Чудо как предчувствие. Современные писатели о невероятном, простом, удивительном - Евгений Германович Водолазкин
Папа, скорее всего временно обойденный материнской молитвой, уронил себе гантель на ногу, и ожидалось, что новогодние праздники он проведет в гипсе. Бабушка так вкладывалась во внука, что отец не дождался от нее сочувствия, а удостоился лишь скупого комментария: «Идиотина косорукая, всю жизнь такой и был, ладно хоть не на башку себе эту хрень опрокинул, и то спасибо».
Но ее молитвы что-то не сильно помогали и Чееву, но они и не обязаны были вроде бы и помогать атеисту, каким Чеев себя считал, просто постоянное упоминание бабушкой ее духовного труда слегка подбешивало, и оставалось лишь вежливо молчать, когда она в очередной раз заговаривала про свечки, иконы и внука. Чеев говорит, что начинается подготовка к взлету, потому что так оно и есть, кладет трубку, переводит телефон в авиарежим, включает аудиокнигу и отрубается уже до посадки в Москве.
Там приключения продолжаются. Их с коллегой командировка — наполовину авантюра. Какой-то хмырь из их региона должен получить премию, то ли театральную, то ли музыкальную. У Чеева и его коллеги есть приглашение на данное мероприятие, но особо их в столице никто не ждет. Гостиница согласована через друга главреда, да и то один номер на двоих. Чеев никогда не жил с чужими людьми в одной комнате, не знает, каково это, и ему заранее грустно от факта совместного проживания, а особенно от общего с коллегой туалета и душа.
А коллега-корреспондент, наоборот, бодр и весел, смахивает на собаку, которую отпустили с поводка. Первым делом в аэропорту он потрошит свой багаж и возвращает Чееву редакционный фотоаппарат в сумке, где, помимо самого фотоаппарата, валяется всякая байда вроде пачки сигарет, забытой фотографом, вовремя ушедшим в отпуск, влажные салфетки, бутылек с жидкостью для вейпа, из-за чего сумка пахнет карамелью и лимоном. Коллега вытаскивает Чеева из аэропорта на улицу, приглашающе машет рукой, и Чеев оказывается возле урны, вокруг которой курят люди. Коллега тоже закуривает и смотрит в телефон, пока Чеев обзванивает родных и сообщает, что долетел благополучно. «Ну, слава богу!» — не сговариваясь, говорят бабушка и папа с мамой. «Посмотрим», — думает Чеев, оценивая подозрительно бодрое поведение коллеги.
Начинает светать, коллега увлекает за собой Чеева к толпе других людей, уже не курящих, а ожидающих автобуса. Когда автобус приходит, они залезают внутрь, расплачиваются. Как перед посадкой в самолет, долго и неторопливо едут по окраинам — теперь Москвы, что, оттаивая после снегопада, вся какая-то серенькая и скучная. Чееву неизвестно, правда, чего он, собственно, ожидал.
Затем они спускаются в метро. Коллега молчалив и рассеян, его занимает переписка, он ведет ее, неуклюже тыча большим пальцем в экран телефона, и при этом коварно улыбается неизвестно чему, но предчувствия у Чеева нехорошие. Они и до гостиницы плетутся, потому что коллега получает очередной сигнал пришедшего сообщения, замедляет шаг и отвечает на ходу. Ничем хорошим такое общение старших товарищей не заканчивается, даже когда они путешествуют по области. Вечно влекут стариков алкогольные и амурные приключения, воскресшая любовь и давняя дружба обнаруживаются ими в разных частях региона, окормляемого газетой.
В гостинице заселение с двух, сейчас едва десять утра — не так уж много, если подумать, осталось ждать, но коллега доверительно сообщает:
— Ты заезжай, вещи занеси, я позже подтянусь, мне тут надо… — Вид у него, будто он отпрашивается в туалет с урока.
Не дожидаясь ответа, коллега растворяется в заново начавшемся снегопаде, оставив Чеева куковать в лобби среди мрамора, где еще не убраны натоптанные ими следы. Повсюду тут бархат, люстры театрального вида, косящиеся охранники. Секьюрити то и дело бросают на Чеева токсичные взгляды, как бы говорящие: «Ну и что ты тут потерял, болезный?» — на что Чеев отвечает им выражением лица, которое подразумевает ответ: «А хрена ли мне еще остается?»
Вскоре Чеев все же обживается рядом с вещами коллеги, находит розетку, ставит смартфон на зарядку, и уже не сильно становится тоскливо за просмотром всякой дури в интернете. Между делом выясняет, зачем он сюда приехал, то есть разыскивает в сети фигуранта своей будущей фотосъемки, уточняет, чем тот на самом деле заслужил внимание редакции их газеты. Ведь по герою грядущего материала и не скажешь, что он чем-то замечателен: с виду обычный такой алкоголик. А оказывается — театральный деятель, член нескольких творческих союзов, кто бы мог подумать? Какие-то постановки у него там, одна краше другой. Чеев раскапывает в нескольких видеохостингах фрагменты из этих спектаклей, но здраво оценить качество декораций и игру актеров мешает качество съемки, посторонние шумы и что все это отрывочно, едва ли каждый ролик со спектаклем длиной больше двух минут. Но в зале смеются, значит, вроде норм. Смотрит на карте, далеко ли от гостиницы будет происходить праздник. Близко — пара километров почти по прямой. В театре, название которого знакомо, но и только.
Его сидение время от времени прерывают родители и бабушка, осведомляются, как у Чеева дела, не обижают ли его там. Три раза Чеев рассказывает историю скрывшегося в каменных джунглях коллеги.
— Так чего ты хотел? Ты же с Вадиком поехал. Считай, это редакционное испытание — поездка с Вадиком. Значит, тебя в газете приняли и думают, что ты в доску свой, — говорит папа, знакомый с редакционной кухней. — Просто забей. Представь, что ты один приехал. Ты же переживал, что ты в номере будешь не один? Судя по тому, как все пошло, можешь раскладываться там как у себя дома, никого не будет.
— А вещи его? — беспокоится Чеев.
— Нашел о чем думать! Привезешь обратно, да и все. Не забудь пару тыщ за это с Вадика стрясти, чтоб не наглел.
Вот так, довольно скоро, пролетает несколько часов, и Чеева приглашают на ресепшен. Он, беспокойно оглянувшись на баул коллеги, зачем-то спешит, торопливо вытаскивает паспорт, краснеет, потому что за стойкой девушка, наверняка его ровесница, очень милая такая, но смотрит строго, будто все про Чеева знает. Между прочим спрашивает, курит ли он, и хотя Чеев не выносит сигарет, все равно рдеется еще больше, будто его уличили. Есть у Чеева странная черта: при виде симпатичной девушки он сразу представляет, что женился на ней, прикидывает, как хорошо будет с ней в браке, какие у них будут дети, насколько ее родители адекватнее, чем его родная семья. И все это — лишь при мимолетном взгляде на шею, на руки, носик. То, что девушка может угадать и такие мысли, тоже вгоняет Чеева в краску. Началось подобное довольно рано, когда о
