Голуби над куполами - Татьяна Владимировна Окоменюк
Лица слушателей не отразили никаких эмоций. «Нашел с кем обсуждать достоинства отечественного секс-символа, – подумал Павел. – Та еще аудитория: монах, иностранец и чел, потерявший память».
– Ладно, не в том трабла, – махнул он рукой. – Сидел я, короче, по второй ходке с хачем одним, большим ее поклонником. Задрал он уже всех дебильными песнями Сигги, которые круглосуточно гугнявил.
Однажды на рабочке я не выдержал и высказал ему свое мнение о творчестве певицы и о ее «неземной красоте». Хач выхватил из кармана сделанную из ложки заточку и пырнул меня в бочину. Вся моя непутевая житуха за миг пронеслась перед глазами, и я растекся лужей аккурат под плакатом: «Запомни сам, скажи другому, что честный труд – дорога к дому». После операции лепила[15] сказал мне, что я – фартовый, так как лезвие прошло в сантиметре от печени. Ливерка и крупные сосуды чудом спаслись – не изошел кровянкой. Шрам, знамо дело, остался, но с зеками эстетикой не заморачиваются – скажи спасибо, что вообще залатали.
После завтрака Русич сделал из технической ваты тампоны и, пропитав их чайной заваркой, прошелся по волдырям Павла. Затем присыпал их порошком из меловых таблеток. Чего-чего, а этого добра было у них выше крыши.
– Ты крещеный? – поинтересовался монах.
– Да, – произнес тот после некоторой паузы. – С какой целью интересуешься?
– Ложись на мое место и закрывай глаза.
Пашка безоговорочно выполнил указания отца Георгия. Он готов был на все, лишь бы прекратились зуд и жжение.
«О Господь мой, Создатель мой, прошу помощи Твоей, даруй исцеление рабу Божьему Павлу, омой кровь его лучами Твоими. Прикоснись к нему силою чудотворною, благослови все пути его к выздоровлению. Боль отступит, и силы вернутся, и раны заживут его телесные и душевные, и придет помощь Твоя. Слава и благодарность силе Господа. Аминь», – шептал Русич над страждущим, осеняя его крестным знамением. Маска страдания постепенно сходила с бесцветного, словно оберточная бумага, лица мужчины, и он уснул, убаюканный тихим монотонным голосом монаха.
– Где вас гипнозу учат: в монастыре или в семинарии? – поинтересовался Лялин, наблюдавший за действиями батюшки. – Ушептал ты нашего буйного, прям, как Каа Бандерлогов.
– Тихий голос дальше слышен, – улыбнулся тот. – Не гипноз это, а молитва, через которую человек подходит ближе к Богу и становится недоступным для болезней.
– Даже такой человек, как этот?
– В музыке всего семь нот, а какое количество произведений сочинено! Вот и людей в мире миллиардов семь, не могут же все жить одинаково. У кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Было бы желание жить, никого не осуждать, никому не досаждать. А ты, Юрий, себя блюди, а за грехами других смотрит Праведный Судья.
– Не могу, батюшка, – развел тот руками. – Работа у меня такая – следить за грехами других. Стало быть, я и есть тот самый праведный судья. Упрощенный земной вариант.
– Все мы под Богом ходим. Не суди, да несудим будешь, – поправил скуфейку на голове отец Георгий. – Владик, иди сюда. Будем твои раны обрабатывать.
Тот закатал штаны выше колен и уселся на скамью, что-то ворча себе под нос.
– Говорил я тебе, упрямцу: не ерепенься. Моча – мочой, а ничего целебней святой воды еще не придумано. Я вон на ней заварочку чайную настоял, чтобы цветом панацею твою напоминала…
Лялин расхохотался в голос. То, что происходило вокруг последние три дня, напоминало ему сумасшедший дом. Он чувствовал себя Алисой, по недоразумению, попавшей в Страну Чудес.
– Прошу прощения, что прерываю ваш диалог, – приложил опер руку к груди, – но не могу не поинтересоваться: где вы здесь взяли святую воду?
– Из крана в туалете, – простодушно ответил Владик.
От нового приступа смеха Юрий сполз на пол. «Как можно всерьез общаться с этими комическими персонажами?» – не давала ему покоя назойливая мысль.
Закончив обрабатывать язвы Владика, батюшка повернулся лицом к хохочущему Лялину.
– Любая вода, набранная из крана в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое января с 0 часов 10 минут до 1 часа 30 минут испокон века считается чудотворной. В это время «открывается небо» и молитва, обращенная к Богу, будет услышана.
– А как вы время без часов узнаете, если даже дни отмечаете таблетками на трубах?
– Так Храм Божий рядом, – прошелестел Русич сухими губами. – Крещенский сочельник – великий праздник и единственное время, когда с колокольни можно услышать особый Водосвятный Перезвон, сообщающий мирянам о чине Великого освящения воды. Его не спутаешь ни с каким другим. Это – поочередные удары от большого колокола к малому – по семь раз в каждый.
– Ну, слава богу! – выдохнул Лялин, заподозривший окружение в слабоумии. – Не так все и запущено в нашем колхозе.
– Не поминай имени Господа Бога всуе. Нехорошо это, – погрозил ему монах пальцем.
– Да ради бога! – ответил тот, и оба одновременно рассмеялись.
Дневную норму выполнили без Паштета – тот проспал до самого вечера. От мешков с готовой продукцией уже ступить было некуда. Все с напряжением ждали прихода бандитов. Тем временем пили чай и, как выразился белорус, плявузгали[16] о том, о сем.
Проснувшись, Тетух обнял Русича:
– Спасибо, батюшка, за помощь и сочувствие. Волдыри все пока на месте, но чесотка и кожный жар поутихли.
– Не меня благодари – Господа. Человек очищается и просветляется только через боль и страдания. А болезни посылаются нам для того, чтобы мы стали лучше и добрее. Не так важно, что с нами случилось, как то, как мы это восприняли, какие уроки вынесли из случившегося.
Паштет сел за стол, протянул руку к своей кружке с погнутой ручкой. Она была наполовину полной.
– Что тут?
– Святая вода. Попей-попей, не бойся. И каждое утро начинай с этого. Глядишь, и зарубцуется твоя язва. Негоже каждый день рвотой встречать.
Павел залпом осушил свой «тромбон».
– Так что ты там говорил о восприятии событий? Не въехал я. Типа, надо радоваться, что меня этой фигней обсыпало? А то б я не вкурил, как классно жить без заразы?
Русич уперся спиной о стену, разгладил рукой бороду, обвел присутствующих глубоким бархатным взглядом.
– Случайностей в жизни не бывает – все происходит по Божьему промыслу или попускается ради нашего спасения, отражая наше внутренне состояние и потребности.
На лицах присутствующих блуждала снисходительная улыбка. Один Владик был внимателен и серьезен.
– Послушайте лучше притчу и сами все поймете, – не терял надежды вразумить «паству» отец Георгий. – В больнице в одной палате лежали два тяжелобольных человека. Один – у окна, другой – у двери.
– Что там видно на улице? – как-то
