Голова рукотворная - Светлана Васильевна Волкова
– Как же вы хотите, чтобы я вам помог, – спросил её Логинов, – если уверяете, что до следующего вечера не доживёте? У меня лечение длительное. Хорошо, что предупредили, я даже браться за вас не буду. Всего вам доброго!
Никогда ещё визит к врачу не заканчивался для актрисы так быстро. Она опешила.
– Но… Мне вас рекомендовала доктор Элена…
– Нет-нет! – Логинов всем видом показывал, что разговор исчерпан. – Я, видите ли, люблю работать на результат. Какой смысл мне за вас браться, если вы завтра помрёте?
– Но я… – она не находила слов. – Я же заплатила за визит!
– Вам вернут деньги.
– Не в этом дело… Вы же врач! Вы обязаны помогать! А у меня очень болит вот здесь…
– Нет, моя любезная, – нарочито безразлично ответил Логинов. – Мне нужны живые пациенты. Вот вы помрёте и испортите мне статистику, а моя репутация дорого стоит.
– Но я умру из-за вас!
– Неправда. Вы сами решили умереть и непременно умрёте. Потому что у вас сильный характер, я это чувствую. И вы сами перед собой сдержите слово. – Он нажал кнопку громкой связи на телефонном аппарате и попросил ассистентку пригласить следующего пациента. – До свидания. Хотя… простите, какое уж свидание. Прощайте.
– А если…
– А если вас утешит, я пришлю вам венок от имени университета. Бюджет у нас небольшой, но на ленты с гвоздиками хватит.
С таким откровенным цинизмом актриса столкнулась впервые. Она резко встала и вышла, хлопнув дверью.
«Это всё одиночество, – думал Логинов. – Нет сильнее отравы. Особенно для людей сцены, баловней, тех, кого любила толпа». Он уже знал, что досчитает до двадцати и актриса вернётся. На этот вечер других пациентов не было, Логинов сымитировал разговор с ассистенткой – звук на телефоне был отключён.
Дверь приоткрылась, и в проёме возникла аккуратная седая голова.
– Доктор, я, наверное, не умру завра.
– Передумали? С чего бы?
Она вошла, засмеялась, прочитала стихотворение на чешском, смысл которого Логинов не понял, хотя хорошо знал язык.
– Полечите меня, пожалуйста. Я обещаю не умереть до конца курса лечения.
– Ну не знаю… – протянул Логинов. – А вдруг подведёте?
– Не подведу! – она схватила листок бумаги со стола, цапнула из канцелярского стакана ручку и начала что-то быстро писать. Он не мешал ей.
– Вот! – она протянула ему листок.
– Что это?
– Расписка. Что обещаю не умереть.
Он посмотрел на бумагу. Такое ощущение, что актриса не раз составляла подобные документы, настолько юридически грамотно всё было оформлено, даже гарантийный срок прописан: оставаться живой три месяца после окончания курса лечения. Логинов улыбнулся.
– Что ж, тогда, пожалуй, возьмусь за вас. На что жалуетесь, кроме близкой смерти?
Актриса ждала этого вопроса: подскочила со стула и возбуждённо затараторила:
– Доктор, у меня сгнило сердце и упало в желудок. Оно там лежит и тикает, вот послушайте, – она задрала блузу и ткнула пальцем в затянутый нейлоновой «грацией» живот.
Логинов вздохнул, но послушно поднёс к животу стетоскоп, специально приобретённый для таких случаев.
– Я ничего не слышу. Сердце у вас на месте, где ему и положено быть.
– Да? – удивлялась актриса и тут же переключалась на другую хворь: – У меня органы размягчились, а вместо крови гной. Я больна, доктор, я очень больна, а вы не хотите мне верить. Что здесь находится? – она ткнула куда-то в плоть.
– Селезёнка.
– Она разжижилась. Здесь теперь плевра! И кости у меня хрупкие, как зубочистки!
Актриса сидела перед ним – кругленькая спинка, ручки, сложенные на животе, стареющее кукольное личико. Было жестоко сажать её на сильные антидепрессанты. Ведь наверняка она пожирает таблетки горстями на завтрак, обед и ужин. Он решил попробовать работать с ней без химии.
– Логинов, ты с ума сошёл?! – орала Лена в свою бакинскую телефонную трубку. – Какая расписка об отложенной смерти?
– Откуда знаешь? – удивился он.
– Я звонила сегодня моей пациентке!
– Она теперь моя пациентка. И лечу я её, как считаю нужным.
– Феликс, ты идиот? Если на кафедре узнают, тебя погонят из университета пинком под зад!
– За что? За то, что я её вылечу?
– Скажи на милость! Вылечит он её!
– А разве не за этим ты мне её передавала?
Лена фыркнула, трубка зашипела.
– Логинов, да ты даже не выдержал времени приёма! Она сказала, что была у тебя всего пятнадцать минут!
Как ему надоели все эти схемы приёма пациентов, ставшие омертвевшим ритуалом на их отделении! Пригласил войти – опросил – зафиксировал анамнез – выписал направление на анализы – поговорил – выписал рецепт – назначил дату следующего визита – попрощался – написал заключение – пригласил следующего пациента. Лена Грач чётко вписывалась в эти алгебраические соты, к ней можно было водить студентов – нет, не в плане впитывания медицинского опыта, а для примера тайм-менеджмента: двадцать минут на поговорить, десять на записульки в личную карточку. Всё чётко, сбоя нет.
– Елена Васильевна, ты зачем звонишь, деньги на межгород тратишь? Боишься, что загублю твою приму?
Логинов знал, что здоровье актрисы – последнее, что волнует Лену. В ней говорила первичная медицинская ревность.
– Зря я её тебе отдала. Лучше бы попросила Бранека или Иву.
– Зря? Ты полоскала её полгода, и она у тебя за это время так и не выбросила похоронные тапочки! А мне через пять минут визита поклялась здравствовать и саван разрезать на папильотки.
– Гением прикидываешься? Смотри, Логинов, с огнём играешь. Ты отменил все лекарства! Как ты мог? А если она отчебучит что-нибудь? Она же псих! Мало тебе истории с генеральским сынком?
Логинов никогда не называл пациентов психами. Это была для него своего рода внутренняя этика. Они просто чуть-чуть другие, не такие, как ты. И твоя задача не дотянуть их до твоей собственной нормальности, если таковая вообще есть, а в том, чтобы они в этой своей инакости спокойно существовали и не мешали существовать другим. Даже если случится чудо и тебе удастся сделать больного чуть-чуть более здоровым, его новое «здоровое состояние» не должно лишить его равновесия. В этом суть выздоровления.
– Смотри, Феликс, – вскипала Лена, – эксперименты на людях делаешь! Как бы это не вышло тебе боком!
– Не каркай, Елена Васильевна! – засмеялся Логинов.
Но Лена Грач накаркала.
Конечно, Логинов понимал, что лечение займёт продолжительное время. Если бы всё было так просто: психиатр что-то сказал пациенту – и тот вышел из кабинета без навязчивых идей… Утопия! Нигилистический бред – мысли о скорой смерти и разложении тела – один из самых цепких. Ты можешь убрать его сильной терапией лишь на какой-то отрезок времени, но разобрать голову пациента,
