Золотой ребенок Тосканы - Риз Боуэн
Должно быть, он заснул. Морфий сделал его сны безумными. Он видел себя стоящим на высокой горе, ниже которой плыли облака, а ангелы и бесы боролись за его душу. У бесов на лбу были вытатуированы свастики, и они пытались утащить его вниз под облака. Тогда один из ангелов взял его за руку, поднял, и они взлетели. «Держи меня крепче, чтобы я не упал!» — закричал он, глядя на ангела. «Ты не упадешь. Я уберегу тебя», — сказал ангел и превратился в Софию Бартоли.
Хьюго открыл глаза и обнаружил, что улыбается. Но его сердце замерло, когда он заметил женское лицо, смотрящее на него сквозь щель между деревянными досками. Это была не София, а какая-то другая женщина с короной на светлых волосах. Он резко сел, ударился головой о выступ алтаря и выругался. Потом выглянул.
Пока он спал, дождь прекратился, и солнечный свет затопил часовню. Косые лучи бледного зимнего солнца падали прямо на фреску, располагавшуюся на противоположной стене. Фреска была сильно повреждена и почти осыпалась, но та ее часть, где была изображена Дева Мария, уцелела. Неясно, держала ли она в руках младенца, — этот фрагмент был отбит. Но на ее лице сияла обращенная к нему улыбка, и Хьюго вдруг ощутил необычайное облегчение и радость, будто получил знак, что находится под защитой небес.
Во рту пересохло, и Хьюго почувствовал, что голова еще одурманена морфием. Он посмотрел на часы. Только одиннадцать утра. Впереди был длинный день. Он вылез из укрытия и сумел встать. Морфий, видимо, переставал действовать, так что боль снова пронзила его. Хьюго вскрикнул и тут же пришел в ужас от громкого шума где-то рядом, но потом с облегчением увидел, что это был всего лишь голубь, встрепенувшийся на зазубренной стене над ним. «Голуби, — подумал он. — Это хорошо, хоть какая-то еда на случай, если мне придется остаться здесь надолго. Но я не смогу ничего из него приготовить». Может быть, София заберет тушку домой, и…
«…Стоп, — сказал он себе. — Я не могу подвергать ее и ее семью опасности». Она же говорила, что за помощь партизанам была казнена целая деревня. Их, несомненно, постигла бы та же участь за помощь британскому пилоту. «Я должен уйти отсюда, — решил Хьюго. — Посижу тут, спрятавшись, несколько дней, пока рана не подживет и я не сделаю шину. А потом уйду на юг». Он взял помятую жестяную кружку и, придерживаясь за стену, захромал к выходу.
Куда ни кинь взгляд, открывалась одна и та же картина: холмы, покрытые густым лесом, исчезали в голубом тумане, а вдали за ними высились горы, их вершины уже были покрыты снегом. Ни малейшего намека на большой город поблизости, но вершины нескольких холмов украшали такие же обнесенные стенами деревни, как та, что была на холме прямо перед ним. Из груди Хьюго вырвался невольный вздох.
Теперь деревушка великолепно просматривалась, прозрачный после дождя свет придавал ей четкий, объемный вид. Дома цеплялись друг за друга, словно боясь, что могут сползти вниз по склону. Охваченный трепетом от прекрасного вида, Хьюго смотрел на селение, любуясь выцветшей охрой и зелеными ставнями домов, изящной колокольней, возвышающейся над терракотовыми черепицами крыш, осыпающимися от старости стенами, построенными для защиты от нападения. Дым из труб, казалось, застыл в неподвижном воздухе.
На соседних холмах аккуратные ряды оливковых садов и виноградных лоз отвоевывали участки у густого леса. Затем его взгляд переместился на запад. Там, где была взорвана часть скалы, он видел остатки дороги, спускающейся от монастыря по склону холма. Она могла бы вывести его через рощу туда, где сейчас виднелось шоссе, — далеко вниз, в долину. Спустя некоторое время Хьюго увидел колонну из трех военных грузовиков, идущую на север. На одном из них он разглядел свастику.
«Да, сейчас мне было бы сложно сбежать», — подумал Хьюго. Он был рад, что дорога на вершину совершенно разрушена. Ни одному немецкому водителю не придет в голову вести сюда грузовик. Успокоившись, Хьюго шагнул через порог и осторожно пробрался через потрескавшиеся и вздыбленные камни двора. Он обнаружил, что дождевая бочка, найденная Софией, полна воды, и осмелился сделать большой глоток, молясь, чтобы дождь не взбаламутил разную дрянь, которая могла таиться на дне. Затем Хьюго посмотрел на груды щебня, задаваясь вопросом, может ли там найтись что-нибудь полезное?
Он стоял рядом с развалинами здания, которое раньше, по всей вероятности, было кухней. Вокруг валялись обломки глиняной посуды, случайная ручка от чашки, осколки, причудливо повторяющие формы предметов, которыми они когда-то являлись. Но не было ничего целого, неразбитого. В нынешнем состоянии Хьюго не осмелился бы идти дальше, чтобы покопаться в руинах, но тут он заметил чуть обгоревшую подушку с вывалившейся набивкой. Разумеется, она была мокрой, но он с триумфом извлек ее из развалин и понес к своему убежищу, надеясь, что ее удастся подсушить.
Вернувшись, Хьюго испытал сильный приступ слабости. Едва он успел разложить набивку подушки на полу в пятне солнечного света, как почувствовал, что ему срочно надо лечь, до того, как он потеряет сознание. Ворча и ругаясь, он заполз в свое маленькое убежище, лег поудобнее и провалился в беспамятство.
Когда Хьюго снова открыл глаза, было темно — так темно, как может быть только вдали от цивилизации. Он даже не мог разглядеть собственную руку перед самым лицом. «Она не придет, — подумал он. — Не сможет найти дорогу в лесу в этакой темноте». И он испытал разочарование, несмотря на всю абсурдность этого чувства. Ну разумеется, она не смогла бы дважды за один день покинуть свою семью. Это выглядело бы слишком подозрительно. Затем в мысли закрались сомнения. Что, если ее увидели? Что, если у кого-то в деревне есть бинокль и за ней шпионили? Что, если на нее донесли немцам и сейчас они придут за ним?
Хьюго бросило в холодный пот. Ему пришлось сделать себе строгое внушение, чтобы справиться со страхом. Конечно, никто не мог видеть их из деревни. Когда они подошли к руинам, облака нависали над вершинами холмов. Он сам только и мог, что едва разобрать ее очертания.
Зачем в тумане кому-то брать бинокль и осматривать местность, если это, конечно, не немецкий часовой, сидящий в наблюдательном пункте на вершине холма. Страх вернулся. Хьюго понимал, что не может почувствовать себя в безопасности ни на минуту. Его переполняло сочувствие к жителям деревни, которых в любой момент могли просто согнать на
