Фокус - Мария Михайловна Степанова
У официантки была прелесть что за челка, густая и длинная, как у лошадки-пони; ноги можно даже было положить на край соседнего стула, так выходило совсем хорошо. Обуявшие М. легкость и благодушие имели утешительно посмертный характер, и сама она ощущала в теле стеклянную прозрачность, словно сквозь него легко было увидеть спинку стула с попонкой, украшенной эмблемой Петуха. В любом уважающем себя романе или фильме это означало бы, что она давно уже успела помереть где-то по дороге, возможно, не доехав даже до города Г., и по всему телу текста были бы рассыпаны аккуратные намеки на это обстоятельство; писательница М. задумалась о том, на каком участке ее пути это должно было бы произойти, но не нашла подходящего момента, им могло оказаться что угодно, забавней всего бы вышло, если б ее хватил удар прямо в туалетной кабинке турецкого кафе и только присутствие голубого чемоданчика со временем заставило бы хозяев забеспокоиться о том, чей он тут стоит и куда подевалась путешественница. Она отхлебнула еще вина и по-новому переложила ноги, посильно заботясь о своем удобстве.
Человек с заколками уселся рядом с ней во всей своей красе, будто тут и было его законное место, потянулся и сказал: а я как раз шел и думал, вот сейчас вас встречу.
15
М. вовсе не удивилась ни ему, ни его необъяснимой приветливости, видно потому, что в ее новом посмертном существовании такие эмоции были не в ходу, для них не осталось места или времени, и чуть сдвинула вбок бокал, пепельницу и гробик с сигаретами, давая понять, что не имеет ничего против совместного сидения и даже, возможно, разговора. Явилась девушка с челкой, приняла у него заказ и сказала, что делает это с удовольствием. Чужой язык все еще был для М. как чья-то обувь, которую пришлось натянуть, понимая, что она на пару размеров больше и сношена владельцем на непривычную сторону, но у этого были и преимущества – по праву иностранца и пришлеца она вроде как могла принимать всерьез все, что говорилось, и все дежурные «с радостью» и «доброго денечка», что звучали вокруг, воспринимала с тихим энтузиазмом, как если бы случайные собеседники имели в виду каждую букву, уверяя М. в своем неподдельном расположении и благоприятных прогнозах на будущее.
И вот они сидели за столиком и разглядывали прохожих, М. и человек с заколками, неподобающе совершенный, и в обычной ситуации М. наверняка впала бы в беспамятство и поспешила бы его развлекать как могла, что-то говорить или рассказывать, чтобы не дать молчанию перелиться через край, – но нынче у нее не было в запасе ни слов, ни действий, ни даже неловкости, она просто сидела себе и ждала, что будет. Теперь, когда она могла его вволю разглядывать, было видно, что руки у него неестественно чистые, как у окулиста или зубного врача, а волосы, укрощенные на затылке, расходятся короткими прядями у висков. Тишина была дружелюбная, даже поощрительная, грех такую не испортить, и, когда он сделал первый глоток и перевел взгляд на М., она уже знала, что он сейчас поинтересуется, откуда она сюда приехала.
Но человек с заколками ничего не стал спрашивать, вот какой он был проницательный. Вместо этого он заложил руки за голову и сказал с расстановкой: знаете, у меня тут есть два билета в escape room, может, вы захотите пойти со мной. Это даже не вопрос был, а скорее констатация, и невозмутимая нынешняя М. пожала плечами и ответила да. Есть в колоде таро одна карта, которая всегда особенно нравилась М.: она называется «Сила», а изображена на ней пара или двоица – особа женского пола и огромный лев, находящийся с нею, похоже, в дружбе. Не вполне понятно, кто из них являет собой силу – человеческая самка, или же дикий зверь, или оба они, так сказать, в совокупности. По всему, однако, видно, что отношения у них самые доверительные. Оно, конечно, в большинстве случаев дева держит хищника за гриву или разжимает ему пасть, но делает это кротко, даже задушевно, словно у того зубы болят и нужна посильная помощь. Иногда она сидит у него на спине, а он виляет хвостом, как большая собака; а есть старинная итальянская колода, где женщина занята чем-то посторонним, она стоит, печальная, перед разваливающейся колонной и пытается что есть сил приладить на место отломившуюся верхнюю часть, будто такая операция еще мыслима. Сразу можно сказать, что у нее ничего не выйдет, но зато лев все это время сидит себе у нее в ногах, некрупный совсем и вовсе не страшный, и только и ждет, пока она на него посмотрит. И зачем, действительно, скажем мы, реставрировать устаревшую архитектуру, когда у тебя есть лев.
Эта последняя картинка всегда напоминала М. изображения блаженного Иеронима, покровителя переводчиков, на которых всегда в первую очередь ищешь льва и радуешься, его обретая. Порой он бывает совсем маленький, не больше мухи, где-нибудь в дальнем углу картины, любезно позволяя о своем присутствии забыть. Но обыкновенно живописец отдает животному должное, и умный зверь то лежит ковриком у святого в ногах, то заглядывает ему в лицо, ища понимания, то доверчиво протягивает лапу, из которой требуется извлечь занозу – что святой в своей красной шляпе, разумеется, сейчас и проделает.
И такой же утешительный симбиоз находила М. на картах с таротной «Силой», только здесь она могла себя соотнести с дамой, и это приносило ей своего рода удовлетворение: если бы у нее был лев, она безусловно обращалась бы с ним так же бережно и не лезла бы ему в пасть без крайней нужды.
Кто знает, почему именно об этом думала М., поспешая за человеком с
