Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров
«Мой гордый Алтай, на что мне твоя высота?
Не манит меня оленей твоих красота.
Летит моя молодость сквозь печали и грусть,
Но кто же поймет этих слез в душе моей груз?..»
* * *
Когда аул назывался «Четвертой бригадой», а дела его быстро шли в гору, на каждой улице проживали, по крайней мере, по одной-две русских семьи. Их дети тоже учились в ауле, вплоть до четвертого класса по-казахски, а потом продолжали учебу дальше — кто в Мукуре, а кто в райцентре. Не только дети русских, но и сами родители прекрасно владели казахским языком.
Когда же народ стад массово перебираться в Мукур, уехали одна за другой и эти немногочисленные семьи. В конечном итоге остался на старом месте один-единствен-ный русский — старик Дмитрий, то есть «Метрей-ата», хотя и он много раз прилюдно обещал, что тоже переедет. Остался, естественно, вместе со своей женой — матушкой Пелагеей.
— Господи, какой родственник ждет тебя в Мукуре? — возмущалась она по поводу болтовни мужа о переезде.
Обычно и дед Метрей, и сама матушка Пелагея разговаривали, мешая русские и казахские слова. В особенности это касалось деда Метрея: беседуя с аульными стариками на чистом казахском, он вдруг неожиданно переходил на русский, приправляя речь для пущей остроты родными бранными словами. Слух аулчан давно уже привык к мешаному языку Метрея.
— Ты ведь, Метрей, по рождению русский, а по-русски, вообще-то, разговаривать умеешь? — с искренним интересом наивно спросил его как-то глухой Карим.
— По сравнению с тобой, язык у меня, конечно, ломаный, но, когда в городе бываю, мне его хватает, чтобы хлеб в магазине купить, — расхохотался в ответ Метрей.
Дед частенько вставлял в свою речь слово «значит». Однажды шли они по улице с учителем Мелсом и задушевно беседовали, как тот вдруг сказал:
— Хочу сделать вам одно замечание... Вы всегда говорите «значит», а это — русское слово, — и попросил: — так что, пожалуйста, заменяйте его в дальнейшем казахским «демек».
Метрей наотрез отринул просьбу учителя:
— Какой еще «демек»? Откуда ты взял слово, которое здесь никто и никогда не употреблял? А слово «значит» у нас в ходу всегда было, даже раньше «Коммуны», когда этот аул назывался еще Айдарлы. Вот так-то, светик мой!
— Тем не менее, слово «значит» русское.
— Кто тебе сказал, что русское?.. Это слово общее, оно и для казахов, и для русских. Например, как... ну этот... «космонавт»... или как «бригада».
— Не-ет, дедушка, «значит» к таким словам не относится.
— Почему это не относится? — У старика, задетого за живое, мгновенно набухли и потемнели на висках вены. — Кто лучше знает, относится или не относится, — я, который всю жизнь прожил в этом ауле, или ты, пришлый, только вчера здесь появившийся?! Так-то, милок!
— Я сюда не вчера приехал. И не пришлый я... Уже шестнадцать лет здесь живу, дедушка! К тому же я изучал казахский язык в училище.
Л и учителем был там, где ты изучал казахский, понятно? Поэтому, дорогуша, не пререкайся зря со стариком!
Ой, Метрей-ата, а вы, оказывается, довольно сложный человек... Не верите мне, так спросите у Карекена — вон он идет. Он все-таки казах по крови, вот пусть и рассудит нас, — предложил Мелс, исчерпав свои доводы.
Окликнув, они остановили спешащего куда-то по улице глухого Карима.
— Кареке, скажите-ка нам, кому принадлежит слово «значит» — русским или казахам? — разгоряченный спором, сразу перешел на крик учитель.
Растерявшийся Карим пожал плечами и развел руки.
— Не знаю... Аллах свидетель, у меня, например, такой псины не было! — отмахнулся он и, не оглядываясь, быстро засеменил от спорщиков.
Метрей же гаркнул вслед удалявшемуся Кариму:
— Нет, это именно твоя собака, мы заставим тебя признать! — и пригрозил ему пальцем.
Тут оба дружно расхохотались, аж до колик в животе.
Одно из самых излюбленных постоянных занятий деда Метрея — рыбалка. Когда приближается лето, и вода в реке становится прозрачной, его трудно удержать дома — весь день пропадает на берегу речки с удочкой.
Несколько лет тому назад группа озорных аульных подростков распугала на Талдыбулаке всю рыбу: то сети поставят, то речку перегородят запрудой, словом, творили, что в голову взбредет. Тогда Метрей вообще перестал на рыбалку ходить, а по аулу тут же поползли слухи:
— Ойбай, на водопаде, что в верховьях Талдыбулака, медведь объявился. Не наш бурый, а белогрудый здоровяк с Алатау. Как он сюда попал, откуда пришел, одному Богу известно, но похоже, он на людей охотится. Рассказывают, что в горах этот медведь напал на одного геолога и унес в лес его жену. А сейчас, будто бы, выслеживает рыбаков по берегам речки. Недавно наш Метрей закинул удочки у самого водопада. Сидит на берегу, и вдруг прямо спиной почувствовал, как кто-то крадется сзади, глядь — а это медведь. Побросал Метрей и удочки, и шест рыбацкий, ноги в руки — и бежать. Медведь следом гонится. Да лапы-то передние у него коротки — неудобно вниз бежать, вот и кувыркнулся, бедняга. А Метрей, который благодаря этому спасся от неминуемой смерти, домой приплелся весь изодранный в клочья, словно нищий в лохмотьях.
— Сохрани Аллах! — с ужасом хватаясь за вороты, восклицали аулчане, услышав эту страшную историю. — Не к добру медведь на людей набрасывается!
— Да он ведь не наш — чужак, вот и не признал Метрея.
— А что, интересно, случилось с той женщиной, на которую он напал, ну, с женой геолога? Она молодая или старая?
— Тоже мне, на кой черт медведю старуха?!
Короче, после того как аул охватили такие пугающие слухи, мальчишки моментально бросили шалить на речке. Правда, отдельных упрямцев матерям пришлось, надавав подзатыльников, попросту запереть дома. Зато совсем наоборот поступал теперь дед Метрей: украдкой, в предутренней темени, волоча свой длинный шест, он каждый день направлялся прямо в сторону водопада. «Медведь-людоед» ему нипочем. Понимаете, почему?..
В свое время дед был не дурак выпить. Но в то же время не считал, что проклятое пьянство делает ему честь. «Из
