Океан на двоих - Виржини Гримальди
– Соня меня ждет, у нее не ладится с парнем. Я нужна ей. Я вернусь рано, обещаю.
Сейчас
8 августа
Агата
23:30
Редко я чувствовала себя такой старой. Клуба, в котором я раньше бывала, больше нет, и нам пришлось искать в интернете, где потанцевать. Мы выбрали по отзывам клуб в самом сердце Биаррица, подготовились (лично я сделала все возможное в плане макияжа: нанесла на скулы столько хайлайтера, что астронавт Тома Песке может увидеть меня из космоса) и простодушно нарисовались на его пороге, не подозревая, какими старыми будем там выглядеть.
– Я двадцать лет не была на дискотеках, – говорит Эмма, проходя в дверь.
Вышибалы посмеиваются.
– Эмма, «дискотека» – так не говорят с прошлого века.
– Да? А «дансинг» еще можно говорить?
У меня, наверное, вытянулось лицо, так как она считает нужным уточнить, что пошутила.
Войдя внутрь, мы видим пустой танцпол. Мы идем к бару, официант принимает у нас заказ.
– Никого нет? – спрашивает его Эмма.
– Вы первые! – отвечает он. – Еще слишком рано, народ подтянется позже.
Я решила пропустить эту деталь. Послушайся я Эмму, мы бы вообще заявились в десять. Официант ставит наши напитки на стойку и продолжает наводить порядок.
– Не сомневаюсь, он тебе нравится, – подмигивает мне Эмма.
– Прекрати, он еще ребенок, наверняка у него складная линейка в кармане. А ты годишься ему в бабушки.
Она не отвечает. И ведь это не в ее духе – упускать такой случай. С начала вечера я чувствую, что она не здесь, где-то витает.
– Хочешь, уйдем? – спрашиваю я.
Она колеблется несколько секунд, такое впечатление, что ведет диалог сама с собой, потом встает и направляется к танцполу:
– Не может быть и речи. Моя тушка хочет танцевать!
Я иду за ней. Играют что-то незнакомое, электронную музыку с быстрым битом, я совершенно не умею под нее танцевать. Я привыкла к року, ритм-н-блюзу, попу, я мотаю головой и размахиваю руками, пытаясь попасть в ритм. Эмма выглядит еще более потерянной, чем я. Она робко покачивается, как будто хочет писать. Я жалею о своей идее, не знаю, какого черта мы здесь делаем. Долго не останемся, одна-две песни – и уходим.
0:53
Эмма в трансе. Не будь я рядом с ней весь вечер, поклялась бы, что она что-то приняла (и не ромашку). Посреди танцпола, теперь переполненного, она танцует без остановки уже больше часа. Движения ее размашисты и на удивление плавны, как будто она заново приручает свое тело. Лично меня сердце вынуждает делать регулярные паузы и дает понять, что, если я буду его слишком нагружать, оно может воспользоваться своим правом на забастовку.
Какой-то тип подваливает ко мне, пока я пропускаю стаканчик, сидя на краешке кресла:
– Привет. Можно с тобой присесть?
Я отмечаю деликатность подхода, но не могу, не нарушая приличий, допустить, чтобы меня клеил мальчишка.
– Очень мило, но я иду танцевать, – отвечаю я.
– Можем потанцевать вместе?
– Как тебя зовут?
– Лео.
– Лео, я тронута твоим интересом ко мне. Но я не встречаюсь с парнями, у которых молоко на губах не обсохло.
Он смеется, хлопает меня по руке и удаляется. Диджей ставит новую песню, Эмма по-прежнему танцует, закрыв глаза, полностью отдавшись музыке, не обращая внимания ни на что вокруг. Когда луч света падает на ее лицо, я вижу улыбку. Отставив стакан, я присоединяюсь к ней.
– Как ты? – кричу я ей в ухо.
Она широко раскрывает глаза, удивленная, что я рядом.
– О, Агата, это была чудесная мысль, мне стало так хорошо!
– А тебе было плохо?
Она на секунду останавливается, смотрит на меня с нежностью и берет за руку.
– Потанцуй со мной, Гагата. Сегодня давай забудем обо всем.
Что-то в ее голосе, в ее тоне не оставляет мне выбора. И я танцую. Я не закрываю глаз, смотрю на нее, и волнение душит меня. Как будто под оглушительную музыку, в ослепительном свете, после того как три дня мы ныли друг дружке и кружили вокруг да около, я вижу ее по-настоящему. В этом самозабвении вот она – истинная Эмма. Прошло пять лет. Сегодня ночью я вновь обрела свою старшую сестру.
Тогда
Май, 2002
Агата – 17 лет
Классная руководительница вызвала меня после уроков. Я жду, что она прикопается к моему отсутствию на прошлой неделе, но нет, она хочет меня поздравить. «В последние две недели все учителя отмечают перемены в твоем поведении. Ты работаешь на уроках, проявляешь интерес к учебе, и это сказывается на оценках. Месье Лост сказал мне, что ты получила 18[9] по математике, это повысит твой средний балл».
Я прихожу домой первая, Эмма еще на работе, а мама на лечении. Она говорит, что этот раз будет последним. Впрочем, я решила перестать надеяться. Надежда кончается разочарованием. И все-таки в самой глубине души я немножко ей верю. Она возвращается завтра, мне не терпится ее увидеть, хотя без нее спокойнее. Я делаю уборку в квартире, прохожусь пылесосом и уж заодно мою окна. Она будет довольна.
С недавних пор я в суперской форме. Кажется, свершилось, подростковый возраст закончился! Или дело в том, что я встречаюсь с Камелем. Я никогда не была так влюблена, просто вау, мне все время хочется быть с ним. Он живет далеко, надо ехать на автобусе с двумя пересадками, но это того стоит. Он подарил мне диск «Мулен Руж», который я без конца слушаю и думаю о нем. Я уверена, что это мужчина моей жизни.
Я хожу болеть за него каждую субботу на матчи по регби, а потом мы играем третий тайм с участниками команды и их девушками. Все обожают меня, я затеваю игры, развлекаю народ, и всем весело. Мы часто заканчиваем вечер в клубе, и я танцую часами без передышки до закрытия, будь моя воля – танцевала бы еще. Я всегда ухожу последней, и вышибалы уже зовут меня по имени.
Поджидая Эмму, я включаю телевизор – канал с музыкальными клипами, – беру пачку печенья, сыр, чипсы, стакан колы и усаживаюсь в гостиной поработать над моим проектом. Я вкалываю уже три недели целыми днями, прихватывая часть ночи. Пока меня не вырубит, короче. Я рисую силуэты, платья, брюки, блузки, туфли, сапожки. Идея пришла, когда я увидела по телевизору Жан-Поля Готье. Он такой симпатяга! Когда закончу, пошлю ему рисунки, уверена, что он позовет меня в свою фирму. Не знаю, как мне раньше в голову не пришло, очевидно же, что я создана для этого.
В шесть возвращается Эмма. По всей гостиной разбросаны мои листки. Закатив глаза, она идет прямиком в душ. Я знаю, что она думает, но она неправа. Она говорит, что Жан-Поль Готье плевать хотел на мои рисунки и он их даже не увидит. Говорит, это для моего же блага, потому что нельзя замахиваться слишком высоко, иначе мечты потеснят подлинную жизнь. Говорит, что не хочет, чтобы я разочаровалась. Она завидует. Я не разочаруюсь, я уверена, что права. Жан-Поль Готье западет на мои рисунки, будет умолять меня работать с ним, я уеду жить в Париж с Камелем, а мама, Мима и Эмма будут гордиться мной.
Тогда
Август, 2002
Эмма – 22 года
Я ушла с работы. Моя начальница настаивала, чтобы я взяла отпуск в сентябре, но это означало бы потерять лето у Мимы. В прошлом году у меня было только две недели отпуска, тяжко, но все же лучше, чем ничего. Весь год я считаю дни, отделяющие меня от встречи с бабушкой, немыслимо ждать сентября, чтобы поехать к ней.
Мама отнеслась к моему увольнению хуже некуда, пригрозила вышвырнуть на улицу, если я не смогу вносить свою часть квартплаты. Я пообещала, что найду другую работу, но мечтаю я об одном – съехать. Я больше не могу выносить ее приступы ярости. На меня она давно не поднимала руку, похоже, переход в категорию
