Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин
Но сначала несколько слов об истории этой книги.
Что нам известно о ее авторе?
Не слишком много – все-таки жил он триста лет назад. Павел Лукин был простым русским пареньком из деревни Уломы под Архангельском. Рос на берегу Белого моря, ловил рыбу, ходил в ночное, смешил столичных жителей окающим северным говорком…
Государственная политика тех лет развивала в русском человеке предприимчивость, сметку и высокую трансграничную мобильность. Поэтому вскоре Павел выехал из России по фальшивому израильскому паспорту – сперва дал Дубая, потом осел во Франции, где получил зеленое убежище как студент казанской медресе, а по окончании срока переоформился в ингушского гея.
Париж духовно окормлял (и окормляет) не одно поколение российских скитальцев. Именно здесь в двадцатом веке Георгий Чулков напечатал незабываемое:
Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.
Только звезды ледяные.
Только миллионы лет…
В Париже часто кажется, что России нет. А уж с Богом там все решили еще в восемнадцатом веке. Но Бог, Россия и царь умеют подкрасться незаметно.
Павел гулял по Монмартру, слушая песнь муэдзина в загустевшем от паров абсента воздухе. Листал паранджи, снимая трансов в Булонском лесу. Следил за исполнением шариатских приговоров на площади Согласия… И, конечно, общался с мыслящим Парижем – в первую очередь русскоязычным.
Именно здесь он и создал свое мистическое учение о климате. Суть его вот в чем – Земля, по мнению Лукина, есть огромное живое существо, и то, что кажется нам изменениями климата, есть как бы смена его настроений.
Сама идея, конечно, не нова и восходит к раннему карбону. Ее самые известные пропоненты в двадцатом веке – это Джеймс Лавлок и Линн Маргулис. Они утверждали, что Земля и жизнь на ней представляют собой единую саморегулирующуюся систему и наша планета, по сути, ведет себя как живой организм. Друг Лавлока писатель Уильям Голдинг, повелитель мух и детских сердец, даже придумал для него имя – «Гайя». Далее эти идеи были подхвачены так называемым «планетаризмом», ставшим чем-то вроде культа для значительной части мировых элит.
Научной (в карбоновом понимании) здесь была только идея, что биосфера Земли – это гомеостатическая система, стремящаяся поддерживать оптимальные для своего существования условия. Но понятие «гомеостаз» в позднем карбоне применялось ко множеству различных феноменов, от комнатных термостатов-кондиционеров до создаваемых спецслужбами хунт, формирующих наиболее подходящую для своего сохранения среду и геополитический сеттинг.
Некоторые параметры для гомеостатического регулирования не важны. Например, если оптимальным режимом для кондиционера будет пять градусов Цельсия, то не спрашивайте с него за ваши фиалки. А если цель хунты зацепиться за власть, не спрашивайте с нее за вой противовоздушной сирены. Издаваемый кондиционером стук и продвигаемая хунтой идеология играют в гомеостазе одинаковую роль – они сопутствуют основному процессу и отвлекают от него внимание.
Чего хочет хунта, понятно. А вот с кондиционером сложнее. Хочет ли он чего-то вообще? Это (как и многое другое, связанное с климатом) вопрос не столько научный или философский, сколько религиозный.
Ученые в карбоне соглашались, что биосфера является саморегулирующейся системой. Но мысль о том, что Земля – это живое существо, способное проявлять о себе заботу, казалась многим абсурдной.
Разве планета эволюционирует в борьбе с другими планетами? Разве у нее есть потомство?
Она лишь меняется со временем, как и любая неживая космическая материя.
Лукин, однако, утверждал, что мы просто не в силах увидеть эволюцию и связь планет, а также их любовь и вражду, поскольку это происходит не в трехмерном пространстве, а в более высоких измерениях космоса, к которым у большинства людей нет доступа. Физические расстояния там не важны. И вообще, крайне глупо, будучи сухопутной амебой, пытаться понять биологию кита по аналогии с собственной.
Представления самого Лукина о связи и эволюции планет имели мистический характер и основывались на информации, полученной от парижских последователей Г. И. Гурджиева.
Лукин считал Землю «небинарным космическим субъектом». Одна из самых головоломных глав в книге посвящена именно доказательству небинарности Земли. Историки науки предполагают, что эта тема появилась в трактате из-за надежды Лукина получить академическую стипендию или грант от какой-нибудь культурной институции, но удача ему не улыбнулась.
Возможно, причина в том, что в этой главе впервые в мировой климатологии была прослежена корреляция между ростом среднегодовых температур и законодательными послаблениями для LGBTQIESRHШЩ++.
Сама корреляция есть, но, как справедливо замечают критики, она далеко не всегда означает причинно-следственную связь (корреляция с карбоновыми эмиссиями – это совсем другое). К тому же Лукин постоянно употребляет оборот «диктатура лгбтариата», что вряд ли сильно помогло его кейсу.
В современном русскоязычном издании эта глава опущена для защиты трудящихся от полиаморофобных микроагрессий – но мы уверяем читателя, читателе и читательку, что оне ничего не потеряле. Европейская мысль тех лет была скована цепью косных пуританских предрассудков, чем, вероятно, до сих пор импонирует российскому начальству.
Жизнерождающей функцией Земли и ее главным сущностным проявлением Лукин полагал ветер. Это, по его мнению, было дыхание планеты и одновременно эманация ее души (отсюда и название трактата – «Душа-ветерок»). Именно от ветра зависела жизнь.
Как именно Лукин пришел к такому выводу, трудно сказать, но возможно, что на него повлиял поэтический образ летящих по воздуху семян – он часто встречается в книге.
Людей и животных Лукин считал чем-то вроде нервной системы Гайи. А ее легкими и сердцем называл Сибирь, где над бескрайней тайгой происходит таинственный ветрогенезис.
Это ключевой термин книги, встречающийся в ней почти на каждой странице. Означает он в зависимости от контекста многое – зарождение мировых ветров над сибирской тайгой, возобновление жизни на планете, генерацию нового жизненного смысла в душе, экологически безупречное бытие, опирающееся на силу ветра и так далее.
Почему живший в Париже Лукин вдруг назначил мистическим центром мира Сибирь, сегодня трудно понять. Наверно, по той же причине, по какой тюменские мещанки тех лет считали центром мироздания Париж. Там лучше, где нас нет.
По Лукину, ветра зарождаются над сибирской тайгой и главным алхимическим трансмутатором природного таинства являются сибирские леса. Поскольку это духовно-мистический процесс в живом организме Гайи, обычных научных доказательств здесь нет и не может быть.
Зато есть составленные Лукиным корреляционно-статистические таблицы, увязывающие силу и направление сибирских
