцессы Вильгельмины? - спросил он у отца. - Произошло вот что. Трое негодяев, настоящие имена которых выясняются, под предводительством известного государственного преступника Карла Войцика узнали, что некая важная персона должна приехать в город и выступить с речью в офицерском клубе. Откуда-то этим негодяям стал известен и день выступления, хотя об этом знало всего несколько человек. Под видом рабочих они по подложным документам проникли в клуб и установили в трех разных местах адские машинки. Но один из них вызвал подозрение - его четырехугольная морда известна полицейским всей Европы, вот его задержали как раз в то время, когда...
