Свистопляска - Игорь Фомин
– Что же, ты дед раньше молчал? Давай-ка присядем, всё вместе обмозгуем.
Он шёл и шёл, надеясь, вдруг, в самом деле, остановят. Начнут расспрашивать. Но городу было не до него. Вечер пятницы растекался по проспекту. Народ спешил в кабак, к телевизору, к холодильнику. Поздно вечером Николай добрался до семеновой избы. «Как дальше жить?» – задавал он себе один и тот же проклятый вопрос, и не находил ответа…
– Общий подъём! Советская власть пришла…
Николай с трудом продрал глаза. На него глядел какой-то мордатый мужик с усищами.
– Привет с большого бодуна! Как здоровьице?
– Тебе кого?
– Угадай…– усатый прошёлся по избе, заглядывая по углам. – Всё, отец, собирай манатки.
– На кой?
– Поди-ка сюда – усач подозвал к окошку. – Вон, видишь, бульдозер дожидается. Сейчас ещё три подъедут. Улавливаешь?
– Деревню что-ли ломать собрались?
– Реконструировать. Поэтому включай третью скорость и вали отсюда. В городе вашего брата много. Нальют, обогреют.
– Итит твою мать, ты за кого меня держишь? – Николай хватил кулаком по столу.
– Вот этого не надо. А то я добрый, добрый, но бью чисто. Одного раза хватает, не жаловались.
– Я здесь родился, жизнь прожил, а ты меня бульдозером…
– Не усугубляй, отец – скривился усатый. – Наше дело маленькое, пролетарское. Попробуй не сделать – за я..ца подвесят. А у меня дети растут, кто их кормить будет? Петя-сосед?
– Куда ж мне идти прикажешь? Дома нет, спалили. Видел пожарище?
– Да разуй глаза! Здесь разворачивается большая стройка. Усадьбу одному мажору будем возводить.
Николай рухнул на стул.
– Что ж это делается? Ведь сколько лет по-человечески жили!
Усач пожал плечами.
Половина пути пройдена. До соседней Рябиновки осталось четыре километра. Николай присел передохнуть. Хотелось курить как никогда, да вчера последнюю кончил. Машинально полез в карман. Пальцы погрузились во что-то колкое. Махра…В семёновой спецовке обнаружился и обрывок газеты. Николай развернул пожелтевший лист – «районка», от 20 мая 1971 года. Глаза пробежались по строчкам.
«В колхозе «Светлый путь» у комбайнёра Виктора Желудкова и его супруги Татьяны появились на свет сразу три дочурки. Счастливые родители уже определились с именами, малышек назвали Вера, Надежда, Любовь. Правление колхоза выделило семье Желудковых новый дом современной планировки, а также телевизор «Рекорд».
– Витьку щас только телевизеры смотреть, четырёх баб на шею посадил! – съязвил тогда дед Панкрат.
Николай впервые за эти чёрные долгие дни улыбнулся. А он уж думал больше не доведётся. Нет, у него кое-что всё же осталось. Воспоминания…Их не сожгут.
Он встал, отряхнулся и пошёл дальше. На берегу реки деловито сновала коренастая мужицкая фигура. Степан-пасечник коптил рыбу.
– Бог в помощь! – приветствовал Николай. – Принимай погорельца. Буду к тебе в жильцы набиваться. Не прогонишь?
Степан обернулся, и его загорелая физиономия растянулась в улыбке:
– Здорово, Коля…
НЕДОМЕРОК
Васька Клюев с детства это заметил. Все растут, а он недомерок какой-то. В роду Клюевых великанов, и впрямь не было. Что дед с бабкой, что мать с отцом – не больше 165 см. «Семейка лилипутов», шутил батя по-пьяни. А Ваське, между тем, было не до шуток. Какие только кликухи не придумывали пацаны в школе: «мелкий», «клоп», «шкет», «глиста»…Васька и на турнике болтался, и прыгал до потолка, и в баскетбольную секцию несколько раз пытался пролезть (не взяли). В армейке тоже хлебнул за свои «сто шестьдесят». Прапор Чумаков, по кличке «Чума», сколько раз его перед строем изводил:
– Зря тебя мама родила, Клюев, ой, зря… Не надоело глядеть снизу-вверх на людей? Гляди, пацаны, вон, стоят, ржут над тобой. А хрен ли не ржать? В цирк тебя надо отдать. Там карликов любят. Там их кормят, поят…и хорошо поят – водярой! Иди в цирк, ёб ты…Потом «спасибо» товарищу прапорщику скажешь. Вспомнишь меня по-доброму…
У Васьки в глазах стояли слезы. Хотелось от души плюнуть в сытую и глупую харю, которой природа одарила Чумакова. Обиднее всего, что прапор-сам был здоровяк, под два метра, частенько играл бицепсами на публику. Когда напьётся в «хлам», любил посреди ночи, как бешеный бык, ворваться в казарму, и гонять солдатиков, раздавая «люлей» направо-налево. Молодняк разбегался кто-куда, ну а тем, кто не успел…Бывало, двух-трех пацанов, после такого «набега», наутро относили в лазарет. Ваське однажды тоже досталось. Чумаков срезал его ударом в живот, и далее «обрабатывал» сапогами, когда Васька пытался встать с пола. Никто на «Чуму» не стучал, боялись. Прапор доводился двоюродным братом командиру части. Чувствовал себя Чумаков в армейке, как в санатории ЦК КПСС. Работой себя не утруждал, зато «льготы» – все, на блюдечке! Чё-повкуснее из солдатских посылок – ему, деньги от родственников служивых – ему, курево – какое хошь! Водка, коньяк, пивасик – вся часть моталась в город туда-сюда как электровеники, в любое время суток. Шли к нему с подношениями, как к хану Золотой Орды. Потом, уже после дембеля, Васька узнал, что Чумакова пырнули ножом где-то в городе – ходили слухи, что кто-то из «местных» отомстил, за избитого родственника.
После армии, Васька пошёл на арматурный завод. Отец с матерью хотели, чтобы сын поступил в техникум, лучше, в институт. Как раз в ту пору стали появляться коммерческие вузы, поступить было проще простого – главное, плати. Но Васька, закоренелый троечник, к науке был равнодушен. Правда, по настоянию отца, пошел-таки на курсы наладчиков ЧПУ. Просидел денек, промаялся, и плюнул – ну, не лежит душа! И продолжил слесарить на арматурном…Слесарь из него-хоть куда! За маленький рост уже никто не пенял, уважали Ваську «за руки». Правда, иной раз, мужики посмеивались над тем, как мелкий Васька отчаянно спорил с начальником цеха Заболотным – высоченным мужичиной, да ещё кило под сто весом. «Слон и моська!» – шутили в бригаде. Но в глаза Ваське за рост – никто ни слова. Знали – больная это тема для него.
Тут ещё другая напасть – влюбился Васька. С первого взгляда – как будто «под ложечку» кто-то саданул со всей дури. Он её увидел в заводской столовке. Шел с подносом, чё-то напевал, думал о всяком-разном, и тут – она! Высокая, красивая Анжела. Менеджер по персоналу с третьего этажа. Длинные ноги на каблуках. Блондинка с ярко-красной помадой. Виляет так, что сердце колет. Красивая – не то слово! Такую хочется украсть – и увезти на необитаемый остров, прожить с ней до ста лет душа в душу.
– И увезу! – решил Васька. – Моя!
Уже вечером рванул на рынок, выбирать рубашку.
– Какую вам, молодой человек? – спросила продавщица.
– Самую красивую! Подороже… – заявил Васька.
– Тут все у нас элитные, фабричные, из Турции же завоз, не откуда-нибудь…Правда, на ваш размер, надо
