Том 2. Проза - Анри Гиршевич Волохонский
Порыв свежего ветра с треском расправил поднятый парус. Мы плыли по каналу Волго-Балт. Югорское колдовство реки Шексны прорыло его узкий фарватер с болотистыми плесами не более полуметра глубиной, забитыми пнями, разложившимися ветками, утопленниками. Лес стоял мертвый, в черной воде по щиколотку. Яркие бакены с лозунгами, характеризующими планируемое поголовье уток и яиц в области (сроду не бывало тут ни уток, ни яиц), приходилось часто переставлять, но корабль все равно то и дело задевали поднявшиеся ото дна сгнившие руки обитателей леса, о киль постукивали опустошенные головешки — здесь их покоилось несколько десятков тысяч.
— Как видите, Абсолютный Дух молотит довольно чисто и способен выставить сто очков вперед любому материальному Тамерлану.
— Мне не нравятся эти слова, — сказал Тит, — «демократия», «идеократия»… Они правильные, они круглые, они нас не задевают. Они серьезны, чего совсем нет в структуре — система наша скорее забавна, чем умственна, а твоя идеократия повисает в моем бедном рассудке, как непереваренная гиря в желудке — прошу вас, сочините что-нибудь не такое аскетическое.
— Мы жалуемся на недостаток душевной выразительности, — отозвался Вукуб Кахишев.
— Вы променяли Золотого Осла на Абсолютный Дух, а теперь вам же и не весело. Психологии недостает вам. Термин вас не веселит. Но: где жизнь души — там все случайно. Смешное — по Гегелю — момент случайного… А вы посмотрите-ка лучше вперед! Что это плывет нам навстречу?
С этими словами Ведекин указал по направлению к ближайшим волнам полумертвой толпы реки, обтекавшим невысокий островок нашего плавучего монастыря.
Первым заметил бутылку Местный Переселенец. Он смело сунул руку в трупную воду и извлек ее на поверхность. Константин как раз переваривал гирю смысла слова «термин»:
— … камень для разграничения полей, чучело, пугало, вышка, терминал — и только нынешняя опустошающая культура взялась выхолащивать из терминов их натуральную суть, а раньше ими обмолачивали более влажные сельскохозяйственные продукты, чем нынешние листопадные словопрения. За каждым термином скрывается личность. Вот, например, Роман Владимирович — непонятно, совсем еще непонятно, зачем он — Рыжов, а мы тут возимся с какой-то бутылкой, которая наверняка просто пол-литра, плавающая в канале Волго-Балт, и ничего она не прояснит в теоретико-политическом вопросе по причине мутности недоброкачественного стекла… — это говорил Константин.
Пока он говорил, бутылка выскользнула из державшей ее руки Тита и плюхнулась обратно в канал.
Мы проплывали мимо пристани парома, пониже Белозерска. На берегу фотографировали опять-таки кинофильм «Красная ягода» — из забортной жизни. По ходу сюжета перевоспитанный вор должен был налететь грузовиком на скрывающееся от него такси с четырьмя муляжами преступников и столкнуть их в канал, а сам — удачно выброситься из машины на булыжный берег, для смягчения прикрытый сенцом. Эпизод уже отсняли, но поднанятый герой, пока летел, разбил себе колено, и его увезли. Паромы дрейфовали поблизости. Они ловили автомобили со дна. Легковая была уже наполовину на берегу. Муляжи вытащили. Стояла страшная жара. У двоих отвалились носы, и какая-то библиотекарша, задумчивая немолодая женщина, смиренно стаскивала с тел голубенькие рубашки, чтобы постирать тут же около. Раздетые актеры и режиссеры столпились вокруг другого грузовика и по команде трясли его для натуральности. Это снимали эпизод погони перед падением в канал. Девица с бедрами до плеч отбивала кадры, а потная толпа хлопотливых развратников держала под локти оператора, который откинулся назад от тяжести оборудования, чтобы помочь ему направить глаз камеры прямо в кабину.
Тит выловил бутылку во второй раз, и мы вынуждены были сосредоточить на ней внимание. Оказалось, что Константин прав: это была самая настоящая пол-литра, темно-зеленая, грязноватая, что́ внутри — снаружи не разглядеть. Но жидкости в ней было не более чем наполовину, — как бы иначе могла она плавать, а не тонуть? Местный Переселенец сильно потряс ее возле уха. Там плескалось. Тогда он обратился к затычке.
Затычка снаружи была обвязана клочком полиэтилена, перехваченным аптечной резинкой, под нею — слой лейкопластыря, в свою очередь обволакивавший бинты, пропитанные застывшей гипсовой пастой, какую употребляют при переломах. Но медицинские изощрения лишь прикрывали отменный старинный кляп, который, собственно, и был затычкой. Тит осторожно вынул кляп, заглянул сверху внутрь, а затем поднес горло к носу.
— Хлороформ.
Решено было вылить хлороформ за борт. Булькая, жидкость с неприятным запахом лилась в тело канала. Но что-то внутри скоро помешало ей течь. Тит встряхнул бутылку и едва успел подхватить выпадавшие бумажонки, свернутые между собой в тесную трубочку размером с пробирку.
— … Su….ted by the Grant enti…d… — с трудом разбирал он полусмытую хлороформом фразу на внешнем листке.
— Можно сказать — дети капитана Гранта…
Тут он расхохотался и отдал нам распакованный текст.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ИСТОРИЯ ОДНОЙ ПТИЦЫ
Удод: Вот сова.
Эвельпид: Сова? Пустое! Сов
возить в Афины — вздор!
Аристофан «Птицы»
Позднее, когда, проделав длинный кружной путь по каналу Волго-Балт через Кубенское озеро с заходом на остров Спас-Каменный, мы вернулись в бывший северный центр и, пришвартовавшись между сфинксами у Академии Художеств и химерами у Пединститута, вновь ощутили под ногами забытую твердую почву, приключение с бутылкой почти полностью стерлось из моей памяти. Кое-что пришлось собирать по личным свидетельствам родни, кое-что могли бы рассказать сами участники, то есть Холмский, Кахишев и другие, но налетевшая ватага неведомо откуда взявшихся хромых затеяла отбирать у нас форштевень с носовым брусом и шуметь, что зачем мы использовали скульптуру наподобие ростр, чтобы произносить с нее неправедные речи, тогда как задача наша, по их мнению, была, чтобы ее только сторожить, а не плавать с нею по каналу Волго-Балт с заходом на остров Спас-Каменный, расположенный вдали от нужной трассы. Мы оправдывались наперебой, что, во-первых, он сам спустил ногу, во-вторых, что Спас-Каменный — тоже поучительное место. Мы даже рассказали им про то, какие мы видели на этом острове развалины монастыря и про старикашку с коллекцией корней причудливой формы, который в недалекие годы руководил саперными работами по расчистке острова от обезображивающих культовых сооружений, а теперь демонстрирует учащейся молодежи эффектную игру природы. У него там были корни, похожие на медведя, льва, змею, на белку, на самого старикашку и многие другие. Некоторые
