Порог чувствительности [сборник litres] - Ирина Степановская
– Знаете, Елена Николаевна, ко мне в жизни, кроме родителей, никто почти хорошо не относился.
Лена на это ничего не ответила, достала телефон, стала звонить домой, чтобы не волновались.
Назад доехали минут за пятнадцать. Город был практически пуст. Казалось, все легли раньше, чтобы назавтра в это самое время поднимать бокалы, кричать «Ура! С Новым Ггдом!», танцевать, объедаться и пускать фейерверки.
Гудков сидел с телефоном в руках, но никуда не звонил, ничего не читал, смотрел в темноту за окном.
– Приехали, – будничным голосом сказал Макс, остановившись на площадке перед университетом.
– Макс… – сказала ему Лена, выходя. Макс и Гудков тоже вышли. – Ты больше не вырывай шпеньки из пряжек, – сказала Лена. – Понимаешь, мы – эксперты. Мы как бы над схваткой, и мы не должны ни во что вмешиваться. Наше дело – только собирать факты. И в этом, кстати, большой плюс нашей работы. Как говорят, не судите, и не судимы будете. – Макс стоял перед ней с виноватой гримасой, как провинившийся студент, а потом вдруг сделал книксен и шаркнул ножкой.
– Я вообще-то решил в эксперты податься и из-за вас тоже, Елена Николаевна. – Он абсолютно глупо и счастливо улыбнулся, отдал честь, приложив руку к пустой рыжей голове, и сел в свою машину.
Окна корпуса уже были погашены, и парк теперь чернел сплошной стеной позади парковки. Подморозило. Плитка перед подъездом покрылась тонюсеньким слоем льда. Лена подумала, что сейчас уж точно навернётся на своих каблуках. Ноги ужасно ныли, но она всё-таки выпрямилась и старалась гордо держать спину. Макс развернулся и уехал.
– Ну вот, – сказала она Гудкову. – Так вот бывает. Уедешь на час, а вернёшься через сутки.
Он только плечами пожал.
– Так и в любой больнице бывает.
Лена вдруг вспомнила, как его зовут. Прямо всплыла в памяти строчка из учебного журнала.
– Ладно, Саша, поезжайте домой. Будем считать, что вы единственный из всей группы получили настоящую практику. Я вам поставлю пятёрку. – Ей вдруг самой стало противно, что она пытается изображать «правильного» преподавателя.
– Если хотите, приходите завтра в бюро на секцию.
Он неловко замялся.
– Если можно, я не приду.
Она вдруг обиделась.
– Почему?
– Знаете, я судебным медиком всё равно не буду.
– Вам не понравилось на осмотре? Ну да, это же противно, трупы…
– Не в этом дело, – сказал Гудков. – В больнице часто тоже, знаете… Но больного ещё можно вылечить, а у вас ничего уже не изменишь. Вы как будто в кино играете. У людей горе, а у вас какие-то пряжки. Извините.
Она разозлилась.
– А ничего, что этого Стасика за убийство, во всяком случае, как главного исполнителя, судить не будут? И его мать тоже?
– Но человека же не вернёшь?
– Зато другого человека найдут, который действительно виноват. Мы же как бы за правду?
– Вы меня всё равно не убедили. И знаете, я так и не понял, зачем этому Максу было находить шпенёк, если он и так знал, что Стас не убивал?
– О господи! – сказала Лена. – Макс хотел, чтобы дело не открывали. Если это самоубийство, значит, никого не надо искать. Он просто не видел, что, помимо ремня, на шее ведь были ещё следы пальцев. Не осматривал труп по всем правилам, как я вас сегодня учила на занятии. Шучу.
Гудков спросил:
– Максим ваш друг?
– С чего это? – она удивилась.
– У вас же пряжка на поясе вообще без шпеньков. Я это сразу заметил, ещё как только вы в комнату вошли на занятии в распахнутом халате.
Лена сердито завязала пояс на своём расстегнувшемся Max Mara.
– Знаешь что, Гудков? На занятиях нужно преподавателей слушать, а не пряжки у них разглядывать. До свидания.
Гудков повернулся и пошёл.
Лена посмотрела ему вслед и поковыляла на каблуках ко входу в корпус.
– И Порываев мне не друг, – громко сказала она неизвестно кому, открывая тяжёлую дверь. – Он мой студент. Бывший.
* * *
Вахтёр в университетской проходной пил чай и смотрел детективный сериал.
– Дайте мне ключ от кафедры. – Он удивился, но ключ дал.
Она так устала, что прежде, чем вызвать такси, хотела посидеть спокойно хоть десять минут. И выпить чаю. И зайти в туалет.
Коридор четвёртого этажа был пуст. Горели редкие лампы. И даже со стороны спортзала больше не слышались удары мяча. Естественно, в ассистентской тоже никого не было. Она включила свет. На её столе стояли чашечка с блюдцем, электрический чайник, тарелка с оливье и коробка с кусочками пирога и торта. А посреди всего этого великолепия темнела керамическая ваза с бордовыми розами.
К вазе была прислонена записка. «Лучшего судебно-медицинского эксперта – с наступающим Новым годом. А. Носик».
Она села и стала есть оливье. В дверь постучали.
– Кто там?
Вошёл Гудков.
– Чего надо?
– Давайте я вас домой отвезу. А завтра с утра за вами заеду.
Лена посмотрела на Гудкова исподлобья.
– А на вскрытие завтра ассистировать пойдёшь?
– Пойду.
– Тогда вези. Только сначала съешь пирог.
– А вы?
– А я половинку торта.
Они сидели и молча ели. Говорить не хотелось. Потом Лена встала, надела опять своё Max Mara, завернула розы в целлофан, ещё раз прочитала записку, сложила её и убрала в сумку. Гудков уже ждал её в дверях. Наступили последние сутки старого года.
