Порог чувствительности [сборник litres] - Ирина Степановская
Мурашов подошёл к Лене.
– Когда я приехал, труп был ещё тёплый.
– А кто звонил в полицию?
Он кивком показал:
– Она.
Лена внимательно посмотрела на женщину.
– Вы говорите, что убили этого человека. А как вы это сделали?
Та снова заплакала: – Не помню…
– Подождите на кухне.
Все посмотрели, как мать Стаса аккуратно закрыла за собой дверь.
– Тело давайте перевернём.
Не без усилий они втроём перевернули его на спину. Положили так, чтобы хорошо стала видна передняя поверхность шеи. На коже были отчётливо видны кровоподтёки – следы чьих-то пальцев.
Лена осторожно прощупала шею.
– И подъязычная кость, по всей вероятности, тоже сломана. Завтра сразу же посмотрю на секции. Но что абсолютно ясно, этот человек сам себя не душил.
– Согласен! – вдруг подал голос Макс. – Кровоподтёки слишком большие. Это не от женских пальцев.
Мурашов посмотрел на Макса пристально.
– А шпенёк тогда тут при чём?
– От длинных ногтей при давлении остались бы полулунные ссадины, – не без раздражения сказала Лена.
– Ну, давайте тогда ориентир на этого третьего, – сказал раздосадованный Мурашов.
– А мы здесь больше ничего не видим! Дальше – уже ваша работа, – важно сказал вдруг Макс.
– Ну вот, я тебя тогда и посажу, если это моя работа, – разозлился Мурашов. – Шпенёк ты подкинул, кровоподтёки от мужских пальцев… Садись давай, пиши, когда ты тут был в последний раз?
– Какие же доказательства, что это я подкинул шпенёк? – оторопел Макс. – И может быть, его обронили ещё до того как… Его вообще, может, обронили в прошлом месяце.
– А я его отправлю на экспертизу, и, если он окажется совсем из другого металла, не из того, из которого сделана пряжка, тогда точно сядешь!
– Володя, – сказала Лена, – помимо того, что Макс наш эксперт, так у него стопроцентное алиби. Он сегодня моему начальнику целый день плешь проедал.
– Он, похоже, по плешам специалист.
Лена посмотрела на Макса, стянула с рук перчатки. Одна хищно щёлкнула, прорвавшись на запястье. Максим стоял с растерянным видом: «Вот вы сейчас уедете, а что будет со мной?»
Лена отряхнула ладони, подошла к Мурашову, под руку отвела его в сторонку.
– Не исключено, что этого клиента к постели всё-таки придавливали и кто-то его душил, а потом инсценировал самоубийство с ремнём. Окончательно ясно это будет на секции. Но ты ведь как бы за правду? Тебе же настоящий убийца нужен, а не эта тётка с когтями и не бедный судебно-медицинский эксперт-недотёпа?
– Спасибо, Елена Николаевна, – обиженно сказал Макс. – У нас полиция такая, что ни за что ни про что посадить может, и вы вот ещё…
– Ой, замолчи уже, – поморщилась Лена. «Идиот, – подумала про него. – Самое малое, что ему грозит, – это просто выпрут с работы. А вообще-то действительно могут за подлог и дело завести, и в суд отправить. И ещё надо мной будут ржать пожизненно. Скажут, я взяла Порываева на осмотр, хотела его подучить, а он от моих объяснений вообще головой повредился. Да и Гудков будет небылицы на курсе рассказывать. Угораздило же меня попасть на этот случай».
Она крепче взяла Мурашова за руку, шепнула ему в ухо.
– Отдай мне шпенёк.
– Не отдам, – Мурашов показал шпенёк Лене, картинно опустил его в пакетик для вещдоков и положил себе в карман.
– Слушай, Вова, он ведь мой. – Мурашов даже отпрянул от неё и посмотрел, как на сумасшедшую. – Отпал почему-то с моей пряжки, – она лёгким жестом показала на пояс своего платья. – Я только сейчас заметила. Макс здесь вообще ни при чём, кроме того, что он его нашёл. А меня-то ведь ты, надеюсь, ни в чём не подозреваешь?
– По-моему, вы все тут охренели, – сказал Мурашов. – Или напились уже вдрызг перед праздником.
– Не завидуй, Володя. Мне этот труп завтра ещё вскрывать.
Лена протянула руку ладонью вверх.
– Ну? – Мурашов вложил в неё пакетик со шпеньком.
– Знай мою доброту. Только ради Нового года.
– Ценю, – сказала Лена. – Не забуду. Напою завтра кофе после секции. Из фарфоровой чашки. И вообще, – она доверительно подмигнула Мурашову, – ты самый лучший опер в нашем городе.
И обернулась к Гудкову и Максу.
– Пойдёмте, парни.
Из кухни слышался женский голос, который то ли кричал что-то, то ли причитал, то ли молился. Мурашов остался в квартире, ему ещё нужно было работать и работать.
Они вышли. Макс надевал свою куртку уже на лестничной площадке, так и держа руки на животе.
– На, – сказала ему Лена, протянув шпенёк. – Пристегнись, а то штаны потеряешь.
Дверь в подъезд кто-то уже прикрыл, на улице была настоящая ночь и опять падал снег.
* * *
– Куда вас везти? – спросил Макс, когда они подошли к «калине».
– Меня к университету, – сказал Гудков. – Я там свою машину оставил.
– И меня туда же, – сказала Лена. Ей, в общем-то было уже бесполезно возвращаться на кафедру, но домой ехать почему-то тоже не хотелось.
Они поехали.
– Макс, – спросила Лена, когда они уже подъезжали к университету, – а ты зачем вообще в судебную медицину пошёл?
Макс помолчал.
– А меня ни в какую клинику нигде не брали. Считали, что я больных всех переморю.
Он ещё подождал.
– Но если вы о сегодня… Знаете, мы со Стасом вместе в одном классе учились. За его письменным столом вместе уроки делали. Его мать, тётя Лиля, меня не узнала, но я-то их сразу узнал, ещё даже только как в квартиру вошёл, и оленя этого их знаменитого увидел. Все, кто тогда к ним приходил, как голову эту с рогами увидят, так сразу: «А-А-А-А!» Тётя Лиля и Стас, единственные из всего класса, меня домой к себе приглашали. Она говорила: «Максимчик, приходи к Стасику играть, не стесняйся». И ещё угощала чем-нибудь, обедать оставляла, но я не ел, я знал, что они материально трудно жили. И я ведь прекрасно помню, что Стас левша. Мне неудобно было к нему в тетрадки подглядывать, чисто физически неудобно, он часто в другую сторону писал. И когда я те складки на коже увидел, что вы Мурашову показывали, я сразу понял, что Стас не убивал. Я и про тётю Лилю тоже так думаю, только я не мог придумать, как ещё и её выручить. Но тут вы сами про ногти сказали.
– Макс, самое лучшее, что ты мог сделать в этой ситуации – отказаться находиться на осмотре, так как ты знаком с этими людьми. Всё остальное запросто могло привести тебя в тюрьму. Ты хоть это понял сейчас? Насколько глупо выглядела твоя история
