Смерть приходит с помидором - Светлана Аркадьевна Лаврова
– И что, ты таки считаешь, что это порядочно? Зачем пугать мальчика, ведь он совсем мальчик, и сорока лет еще нет. Ты отлично знаешь, что у него – чудная доброкачественная менингиома в удобном месте, что ребята ее удалят и он проживет, сколько ему отмерено, а может, из вредности и дольше. Злая ты все-таки. Добрее надо быть, и не смотри на меня умоляющими глазищами, в которых «вся скорбь еврейского народа», как говаривал мой папа, тоже хирург, а он в глазах разбирался.
Смерть слегка заколыхалась в сомнении.
– Ладно, – Александр Сергеевич смилостивился и перестал распекать Смерть за неподобающее поведение. – Садись, есть дело. У меня тут одно юное дарование пытается писать диссертацию, так мне совсем не нравится, что такое он там понапридумывал. В прошлом году у меня два аспиранта защитились, что недопустимо мало, раньше по четыре-пять защищалось. Давай так: ты принимаешь участие в исследовании в качестве негативного фактора, действующего на пациентов основной группы. А мой диссертант будет обсчитывать эффективность применения различных отгоняющих воздействий: ругательств, выстрелов, летящих ботинок, помидоров, фонендоскопов. Вот второй краниотом у нас сломался, так можно им швыряться… он все равно больше ни на что не годен. Такого бреда еще никто не писал! Потом мы с тобой съездим в Москву и Барселону на симпозиумы, ты будешь иллюстративным материалом на моем докладе. А потом, уже на защите диссертации… Стой, стой, ты куда?
Смерть втянулась в щелку рамы и растворилась в хмуром ноябрьском снегопаде.
– Ай-ай-ай, – покачал головой Александр Сергеевич (напрочь не Пушкин). – Почему она не хочет ехать на симпозиум? Наверное, ее обидело, что она «негативный фактор». Она такая ранимая. Нехорошо получилось.
Глава двадцатая. Муму – это вовсе не из Тургенева
– И что твой Трофимов?
– Что-что, винты поставил, так ничего не болит, доволен и счастлив. Ходит курить вниз на улицу. Зима вообще-то, ноябрь. Простудится, и опять все коту под хвост.
– Если ходит курить – точно выздоровел, верная примета. А Ника?
– Ника ногами шевелит. Не сильно шевелит, но пытается вставать. Веселая, будто уже плясать может.
– Не сможет она плясать. Чуть-чуть ходить бы… и то не верится. Наш с Павлом Борисовичем вчерашний дяденька с моторной зоной тоже хороший, руки-ноги шевелятся. Мониторинг очень благополучно прошел. Когда заживет, отправим на лучевую терапию.
– А твоя Люська как? Рука болит?
– Ничего Люська, нормально. Палец в лонгете не болит, если по нему не стучать. Люська валяется на диване, скачала себе в «читалку» книжку какого-то Еськова «Занимательная палеонтология» и ворчит, что там мало написано про палеотрагусов. Ты знаешь, кто это такие? Вот и я тоже. На что ей сдались эти палеотрагусы, хотела бы я знать.
Митя порозовел от удовольствия. Значит, она не забыла его рассказ! Значит, палеотрагусы произвели впечатление!
– Я могу ей рассказать про палеотрагусов, – обрадованно сказал он. – Про них не очень много известно, но все-таки больше, чем пишет Константин Еськов. Если вы, Варвара Вадимовна, дадите ее телефон, я позвоню и расскажу.
На мгновение в ординаторской все замолчали. Потом Мигель заржал. Варвара посмотрела на него укоризненно и сказала:
– Конечно, Митя, палеотрагусы сейчас жизненно необходимы моей несчастной девочке. Вот телефон. Непременно позвони. Ей скучно, и ты в обнимку с палеотрагусом заполнишь пустоту.
Митя записал телефон. Ну и пусть смеются, подумаешь. Палеонтология – очень интересная наука. Ради нее можно и насмешки потерпеть.
– Как, вы все уже пришли? Неужели я последний? – это Макс. – Зуеву реаниматологи сняли с операции, им сердце не понравилось. Кто ее ведет? Срочно договаривайся на УЗИ сердца в восьмой больнице, чтобы завтра соперировать все-таки.
– Второй раз снимают с операции! Первый раз из-за крови. Сейчас из-за сердца. Ладно, я позвоню. А кого берем вместо нее?
– Муму берем, он готов, анестезиологи про Зуеву вчера сказали, я успел позвонить, чтобы клизму ставили и прочую подготовку. Паша, возьмешь?
– Опять я. Хоть бы день в операционную не ходить. Варвара Вадимовна, вы поможете?
– Конечно.
– А можно я помоюсь на ассистенцию?
– Помыться можно, Митя, но ассистировать на муму почти никогда не нужно, там и так дырка маленькая, два человека пихаться будут. Впрочем, помойся, подержишься за что-нибудь.
Митя знал, что муму – это сленговое обозначение опухоли мосто-мозжечкового угла (мосто-мозжечковый угол – сокращенно «мму»). Это слово даже иногда склоняли: «подошел к муме», «не нравится мне эта мума», ударение на последний слог. Опухоль доброкачественная, но противная – чаще всего это невринома слухового нерва, она давит на слуховой нерв и снижается слух. Давит на лицевой нерв – лицо перекашивается. Давит на ствол – человек перестает глотать, а потом дышать. Потому что ствол – это область мозга, где расположены центры дыхания, глотания и еще много чего важного. То, что доброкачественная, – это ее единственное достоинство, – она растет много лет, иногда двадцать-тридцать. Если «поймать» ее вовремя, то удаляется сравнительно легко и безопасно, и человек живет потом сколько ему положено, хоть до ста лет. А Варвара нужна, чтобы отслеживать состояние ствола и лицевого нерва – и чтобы найти этот самый нерв. На мозге же не написано, как что называется.
– Хорошо бы операция была скучная, – говорит Варвара Мите, поднимаясь с дивана. – Если все идет нормально, то я всю операцию сижу и смотрю в монитор, время от времени говоря, что все хорошо. Обожаю скучные операции, на которых ничего не происходит. Если хирург начинает что-то делать не так, у меня на экране сразу идет информация, и я говорю хирургу: «Осторожно, стволовые!», или «Остановка на две минуты», или самое плохое: «Дальше удалять нельзя, опасно». Или: «Что ты топчешься по тройничному нерву, сойди с него». Или: «Ряды с лицевого!» Ряды – это длительные и нехорошие по прогнозу реакции нерва, похожие на забор регулярные черточки на мониторе. А есть еще вспышки – это тоже реакции нерва, но короткие, нерегулярные и гораздо более безобидные.
В операционную Варвара и Митя пришли раньше анестезиологов. Варвара установила свой аппарат в уголочке (потом переставит на место, когда больную уложат) и сказала Мите:
– А вот еще случай был. Сидим с Максом на муму, пациентка пожилая, 72 года, много болячек. Удаляется вроде неплохо, но слуховые вызванные потенциалы неустойчивы. Вроде еще ничего, я Макса не дергаю, но уже слегка нервничаю – может, уже пора закругляться? Как бы не напортить. Наконец Макс говорит: «Наверное, заканчиваем, страшно что-то». Я радостно соглашаюсь: «Да, давай, а то у меня тоже все на соплях, я уже несколько раз рот открывала, чтобы тебе сказать, да закрывала обратно – вроде еще можно немножко поудалять». «Да уж слышу, как ты рот открывала», – проворчал Макс. Я удивилась: «Как? Я вроде его без лязганья открываю». «Когда у
